– Там дождь, – сказала она. – Надо взять зонтики…

Дверь легонько хлопнула.

– Курить под шум дождя – сплошное удовольствие. Не знаю почему, но в дождь хорошо курится… – продолжала Мария, не замечая, что осталась одна.

Не меняя позы, она смотрела в окно. Наконец уставшие глаза закрылись. Рука с погасшей сигаретой повисла между кроватью и полом, почти касаясь брошенных на пол чулок с ажурными резинками. На стуле небрежно повисло открывающее спину и плечи элегантное платье.

Погружаясь в дрему, Мария вспоминала встречу с Тонино…

* * *

Они стоят в саду. Вокруг, сколько хватает взгляда, – холмы, покрытые разноцветными весенними коврами. Художник поместил их двоих в картину, где красота природы обозначилась не чем-то сильным – горами, морской волной или вулканом, – а абсолютно мирными линиями холмов. Но из-за того, что эти линии уходят за горизонт, простая природа обрела неожиданную мощь.

Кривые камни вперемешку с травой создают впечатление, будто земля вокруг – необитаема. Перед ними – арка, сложенная из тех же камней, созданная Художником в принципиально наивном стиле.

– Арка – это начало чего?

– Арка – это начало известности для неизвестных. Я сделал этот памятник для людей очень хороших, но которым не досталось славы… Так часто бывает.

Он берет ее за руку, ведет дальше… И вот они уже идут между деревьями, усыпанными маленькими яблоками с зелено-медным отливом, словно сделанными из тяжелого металла. Яблоневый сад простирается далеко-далеко и кажется бесконечным.

Мария трогает светящееся тусклым светом яблоко. Кажется, это плод не природы, а произведение мастера по литью. Не решается сорвать.

– Никогда не видела таких…

– …Подобные сорта росли очень давно, когда норманны завоевывали эти земли. Сорт исчез – он сохранился только здесь, в Саду забытых фруктов…

Художник тянет ее за руку, влево, из-за деревьев выступает небольшая побеленная каменная часовня с простой дощатой, в трещинах, дверью, потускневшей от дождей и ветра… Хочется потянуть дверь на себя, услышать скрип заржавевших петель. И конечно, заглянуть внутрь, где явно скрывается какая-то тайна.

Но дверь не поддается. Старик улыбается:

– Это – часовня Андрея Тарковского. Ты не сможешь войти туда, потому что там – его мир. А в этот мир никто не смог войти. И это хорошо… Ты лучше посмотри сюда…

Неподалеку, на маленькой полянке среди деревьев, лежит на земле бетонный круг, похожий на гончарный. В центре «растут» изящные и, как это ни удивительно, хрупкие чугунные розы. Мария смотрит на отбрасываемые ими тени – и вдруг понимает, что это – два профиля.

– Что это такое?

– Сейчас увидишь, – отвечает Художник.

На ее глазах солнце двинулось к горизонту, все быстрее, быстрее, быстрее… Профили постепенно приближаются друг к другу, сливаются в предзакатном поцелуе.

– Это Мазина и Феллини. Они очень любили друг друга, и я решил повторить их в розах. Я очень любил их. Люди сооружают памятники, но я решил создать свой…

Они переносятся из сада к древней каменной башне. Здесь, в зарослях травы, – две каменные плиты. На одной написано: «Посвящается Феллини». На другой: «Мазина, перестань плакать. Феллини».

– Эту фразу он часто говорил своей жене, – поясняет Старик.

Картинка вокруг снова меняется. Вместо деревьев и башни возникают небольшие каменные ковры, выложенные разными узорами…

– Я сделал это, чтобы сохранить все то, что уходит… Некоторые ковры посвящены ушедшим великим мастерам – Рафаэлю, Данте… Другие – никому не известным художникам. Но в любом случае я сделал эти ковры, чтобы про ушедших вспоминали чаще…

Они идут от ковра к ковру. Мария все больше и больше понимает, что ей удалось приблизиться к чему-то, где наверняка ей будет лучше. Это было так похоже на ее «африку». И в этом мире, так же как это делает Художник, ей предстоит создавать другую реальность, населяя циничный мир своими другими героями.

– Ты угадала… Не все хорошее и доброе, что ты хочешь донести до людей, делается с помощью твоей работы. Иногда просто образ женщины в тени, отраженной в зеркале, может объяснить мир людям лучше, чем бесконечный поток суетливых слов…

Глава 3

С шумом захлопнувшаяся дверь вытащила ее из сна.

Еще не очень понимая, где находится, улавливая в воздухе лишь свежий запах дождя, Мария повернула голову. Василий стоял на пороге, промокший с головы до ног – он все-таки не взял зонт! – с резиновыми сапогами в руках. Она смотрела на него заспанными глазами. Заспанными и счастливыми.

Василий отбросил сапоги. Не снимая намокшей куртки, рухнул в постель. От него пахло дождем и Венецией. Мария прижалась к нему, губами впитывая и дождь, и Венецию.

– Нам повезло. – Василий тормошил ее волосы. – Прилив! Катаклизм! Холл гостиницы в воде. И кругом – вода. Представляешь? Люди сидят в барах и ресторанах по колено в воде. Здорово! А ты спишь. А там – такое!

– Уже не сплю.

– Да! У нас есть одноразовые сапоги. Мы пойдем по воде. На площади Сан-Марко выстроили специальные мостики, чтобы ходить по ним, но можно – по воде!

