И потом на кухне уже в загородном доме все повторилось. И так будет всегда. Я знаю, что должна ему рассказать, что я все еще девственница. Но как о таком говорить парню? Тем более с которым, хоть ты и находишься в браке, но о духовной близости и речи быть не может. О котором ты ничего не знаешь, и он вряд ли когда-нибудь поделится своими секретами. Вот и выходило, что из-за моих сомнений получалось, что поговорить с Яроцким у меня духу не хватало, а от его близости потерять голову вообще ничего не стоило, и сразу становилось не до разговоров. Палка о двух концах.

Поэтому я с облегчением я выдохнула, когда появилась его мама. А за то, что Даня меня посадил под стол, хотела ему отомстить. Не пощекотать, но так немного подразнить. Я никогда не трогала мужские ноги. Рука сама, как под действием магнита, тянулась вверх, изучая его сильные мышцы. От съедаемого интереса я даже подалась вперед, и потом, когда поняла, в каком положении я нахожусь, закусила губу до боли от стыда. Я настолько увлеклась, что не слышала ни его, ни его маму. Слава богу, что он привел меня в чувства. Такого наобещал, что у меня уши загорелись, и снова эти бабочки в животе. Мне бы обидеться, а я как последняя дура, замерла в предвкушении. Даже фантазировать начала, что на меня вообще не похоже. Но его мама быстро привела меня в чувства. Я даже не до конца, понимала их разговор. И не верила, что так бывает. Нет, я знала много о болезнях и страданиях, но никогда ничего подобного, к счастью, не было в моей семье. Да и среди знакомых и друзей. А здесь вот так. И я слышала надломленный голос своего мужа, хотя он неплохо справился со своими эмоциями. Но мне почему-то все равно стало страшно. Мама – ведь роднее этого человека нет на всем белом свете. И когда я представила, что что-то подобное могло произойти с моей мамой, то не смогла сдержать слез. И чем дольше слушала разговор Яроцких, тем сильнее закусывала кулак, чтобы меня не услышали. А потом дала волю слезам. С трудом успокоилась, но Даня все равно заметил мои переживания. В душу лезть не стал, и на этом спасибо. И именно тогда попросил подождать. Можно подумать, у меня был выбор. Он мой муж и этим все сказано. Какие отношения нас бы не связывали, рога ему я уж точно наставлять не собиралась.

Маму Дани прооперировали несколько дней назад. Она в стабильном состоянии, но выпишут ее не скоро. Эту информацию я узнала от своей мамы, хотя сделала вид, что все это знаю. Что Даня мне звонит и делится со мной новостями. Но он мне не звонит. И это сводит меня сума. Я скучаю по нему. И пусть в нашей семье не все гладко, но мне хочется его поддержать в этот раз. Ведь сострадание и волнение присуще всем.

Две ужасно бесконечных недели. Я думаю о своем муже и жду звонка. И я всегда думала, что я терпеливая, но как оказалось не в этом случае. Я решаюсь позвонить ему сама. И мне даже повод не нужен. Я думаю узнать о здоровье свекрови – это нормально для снохи.

Только решиться-то я решилась, а вот набрать номер не могу. Не хватает смелости. Метаюсь по всему дому, а потом по комнате. И страшно, и умираю от предвкушения услышать его голос. Но так и не смогла. Легла спать. А когда проворочалась часа три, так и не сумев заснуть, вскочила, схватила телефон, и не глядя на время, просто нажала на вызов с номером телефона Дани.

Мое сердце колотилось, как бешеное. Как будто я не мужу звоню, а как минимум президенту. Я даже сжала одеяло кулаками, чтобы немного успокоиться.

- Алло.

- Привет, - почему-то получилось шепотом.

- Привет, - так же шепотом ответил Яроцкий.

- Ты занят? Если не можешь говорить, я перезвоню.

- Насть, что случилось? – теперь в его голосе слышалась усталость.

- Ничего. Я просто хотела узнать, как у вас дела.

В ответ тишина. И я понимаю, что не нужна Яроцкому ни моя поддержка, ни мое сострадание. И я полная дура, раз решила позвонить человеку, которому плевать на меня.

- Да хреново все.

Его ответ застает меня врасплох. Я на самом деле уже была готова сбросить звонок.

- Почему?

- Хочешь послушать мое нытье? – язвит Яроцкий.

- С мамой все в порядке?

- Да. С мамой все хорошо.

Я облегченно выдыхаю. И понимаю, что если не найду тему для разговора, то на этом все. Мне придется вежливо попрощаться. И просто иду ва-банк.

- А что тогда? Кофе в больнице невкусный? Или медсестры страшненькие?

- Нет, все не так плохо, - я даже вижу, как он улыбается. Потому что голос у него стал другой. Словно он рад меня слышать.

- Даже боюсь представить.

- Ну вот и не надо.

- Ой, рыжий, только вот не надо быть мужиком. Давай, побудь сопливой девчонкой и расскажи, что там тебя не устраивает.

- Да нормально все, - и пауза, которую я боюсь нарушить.

И мы молчим, словно оба хотим сказать что-то важное друг другу, но не решаемся.

- Домой хочу, - признается Даня, а я слышу, что не домой, а ко мне.

