«И все-таки второе», – решила для себя Мария. Но отступать не собиралась. Ведь если этот научный сотрудник, пусть и бывший, но светлая голова и умница, не понимает, казалось бы, элементарных вещей – пиши пропало. Значит, шансы убедить остальных и вовсе равны нулю.

– Ваше желание мне понятно, Борис Васильевич. И ясна принципиальная позиция. Но в ней кроется несколько заблуждений. – Она старалась говорить ровно, подбирая каждое слово. – Мы, демократы, тоже за сильное государство. Но мы считаем, что его основные функции вовсе не экономические, как вы думаете, а социальные. Это безопасность, армия, пенсионеры, бедные, инвалиды, начальное и среднее образование, здоровье нации. Вот что главное! А у нас все перевернуто! И раньше, в прежние времена, было перевернуто. Было плохо, а стало еще хуже. Власть торгует с утра до вечера: нефть, газ, недвижимость, то, другое…

– Да откуда ж ему денег взять на пенсионеров, бедных и инвалидов и, как вы говорите, медицину, если вы пытаетесь отобрать от государства право на эти нефть, газ, то и другое? Отобрать его собственность?

– Собственность? – Мария не то чтобы рассердилась, но завелась. – К сожалению, у государства есть собственность! Например, ЖЭК. Вот вы приходите туда, и что? Начальнику ЖЭКа на вас плевать, и ваши проблемы остаются только вашими. Тот человек, который приходит к вам трубы чинить, – ему тоже на вас плевать, и эти трубы все время текут! Те, кто делает капитальный ремонт, – им тоже наплевать, поэтому они делают его раз в двадцать лет и плохо! Вот вам классический пример государственной собственности.

А теперь возьмем пример частного капитала, который сдает офисы в аренду и получает с этого прибыль. У них и трубы новые, и компьютерная связь, и современный ремонт. Они знают: если сделают плохо, их офисы никто не будет снимать. Это, Борис Васильевич, называется кон-ку-рен-ция. Государство же ни с кем не конкурирует. И плевать ему на нас поэтому!

Вы говорите: потребитель ничего не имеет в нашей экономике! Так потому и не имеет, что все, что выгодно, забирает государство. А все, что не выгодно, – отдает частному капиталу. И вы умираете от этих цен! Вы не можете толком ни учиться, ни лечиться, нет дорог, коммуникаций… Потому что все это – государство, как вы сами этого хотели, но сильное в своей бесконтрольности и безответственности!

– Простите, – в дверь просунулась голова помощника, – там упорно звонит какой-то дизайнер… Просит соединить. Говорит, договорился…

– Костя! – взвилась Мария. Сейчас, сию минуту, заставить сидящего напротив мужчину прийти к простой и правильной мысли было, возможно, главной задачей ее жизни! Но слово «дизайнер» остудило ее. Василий? Он что, позвонил? Впрочем, никто не должен заметить волнения. – Я занята! Просила же: не соединять. Дайте мой мобильный – пусть позвонит вечером.

– Мобильный? Вы уверены? – От удивления Константин застрял в дверях и не исчез.

Связи и контакты всегда находились в его руках. Номер Марии не то чтобы был засекречен, но круг доступа к нему оставался довольно узким.

– Да, мобильный! Мы начинаем новый проект. Это – друг моих знакомых, – пояснила она, на ходу придумывая «легенду». Не найдя, что еще сказать – какой, к черту, проект? какие знакомые? – демонстративно отвернулась к собеседнику: – Давайте продолжим…

– Вы знаете, Мария, – разволновался Борис Васильевич, – я как-то думал вот и об этом тоже, о чем вы сейчас говорите. Но не такими словами, конечно… И где-то даже, могу сказать, я с вами согласен. Но все же признайте: не частного человека это дело – нефть или там газ. Такие глобальные, можно сказать – стратегические отрасли, широкомасштабные по своему объему экономические ресурсы способно осилить только государство.

– Это иллюзия… – выдохнула Мария. – Вы, как и многие, наделяете власть сверхчеловеческой силой. В силу особенности российской истории мы никак не можем отрешиться от благоговения перед властью. Относимся к ней, как к Богу – всесильному и всезнающему. А власть – не Бог. Органы госуправления состоят из самых обычных людей. Подверженных обычным человеческим слабостям. Как и вам, этим людям свойственно заблуждаться и совершать ошибки. Поэтому их надо поправлять и контролировать.

– Послушайте… Мне все это надо обдумать. – Борис Васильевич приосанился и подхватил свой кожаный чемоданчик. Затем подошел к столу и по-деловому пожал Марии руку. – Признаться, я удивлен. Вообще не ожидал, что наша встреча так сложится. Знаете, когда вы, демократы, по телевидению спорите, мы, ну, народ то есть, ничего понять не можем. А все, что вы тут сейчас сказали… В общем, подумаю я еще…

* * *

«Ауди» летела по заснеженной дороге в направлении дачи. Это в выходные, с вечера пятницы колеса служебных машин расчищали путь до черного дна. Но сейчас, в середине недели, блестящий снег лежал тонким и ровным слоем. В сумерках, освещенный фонарями, он казался Марии нежно-голубым.