Сан-Марко, Бродский, «Смерть в Венеции», полузабытые старые открытки – все хлынуло разом, разбудив ее окончательно…

– Мы пойдем на площадь?

– Йес, мэм! Погуляем по городу, а вечером окажемся на площади Сан-Марко и, как последние лоховские туристы, будем потреблять ужин в самом знаменитом кафе. Ваши мечты сбываются, мадам?

– Да… Хорошо… – Она потянулась. – Жизнь продолжается…

– Нет, дорогая… Жизнь только начинается!

В резиновых сапогах, укутанные яркими дождевиками, они нисколько не походили на идиллическую пару с рекламной картинки, из условно-романтического пейзажа-клише, и были абсолютно счастливы. Бродили вдоль одиноких каналов, по маленьким извилистым улочкам, вдоль старых домов, галерей, соборов, сувенирных лавок. Болтали, на время забегали в кофейни и снова бродили по улицам.

Василий скрылся в книжной лавке. Мария сделала шаг вправо, нерешительно прошла по улице антикварных магазинов. Оглянулась. Вдруг поняла, что решительно заблудилась. Покрутилась в поисках книжного магазинчика. Или Василия. Не нашла.

Взгляд зацепился за витрину. Там, за стеклом, под стекающими струями воды ожили венецианские маски. Они плакали, ухмылялись, подмигивали, зазывая Марию в свой лицедейский мир. И она поддалась на их заигрывания, подобно провинциалу, жаждущему острых ощущений в необыкновенном городе.

Приветственно звякнул колокольчик.

– Can I help you? – Обаятельный молодой человек – хозяин антикварной лавки появился из глубины мгновенно, словно ждал ее в эту непогоду.

– Нет, спасибо, я только посмотрю, – ответила она по-английски.

Молодой человек, обласкав ее располагающей улыбкой, вернулся к своим делам за конторку.

Мария постояла возле старинных венецианских шкафчиков. Перешла к церковной утвари. Повертела в руках подсвечник на двух львиных лапах с потускневшей позолотой. Удивилась его легкости. Деревянный?

– Откуда это?

– Это восемнадцатый век, но не Венеция, – пояснил молодой человек, видя ее замешательство. – Слишком простые. Это Тоскана. Тосканские церковные подсвечники. Обычно их покупают, чтобы делать лампы. На них навешивают абажур…

– Как здорово…

Вспомнила, что Гуэрра живет недалеко от Тосканы. Представила себя хозяйкой палаццо. Она купила бы эти подсвечники. И обязательно расставила бы в залах венецианские шкафчики… «Ты совсем с ума сошла от романтики! – упрекнула она себя. – Замечталась! Василия искать надо, а не воображать невесть что…»

Она поставила подсвечник на место, в последний раз окинула взглядом помещение, где жались друг к другу одинокие осколки прошлого, разных судеб, где перемешались время и страны. Попрощалась с хозяином. Потянулась к ручке двери. И – замерла.

Из пыльного угла, где в тяжелой, почерневшей от времени раме стояло зеркало, на нее смотрела темная женщина без лица. Кто она? Мария подошла поближе. Амальгама местами стерлась, потрескалась, рассыпалась мириадами изломанных линий…

– Это зеркало, семнадцатый век…

Не в силах отвести взгляд, Мария рассматривала свое искаженное временем отражение. Это она? Нет, не может быть. Это – другая женщина. Или – она, но много старше.

Отражение притягивало. Мария сделала шаг навстречу и – замерла. Медленно, очень медленно антикварная лавочка начала приходить в движение. Стены сдвинулись по часовой стрелке, с каждым оборотом все ускоряя темп, закручиваясь в спираль. Отражение исчезло, трещины на амальгаме стали множиться, разрастаясь, увеличиваясь в размерах, давая выход чему-то неизвестному, страшному… Сквозь щели сочилось красное. Горло сдавило спазмом. Из глубины послышались стоны, детский плач, крики…

– Ах вот ты где?! – Знакомый насмешливый голос выдернул ее из кошмара. Мария отшатнулась. Два шага назад – и вот она уже рядом с Василием. Все мигом встало на свои места. – Я обыскался уже, начал бояться: ты ведь вообще не ориентируешься в пространстве! Ну что тут у тебя? Зеркало? Ух ты, наполеоновская эпоха! Красивое… старое. Наверное, стоит страшных денег. Пошли отсюда. Нам надо попасть еще в тысячу мест!

Василий потянул ее к выходу. Зеркало словно нехотя прощалось с ней. Мария бросила через плечо последний взгляд: темное отражение будто повернулось к ней спиной и… растворилось…

– А кстати, – обернулась Мария на пороге, – сколько стоит это зеркало?

Молодой человек снова улыбнулся, и в этот раз в его улыбке ей почудилась причастность к тайне:

– Мне жаль, синьора, оно не продается…

Глава 4

– Смотри, Мария, дождь закончился!

Отлакированные водой автомобили стояли в лужах, где пузырились последние капли. Мария поежилась. Как будто кто-то специально включил дождь и теперь неожиданно выключил. И вдруг Мария как-то сразу, во всем теле – от головы до пят, – резко почувствовала усталость. Ну почему, почему, спрашивала она себя, она все еще старается удержать связь с реальным миром? А ведь это – ошибка… Может, лучше покориться? И наконец согласиться на предложенный плывущим городом сценарий?..