В знак согласия с ним воины ударили мечами о свои щиты. У Эдит подкосились ноги. Сто плетей. Это же верная смерть!

— Вы так плохо обо мне думаете? — спросил Бранд, не обращая внимания на поднявшийся шум. — Что я собираюсь грабить и жечь? Поэтому жертвуете собой?

Она с усилием расправила плечи.

— Я хочу, чтобы это судилище закончилось. Вы намерены наказать нортумбрийца. Накажите меня, и покончим с этим.

— Это самое судилище, как вы выразились, было вашей идеей. Я думал, вы хотите найти истинного преступника. Кого вы подозреваете?

Эдит обхватила себя за талию. Не могла она обвинить Хильду, не имея ни единого доказательства ее вины. Кузина лишится чувств, едва завидев плеть.

— Никого. Я не знаю, кто это сделал.

— Вы должны знать. — Бранд повернул к ней свое ожесточенное лицо. — А может, таким образом вы признаете свою вину, леди Эдит? Иначе откуда на вашем платье солома?

Эдит поднесла руку к горлу. Все это было словно дурной сон.

— Просто я не хочу смотреть, как страдают невинные, — прошептала она пересохшими губами. — Я не лгала вам. Я действительно случайно зашла на конюшню. Но я готова принять наказание за других. Я не могу иначе.

— Я… Я знаю, кто это сделал! — раздался тонкий голосок. — Леди Эдит не виновата. Не трогайте ее. Так неправильно.

По толпе пронесся вздох изумления.

— Кто это сказал? — прогремел Бранд, всматриваясь в толпу. — Выйди вперед и говори.

— Это я, сир. Я все расскажу.

Ее сердце тревожно забилось. Годвин. Вот уж кто точно ни в чем не виноват. Ему не хватило бы силенок, чтобы поднять чучело, да и шлем он не отважился бы украсть.

Мать Годвина бросилась на колени и взмолилась:

— Простите моего сына, сир. Он всего лишь маленький мальчик и сам не знает, что говорит. Прошу вас, пощадите его! Он еще совсем дитя.

— Я знаю, что говорю, мама. И я видел того, кто это сделал, — упрямо сказал Годвин и, вырвавшись из материнских объятий, уперся кулаками в бока. — Чем наказывать леди, норманнский ярл, лучше послушайте, что я расскажу.

Эдит закусила губу. Годвин не мог никого видеть. Это была отважная, хоть и обреченная на провал, попытка защитить ее.

— Бранд, — тихо произнесла она. — Он просто маленький мальчик, единственный сын своей матери. Он не сделал ничего плохого.

— Иди сюда, Годвин, чтобы всем было хорошо слышно. Тебе нечего бояться. — Властно поманив мальчика рукой, Бранд бросил на Эдит острый взгляд. — Ты увидишь, что норманнское правосудие справедливо к тем, кто говорит правду.

Годвин вышел вперед. С непокрытой головой он встал напротив Бранда, а потом поднял глаза, и в его взгляде загорелась решимость. Эдит подумала, что в эту минуту Этельстан, его погибший отец, несомненно гордился бы сыном.

— Я верю, что вы будете справедливы, сир.

— Откуда ты знаешь, кто это сделал, Годвин? — спросила Эдит, не обращая внимания на сердитый взгляд Бранда. Неужели он не видит, что мальчишка храбрится из последних сил? — Ты же должен был спать у себя дома.

— Клянусь, так оно и было, миледи, — закивала его побелевшая от страха мать. — Из-за этого переполоха с норманнами, я закрылась на все замки и всю ночь просидела, не сомкнув глаз. А мой сын спал на чердаке.

Повернувшись к Бранду, Эдит простерла руки в надежде, что он понял. Мальчик не мог быть свидетелем преступления.

— Вот видите.

— Я хотел посмотреть на воинов, леди, — Годвин низко поклонился ей. — Прошу у вас с матушкой прощения. Вечером я выбрался с чердака и слез вниз по стене. — С гордым видом он засунул пальцы за пояс. С каждым последующим словом его голос набирал силу. — Я ведь очень хорошо умею лазать. В общем, я пробрался в замок и послушал песни барда о подвигах Бранда Бьернсона. Но я решил не возвращаться домой, чтобы не будить матушку, поэтому пошел на конюшню и переночевал там в стоге сена.

— Это правда, миледи, — крикнул один из конюших. — Там я и нашел его.

Бранд присел на корточки напротив парнишки. Он точно что-то видел. Бранд это чувствовал. Странным образом Годвин вызвал в памяти воспоминание о том, как много лет назад в Норвегии другой мальчик прятался под столом, чтобы посмотреть, как отец пирует со своими товарищами. Годвин что-то знает. Как бы Эдит не старалась уверить его в обратном.

— Скажи, что ты видел, мальчик? Кто из нортумбрийцев сделал это?

— Это был не нортумбриец, сир. Тот человек был не из местных.

Бранд с тяжелым сердцем поднялся на ноги. Не может быть. Парень ошибся. Ни один из его соратников не осмелился бы на такое.

— Вот как? Объясни. Ты хочешь сказать, это был норманн?

Годвин едва заметно кивнул.

— Думаю, что так, сир. Я уверен.

— И ты позволишь этому парню наговаривать на нас? — взревел Хререк. — Лучше накажи леди Эдит!

Члены фелага, соглашаясь с ним, застучали мечами и топорами по своим щитам. Бранд нахмурился. Интересно, зачем Хререк поспешил перебить мальчишку?

