Вот сейчас, например, ей ровным счетом плевать, что соседи слышат их разговор. Что на них уже стали оглядываться. Что администратор дважды покосился в их сторону. И к тому же – Мария несет полную чушь. Он посмотрел на нее, как уставший от капризов ребенка отец:

– Охолонись, дорогая! – поставил на место. Бросил оценивающий взгляд, словно решал, дать ли девочке шоколад вместо требуемой игрушки. Наконец определился: – Да, скоро выборы губернатора. Хочешь – можешь поучаствовать, нам даже выгодно. Но победить не дадим…

В обертке из-под шоколада оказалась «пустышка».

– Какого черта?! – Проходящий мимо официант вздрогнул и чуть не выронил поднос, но Мария позабыла про условности. В конце концов, она зря распиналась здесь почти час? Он так ничего и не понял? – Вас что, все устраивает?

Дмитрий дал выход своему раздражению:

– Ты столько лет в политике, а рассуждаешь, как романтическая барышня! Игра круче и сильнее!

Увидев немой вопрос в ее глазах, соизволил прояснить ситуацию:

– После губернаторских выборов – президентские… Нам нужны контролируемые голоса за президента – это раз. Если губернатор проиграет свои выборы, с горя попрет на президентские; нам это не надо – это два. Ты в эту игру не вписываешься…

В утешение добавил:

– Играй в парламент. Он пустой, мало что решает. Но ты-то там королева! Что тебе еще надо?

Мария действительно ощутила себя маленькой девочкой. Он ведь, увлекшись, разве что по голове ее не погладил! «В эти игрушки играй, в эти – не играй!» Ей хотелось выпалить: «Я уже выросла из ваших дурацких игр!

Мне вообще не нужны никакие игры! Я хочу решать и влиять!»

Но не стала. Быть в глазах Дмитрия романтической барышней – возможно и выгодно. Иногда удобно, когда тебя недооценивают. Но выставлять себя дурой не хотелось. Он ведь и сам на полном серьезе играет. Переставляет любимых солдатиков: «К бою готовсь!» – а потом небрежно скидывает их в коробку. Интересно: при этом понимает, что и он – оловянный солдатик?

Мария последовала совету – остыла. Ничего специально не делала – просто так вышло. Что-то внутри сдохло, и все. Вдруг стало невообразимо скучно.

– Нет, Дим. Мне чистый пиар неинтересен… – В последней попытке пробиться сквозь стену, а может, так – в желании просто пальнуть в нее из игрушечного пистолетика, заметила: – Стране нужны профессионалы, готовые не воровать, а что-то делать. А вы их, заодно с экономикой, в унитаз сливаете… Когда-нибудь все это грохнется, и кто ответит?

Игрушечная пулька должна была разлиться по его лицу красным пятном, как в пейнтболе. Дмитрий вытер салфеткой губы. Одно движение руки – и нет пятна. Мария очередной раз восхитилась умению этого человека в любой ситуации оставаться равнодушным.

– Во всяком случае, не я. А на остальное мне плевать, – ответил он к ее удивлению вдруг искренне и прямо. – Запомни: там, где кончается цинизм, начинается самоубийство!

– Я повешу эту фразу в своем кабинете. – Она все еще стреляла, разряжая в собеседника обойму с холостыми патронами. – Остается стать циником или – политическое харакири?! Так?!

– Вот именно… – живо откликнулся он. – Классно сказала. В точку. Думай. Выбор всегда за тобой. Во всяком случае, этот…

Мария кипела. Отвратительно было то, что ее и близко не пускают туда, где можно по-настоящему на что-то влиять. Но еще отвратительнее, что в словах этого холодного, непроницаемого человека она находила приличную долю здравомыслия.

Злясь на него, на себя, на осточертевший цинизм, которого в политике, как крысиного яда, Мария с презрением окинула взглядом отраженное в зеркале кафе. Все эти люди – чиновники, акулы бизнеса – думают, что они живые, а по сути…

Взгляд выхватил сидящего за отдельным столиком мужчину. Он был здесь, среди них, инородным телом. Белым на черном. Глотком свежего воздуха в душном склепе. Живым – среди вурдалаков. Контраст чувствовался сразу, угадывался на подсознательном уровне. Пораженная этой картиной, Мария с запозданием узнала в мужчине недавнего знакомого…

– Ой! – Она взглянула на часы: полвосьмого. – Я забыла… у меня же еще одна встреча!.. Дим, разговор не закончился: вам жизнь еще задачки подкинет. А вы – не справитесь…

Она поспешно поднялась, схватила сумочку и направилась к одиноко сидящему мужчине.

– Целую, дорогая, – неслось ей в спину. – Всегда к твоим услугам…

* * *

Нет, о какой, собственно, личной жизни может идти речь, если она банально забывает про свидания?! Мария корила себя за излишнее увлечение работой, упрекала в несознательном отношении к романтике в целом и к мужчинам в частности…

– О! – Василий встретил ее колким восклицанием: – Не прошло и часа, как политическая звезда соблаговолила посетить бедного художника, одиноко пьющего чай в ожидании Ее – Прекрасной Дамы!

Ему было досадно. Он ждал иного: чужая территория не позволяла чувствовать себя уверенно; и все это вместе так ненужно и некстати вступало в конфликт с желанием понравиться.