Я знаю, что все это мои выдумки, но не могу по-другому. Я слишком скучаю по этому парню. Но никогда в жизни ему в этом не признаюсь.

- Еще немного осталось. Что врачи говорят? Какие прогнозы?

- Еще недели две-три. А потом реабилитация дома.

- Ну отлично же.

- Вот и я говорю, что все нормально. Просто… я целый день с мамой, а ночевать приезжаю в квартиру. Кризис миновал, и теперь в клинике ночевать не разрешают. А вечером здесь одному тоскливо. Да еще и гребаный немецкий, который я не понимаю от слова совсем.

Яроцкий открыл мне частичку себя, а я не знаю, что ему сказать. Как помочь? В моем воображении Яроцкий один в квартире, где не хватает меня. Поэтому все мои предложения слишком пошлые и откровенные, что я ерзаю на кровати с бока на бок. Девочки не должны о таком думать.

- Здесь тоже не очень весело. Три дня были дожди. Правда, Маргарита Павловна не дает унывать. У нее всегда хорошее настроение и какие-нибудь вкусняшки с утра, - стараюсь отвлечься от своих мыслей об одиноком Дане и слава богу, он меня поддерживает.

- Да уж! С ней не соскучишься! Она - как телевизор, болтает без остановки, - Даня смеется, и мне так становиться так тепло, - а ты почему так долго не спишь?

И я говорю ему правду. Нет, не про то, как не могла решиться ему позвонить. А про то, что мне не спится. А потом про погоду, про то, как провожу свои будни. А Яроцкий рассказывает мне, чем он занимается весь день в клинике. Сначала говорить тяжело, нас обоих сковывает легкая неловкость, а потом мы даже подшучиваем друг над другом, как старые добрые знакомые.

Я не знаю, сколько мы проговорили, но довольно долго. И засыпала я с улыбкой на губах, потому что мне определенно понравилось разговаривать со своим мужем, его голос, его шутки – если бы не вынужденный брак, то возможно между нами что-то бы и получилось.

В последующие дни я ждала звонка от Дани, но он так и не позвонил. Мне казалось, что мы на короткое время нашли общий язык, и можно было бы продолжить общение, но я не могла переступить через себя и позвонить ему снова. Я сделала первый шаг, теперь был его ход. И, к сожалению, он его не сделал. Что говорило о многом.

Май сменил июнь. Знойный, цветущий. А я не находила себе места. Я знала, что мой муж скоро вернется и не знала, что нас ждет.

Я боялась, что он вернется без предупреждения. Что однажды я выйду на кухню, а он там. И я не знала, что ему сказать, как смотреть на него.

Но все оказалось более прозаично. Мне позвонил свекр и предложил встретить маму Дани и его сына на вокзале. В связи с перенесенной операцией авиаперелеты свекрови запрещены, и они добирались до дома сухопутным путем. Шорты, майка, легкий макияж и я уже мчусь в город, где мы встретимся с отцом Дани.

Поезд из Москвы задерживается. И я начинаю нервничать.

Во-первых, мы на вокзале не одни. Отец Даньки привез помощников. Потому что Анна Дмитриевна еще слаба и нуждается в посторонней помощи. И я как бы не против того, что ей сейчас помогут, но я и так боюсь своей встречи с мужем, а тут еще куча свидетелей. Надеюсь, им будет не до нас. А, во-вторых, внутренний трепет, который охватил меня с ног до головы уже на вокзале. Я летела сюда, не думая не о чем. Для меня главным было приехать вовремя. А когда я успела, и теперь осталось только выйти на перрон, у меня началась паника. Все мои страхи и мысли прямо сейчас заставляли мое тело дрожать, и я нервно мерила шагами здание вокзала. Мое состояние никто вроде не замечал, потому что все были во взвинченном состоянии, и это немного успокаивало.

Полчаса ожидания мне показались вечностью. И вот когда мы уже стоим на перроне напротив нужного вагона, я изо всех сил стараюсь казаться равнодушной.

Первой я вижу свою свекровь. До выхода ее сопровождает медсестра и медбрат. А дальше ее подхватывают под руки два крепких парня, приглашенных отцом Дани. Она бледна, но все равно хоть и вымученно, но улыбается. Я обнимаю ее. Ее движения замедлены, и она с трудом держится на ногах.

Дани нет.

Спросить где он, я не решаюсь. И хорошо. Потому что через несколько мгновений я вижу в тамбуре своего мужа. В джинсовых шортах и белой футболке с сумкой, перекинутой через плечо. Он спрыгивает на землю и оказывается лицом к лицу со мной. Его глаза изучает мое лицо и в итоге останавливаются на губах, а у меня во рту все пересохло и ноги, кажется, одеревенели. Я не могу произнести ни звука, не то, что слово. Я тону в его глазах. Я не слышу звуков и никого не вижу.

Неожиданно Даня склоняется ко мне и шепчет:

- И я рад тебя видеть, ведьма. Но нас все смотрят.

Он легко касается губами моего лба, скользнув свободной рукой по талии, и я таю от его внимания. И я не понимаю, как я могла забыть насколько сладки его прикосновения. Думала, что помню все до последней мурашки. Но реальность намного круче.