Ее рука потянулась включить «Эхо Москвы». Но было настроение другое, и она включила «Радио-классик». Салон наполнился джазом. You don’t know what love is… Синкопы старенького фортепиано. С белыми расшатанными клавишами и черными руками пианиста. Сбивчивый монолог саксофона. О вечном, вечернем, рожденном луной и чикагским закатом.

Машина остановилась у беседки. В свете фар неожиданно вспыхнули и тут же погасли тысячи мелких снежинок. Мария поднялась в кабинет. Бросила на диван мобильный телефон. Включила программу новостей и, не найдя ничего интересного в ворохе скопившихся за время своего отсутствия газет, уютно устроилась в кресле. Внизу, в столовой, часы в стиле сталинского ампира пробили одиннадцать раз.

На мелодию мобильника для неизвестных вызовов – короткую и тревожную – Мария откликнулась сразу. Осторожно взвесила на ладони вибрирующий от нетерпения пластик. Равнодушным голосом, противоречащим застывшей в глазах улыбке, произнесла:

– Алло! Я вас слушаю.

– Добрый вечер.

– Добрый. С кем имею честь?

– Беспокоит вчерашний собеседник… С надоевшим вам, наверное, предложением посетить выставку. Наглость простительна, так как звоню по мобильному с разрешения вашего помощника.

– Да-да. – Она сделала вид, что смутно припоминает. Убедительно ли? – Вы, кажется, звонили. Днем. Но я была очень занята. Итак: выставка. «Новое начинание», как вы говорите. Гламур и большая политика. А я… в роли переговорщика… Когда, где, в какое время?

«Черт, слишком неформально получилось… Явно себя выдаю…» Впрочем… Она и так целый вечер пыталась обмануть трубку, что не ждет и даже не думает ни о каком звонке.

– Все запомнили! Надо же, просто умница! – донесся легкий смешок, сдобренный ощущением первой победы, за которой, без сомнения, последуют и остальные. – Завтра на территории кондитерской в прошлом фабрики, в девять часов вечера.

– Фабрики? – не поняла Мария.

– Да! Вообразите: кирпичное здание фабрики девятнадцатого века, бывший цех, а в нем – дизайнерские фантазии века двадцать первого! – Мария с трудом представляла, в чем прелесть подобного гранжа. Не получив от нее ожидаемого возгласа восторга, Василий обиженно пояснил: – Мне кажется – это тонко и концептуально. Типа «старое – новое» – что победит.

– Действительно интересно – что…

Она ждала продолжения. Ловила себя на мысли, что наслаждается звуком его голоса. Удивляется ранимости. Василий продолжал, не то убеждая, не то оправдываясь:

– Там будет много забавного народа, прессы – все как всегда. Тусовка, знаете… Но занимательная, не совсем пустая… И кстати, моих работ там нет, но все равно интересно… Во всяком случае, я надеюсь, и для вас тоже…

– Звучит заманчиво… Значит, завтра в девять? Сейчас, секунду, я посмотрю на график. – Мария закрыла глаза и вспомнила расписание на следующий день. После семи часов вечера – ничего. Разочарованно вздохнула: – Как жаль! У меня прием в посольстве. Ужин с рассадкой. Я заранее дала согласие. Теперь уже невозможно отказаться…

– Ну вот, – протянул молодой человек. – А жалко. Ну ладно. Значит, не судьба. Приглашу вас в следующий раз…

Мелькнула задорная мысль: как здорово отказать мужчине, который к отказам женщин не привык. Но рисковать не стала:

– А у меня есть удивительное встречное предложение: выпить чаю в центре, в кафе «Метрополь». У меня там деловая встреча, я закончу к семи. Поболтаем, а потом разбежимся: кто – в посольство, кто – на выставку…

– Легко! В семь буду. До встречи!

Василий дал отбой чуть раньше, чем она успела попрощаться, и, вероятно, за долю секунды до того, как она могла бы успеть передумать.

Глава 3

Густой полумрак кафе смешивался с табачным дымом. Здесь было все основательно и тяжеловесно: огромные бронзовые люстры, помпезные кресла в стиле барокко, тяжелые полированные столики, сверкающие серебряные подносы. Все – солидно и богато.

В громадных зеркалах отражались темные фигуры завсегдатаев. Возможно, посторонний взгляд отметил бы некоторый диссонанс между представителями российского делового сообщества и барокко. Но истеблишмент всегда ощущал себя здесь комфортно. Им казалось, что обстановка соответствует их элитному положению в обществе.

Напротив Марии сидел худой, немного сутулый мужчина, ее ровесник. Он явно жаждал прослыть элегантным. Но дорогой костюм от Армани сидел на нем, как говорится, никак.

– Дмитрий, ну сколько можно заниматься политическим пиаром?! Сколько можно принимать законы, которые не работают?! Тоска… – говорила она взволнованно, ища в его глазах хоть толику понимания… – Надоело вечное бла-бла-бла… Надоело болтаться в телевизоре! Пора заняться делом хотя бы на ограниченной территории. Например, стать губернатором… Я готова взять на себя ответственность и попробовать что-то сделать.

Но снова и снова натыкалась на холодный, бесстрастный взгляд. Не человек – компьютер!

В присутствии Марии Дмитрий всегда испытывал странное, несущее раздражение чувство. Если бы его спросили, он не смог бы ответить какое. Он списывал свое состояние на ее умение создавать дискомфорт. На нежелание следовать элементарным правилам.