– Ну, не час – полчаса, – улыбнулась Мария, принимая от официанта чашку зеленого чая. – Прошу прощения за опоздание. Вообще-то это не в моих привычках. Плохо…

Она обратила внимание, что немного кокетничает. Полуулыбка, многозначительный взгляд, нервно поправленная прядь – откуда только взялось?

– Чепуха! – Василий улыбнулся тоже. Почти мгновенно произошедшие с ней изменения не остались им незамеченными. – «Плохо» – это то, что вы не идете со мной на выставку. И «ужас» – просто «ужас-ужас»! – что я, кажется, влип. Я встретил свою женщину…

Он не сделал ни одного движения: не взял ее за руку, не наклонился к ней, как бы доверяя тайну. Констатация факта, и все. Не было в его признании драматизма, набившей оскомину театральщины, долгих подходов, и оттого оно прозвучало безупречно естественно и одновременно абсурдно.

Мария опешила. Наверное, ей следовало хоть что-то ответить. Может, задать вопрос. Как-то отреагировать… Что делают женщины, слыша такое? Вереница голливудских покорительниц сердец мелькнула перед ней в своих лучших образах. Напрасно: Мария чувствовала, как цепенеет, а в голове не вертелось ни одной встречной фразы. Ну почему она так много и легко говорит о работе, никогда не задумывается, что ответить политическому оппоненту, а здесь, как назло, теряется, словно институтка?!

– Ч-ч-что вы сказали?

– Да-да! Каждый мужчина хорошо знает свою женщину! – Василий поймал волну, явно приносящую ему успех, и понесся вперед, при этом специально еще более замедлив темп речи: – Он всегда может описать, как она выглядит, какой у нее нос, пятка, как она пьет чай… например, зеленый…

Он пристально смотрел ей прямо в глаза. Она инстинктивно поднесла ко рту чашку, чтобы хоть как-то спрятаться.

– У каждого мужчины свой фантом женщины. Он может долго находиться в спячке, пока не встретит Ее. И тогда… тогда это бьет наповал!..

Допустить, что все сказанное Василием – о ней, Мария не могла. Так не бывает. То есть бывает, конечно, но чаще – в сказках, рассказанных дочери. Еще – в наивных мечтах тринадцатилетних дурочек. А в жизни… Нет. Разве это возможно? Наверное, она чего-то не поняла, допустила недопустимое…

Усилием воли убедив себя в том, что все вышесказанное не имеет к ней ровным счетом никакого отношения, Мария немного пришла в себя. И даже смогла выдавить пару фраз:

– Но почему же «ужас»? Это прекрасно! Главное, встретив, не упустить Ее… Боритесь за свою женщину. – Она ужаснулась произнесенной банальности, но тут же постаралась представить, будто разговаривает вовсе не с мужчиной, который, кажется, только что объяснился ей в любви, а с кем-то, кому нужны ее помощь и советы, и, взбодрившись, продолжила в том же духе: – Все серьезное налетает неожиданно, и в этот момент очень важно вцепиться… ну, не вцепиться, а схватить, что ли, судьбу за хвост…

– Думаете, за вас стоит побороться? – уточнил он.

Мария смешалась. Зачем он так прямолинеен? Чего добивается? Выбить у нее из-под ног почву? Ну так может гордиться: у него уже получилось…

– Это… это звучит как-то… неожиданно, – сказать «не по правилам» она не решилась.

Мелькнула мысль: а может, это всего лишь игра? Вызов? Тогда она отобьет подачу. Надменно спросила:

– Вы что же, считаете, у нас будет роман?

– Мне кажется… Нет, я даже уверен: у нас с вами романа не будет, – со значением произнес он.

Заметив на лице Марии тень разочарования, добавил:

– Это что-то другое…

Она побледнела. Почему-то представила обольстительных моделей с обложек глянцевых журналов. И вдруг неожиданно для себя («да гори они все синим пламенем!»), с размаху рубанула:

– Я никогда не лягу с вами в постель!

– Утверждение сильное, – заметил он, едва сдерживая смех. – Пусть вас это не волнует. Я же сказал: у нас с вами романа не будет…

В ее голове первой мыслью вихрем промчалось: «Черт! Отбиться не получилось».

И только второй – «Как – романа не будет?».

Если не будет романа, то что? Предложение сотрудничать? Тогда при чем тут слова про свою женщину и весь его облом? Что за заход такой? Зачем? Он же женат, а сотрудничать можно и с меньшими жертвами. Тогда – просто затащить в постель? Но ей не двадцать лет, и это смешно. Не такой уж он циник, чтобы тащить в постель депутата ради спортивного интереса. Самой смешно. И потом: нет романа, значит, нет любви? Тогда чего он хочет добиться таким напором? Бред какой-то…

– Я ничего не поняла, – наконец пробормотала она. – Вы так шутите или серьезно?

Василий слегка коснулся пальцами ее руки. Не положил фамильярно свою ладонь, а лишь коснулся, и что-то было в этом жесте очень честное.

Но Марию пугали его торопливость и напористость, двусмысленность предложений. Пугали и одновременно притягивали. Если бы он был одним из тех, кто сидит в этом зале, она бы точно знала, что ответить. Как сделать так, чтобы в ее присутствии он краснел, молчал и не смел разговаривать с ней в таком тоне. Но именно этого-то и хотелось: чтобы говорил всякие абсурдности, оставаясь абсолютно уверенным в себе.