Он поднял руку, и норманны мгновенно замолкли.

— Я хочу выслушать мальчика до конца.

— Кого ты видел, Годвин? — Эдит взяла его за плечи. — Скажи правду и ничего не бойся.

— Я видел… Я видел его. — И Годвин указал на Хререка. — Это он повесил чучело, а теперь хочет свалить вину на вас. Он плохой человек.

Здоровяк-норманн побагровел и принялся громко возмущаться:

— Я? Да зачем вообще мне это было надо? Я просто искал свой шлем, потому и пришел поздно. Меня не было на конюшне. Я даже лошадей не люблю!

— Ты можешь доказать свои слова, Годвин? — спросил Бранд. Хререк… С тех пор, как Хальвдан облагодетельствовал его, Хререк начал вести себя вызывающе, балансируя на грани наглости и открытого неповиновения. Хотел ли Хререк подорвать его авторитет? Такое случалось, когда во главе фелага стоял слабак. Но Бранд гордился тем, что стал для своих людей хорошим лидером, каким прежде был Свен.

Он стиснул челюсти, отчаянно желая получить доказательства. Хререк слишком давно состоял в его дружине, поэтому его было невозможно обвинить на основании слов маленького мальчика. Но нутром Бранд чувствовал: Годвин не обманывает. Он видел именно Хререка. И история со шлемом косвенно подтверждала его правоту.

— Нельзя вот так просто обвинить воина.

Глаза мальчика наполнились слезами, и Бранд снова вспомнил свое детство. Он был немногим младше Годвина, когда рассказал отцу, что его жена издевается над его матерью. Никто не поверил ему и не встал на его сторону. Его обвинили во лжи и избили. Лишь много позднее, когда его мать умерла, отец случайно узнал, что он говорил правду.

— Я знаю, сир. Но я не хочу, чтобы леди Эдит наказали.

Воины зашумели.

— Мальчишка обвиняет Хререка? Каков храбрец! — кричали одни. Другие, возмущенные обвинением их товарища, громко протестовали, требуя доказательств.

Напряжение нарастало. Хререк был весьма популярен среди определенной группы воинов. Меньше всего Бранд хотел расколоть фелаг надвое и заставить своих людей выбирать чью-то сторону. Это был бы худший из всех возможных вариантов.

Нужно найти способ вывести Хререка на чистую воду, если тот и впрямь метит на его место. Иначе он потеряет все.

— Он не говорил… — В глазах Годвина блеснула слеза.

— Ясно. Значит, доказательств нет. — Бранд кивнул. — Может быть, ты ошибся? Ночью было очень темно.

— Было полнолуние, — сказал Годвин. — Я все видел и хорошо его рассмотрел. Он шел, немного прихрамывая.

— Годвин, — сказала Эдит, присев. — Нельзя обвинить норманна без доказательств. В темноте ты мог обознаться. Бранду Бьернсону нужно доказательство, которое можно взять в руки или увидеть своими глазами. Тот человек ничего после себя не оставил?

Годвин склонил голову набок. Бранд ждал его ответа, молясь, чтобы тот вспомнил хоть что-то значимое. Наконец лицо мальчика просветлело.

— Я нашел фибулу. Она лежала на земле, когда он ушел. — Годвин полез за пазуху.

— Можно взглянуть? — Бранд протянул руку.

Мальчик подал ему круглую брошь, и Бранд мысленно вознес хвалу богам. Не было нужды спрашивать, чья это фибула. За последние десять лет он видел ее бесчисленное количество раз и даже мог вспомнить, когда Хререк купил ее. Он сжал фибулу в кулаке, не почувствовав, как застежка впилась в ладонь. Боль от предательства была сильнее. От кипевшей внутри ярости хотелось кричать. Он должен был давно догадаться, но предпочел не замечать очевидное.

— Говоришь, тебя не было на конюшне, Хререк?

— Так он и сказал! — подтвердил один из друзей Хререка. — Лично мне его слова достаточно. Член фелага не лжет своему лидеру.

— Если только не хочет занять его место, — спокойно проговорил Бранд. — Кто-нибудь из вас желает бросить мне вызов?

Он ждал, что Хререк вызовется на бой, но тот молчал, скосив глаза в сторону. И это нерешительное молчание определило его участь. На сердце Бранда легла тяжесть, но он знал, что должен покончить с этим здесь и сейчас.

— Сколько плетей ты просил для преступника, Хререк? Освежи мою память.

— Сотню, — напомнил Годвин.

— Я сказал, что ее надо выпороть! — Глаза Хререка вызывающе сверкнули.

— Ты можешь объяснить, как твоя фибула оказалась на конюшне? — Бранд сунул брошь ему под нос.

— Я…

— Наверное, ты планировал проучить меня? Ты считал, что заслуживаешь почестей больше, чем я? Что после смерти Свена именно ты должен был стать лидером фелага и получить титул ярла? — Праведный гнев охватил Бранда.

Хререк облизнул губы.

— Мне нечего сказать. Ты достойный лидер. Я бы не осмелился потеснить тебя, ты сам знаешь. Вспомни Константинополь.

Смешанное чувство отвращения и разочарования заполонило Бранда. Нет. Хререк не хотел действовать напрямую. Он собирался подорвать его авторитет мелкими пакостями и дождаться, пока кто-нибудь другой не предъявит права на лидерство, чтобы потом переметнуться на его сторону. К его горлу подкатила тошнота от вероломства этого плана.