Все друзья, знакомые и практически абсолютно все ближайшие родственники хором твердили, насколько они гармоничная и самая идеальная в мире пара. Правда, Джоанн и сама никогда не возражала столь очевидной истине. Ведь выбор при любом раскладе был сделан лично ею.

    Выбор...

    Да, чёрт дери! Её самое больное место! Но, как видно, Гаррета никогда не волновал один из ведущих пунктиков его любимой невесты. Всегда с ней соглашался и очень, ОЧЕНЬ редко когда позволял себе вставит пару слов личного замечания и мнения. И, похоже, данный расклад вещей вполне его устраивал на протяжении всех пяти лет их совместных отношений.

    Цвет и материал пижамы, оттенки и рисунки шпалер, форма светильников, дизайн мягкой и корпусной мебели, район, дом, этаж и сама квартира. Конечно, она всегда с ним "советовалась", спрашивала о его мнении, вызывала на встречу с риэлтором, с консультантом мебельного/строительного/посудного магазина, с дизайнером по оформлению жилых помещений. И Гаррет всегда приезжал. Всегда! Рассматривал с ней каталоги и готовые экземпляры домашней утвари, мебели, душевые кабинки-ванны, салфетницы, селедочницы, комплекты постельного белья – ВСЁ! Вплоть до зажимов для его галстуков, включая сами галстуки, и запонки для его рубашек с теми же рубашками! И тут же соглашался с окончательным выбором Джо. Сразу и беспрекословно!

    Конечно он ей подходил и не только характером. Внешностью Гаррета Бенджамина Парчера-третьего природа так же ничем не обделила. Высокий – метр девяносто, подтянутый, стройный, с умеренно развитой и постоянно им поддерживаемой естественной мускулатурой идеального тела. Чистоплотный, аккуратный, красивый – синеглазый шатен довольно неклассического типажа смешанных кровей европеоидных рас. Но именно красивый! Такой, на которого часто оборачивается большинство молодых, незамужних (и немолодых и замужних подавно!) девушек-женщин в любом общественном заведении, в любое время дня и ночи, независимо от места и обстоятельств, связанных с его появлением. Даже в этом они были очень схожи. В то время, как появление Джоанн Слоун вызывало ощутимое движение со скрытым волнением у большей части присутствующих, представлявших сильный пол, тот же эффект срабатывал среди второй, так называемой, слабой половины, но уже от воздействия внешности Гаррета Парчера. А самое главное, для них лично данный расклад событий никогда не становился помехой в их стабильных и столь крепких отношениях.

    Никаких эмоциональных треволнений, бурных вспышек беспочвенной ревности, показательных сценок и трагических драм со слезами, воплями и угрозами сигануть с крыши... В общем, ничего такого, что сама Джоанн привыкла называть романтическими страстями или неотъемлемой составляющей современного бульварного чтива.

    Да и что в этом плохого? Можно подумать, если в других семьях время от времени закатываются громогласные скандалы с битьем посуды и прочим стандартным набором неадекватных истерик – это считается нормой? Типа, подобное поведение якобы подтверждает наличие определённых взаимных чувств у обоих?

    А кто сказал, что любовь тоже не может быть расчётливой? Тихой, размеренной, гармоничной? И разве не к таким отношениям стремится большинство пар: И жили они долго и счастливо?

    Ну, хорошо, ХОРОШО! В этой части размышлений она отнюдь не собиралась юлить и тем более самой себе! Да ей и не надо было оправдываться. В этом не было её личной вины, как и во всём, что когда-то так кардинально повлияло на её жизненные взгляды и базовое мировоззрение. Так сложились обстоятельства! Так однажды она была вынуждена дать себе клятву, что никогда, ни за что на свете и ни при каких иных возможных стечениях непредвиденных ситуаций, она не позволит себе переживать и уж тем более страдать из-за какого-то там очередного носителя двойной Х-хромосомы!


* * *


    Сейчас это выглядит смешным, нелепым и до банальности абсурдным, но в то время ей определенно было не до смеха. Да и можно ли сравнивать в равной степени чувства наивного ребенка с богатым жизненным опытом взрослой и самодостаточной женщины, способной удерживать под строжайшим контролем большую часть своих врожденных эмоций?

    Сколько ей тогда было, когда она впервые его увидела и в буквальном смысле залипла? Всего шесть лет? А ему? Десять?

    Комичная ситуация, не больше, не меньше! Но он зашибись как здорово и просто классно лихачил на своем "взрослом" двухколесном велике, в то время как ей ещё не разрешали слезать с четырехколесного! Заводила, заправила и неоспоримый атаман их ведущей улично-дворовой шайки малолетних оторв и всеми признанных возмутителей спокойствия тихого прибрежного городишка. Подобных провинциальных пунктов населения в Эспенриге сотни, если не тысячи, как и подобных богатых на события историй с первой детской (а в последствии и юношеской) влюбленностью, которые оставляли в памяти неизгладимые отпечатки пережитых страданий и первых серьёзных потерь.

    Сейчас Джо это прекрасно понимала, рассматривая произошедшее и уже давным-давно канувшее в небытие прошлое достаточно трезвым и критическим взглядом. А тогда? Кто тогда мог успокоить и объяснить неискушённому ребёнку, что все пережитые им чувства – всего лишь детские глупости и наивные представления о большой вечной любви, единственной и неповторимой? Что обычно в жизни всё так и случается! Тебе кто-то безумно нравится, ты неожиданно в него влюбляешься (причём не специально и не сознательно!), засыпаешь-просыпаешься с мыслями о нём, краснеешь-бледнеешь-заикаешься, когда он рядом, не в силах унять бешеный стук сердечка в щупленькой грудной клетке и при этом постоянно вытираешь потеющие ладошки о подол платьиц или о штанишки шортиков. И так на протяжении почти всех последующих восьми лет!

    Безусловно в Каслфорте даже на их объединенную начальную и среднюю школу с лихвой хватало красивых мальчиков и куда более умных, сдержанных и благовоспитанных. Но в том-то и дело. Все они попросту меркли на фоне этого неугомонного шалопая, вечного искателя термоядерных приключений на свои пятые точки (и не только свои!). И к тому же, он жил на одной улице, более того, в одном дворе, хоть и через пару домов (трехэтажные постройки ещё с послевоенных сороковых-пятидесятых годов, из светло-серого, желтого или бледно-оранжевого песчаника, тесно сплетенные в узкие лабиринты заковыристых переулков, сбитых квартальчиков и мощеных настоящим булыжником дорог, аллей и мостовых). Они постоянно пересекались, сталкивались, даже ходили к друг другу в гости. (Без соседского гостеприимства в подобных районах ну просто никак, особенно, когда каждый, кто живет в ближайшей от твоего дома округе, знает тебя по имени, в лицо, кто твои родители, близкие и даже дальние родственники, а добрая половина мужского населения города работает бок о бок на одном сталелитейном заводе или в порту. Да и ты сама и чуть ли не лично знакома со всеми друзьями, приятелями и коллегами по работе отца, как и с подругами, соседками и бывшими одноклассницами матери.)

    А потом, через четыре года, когда и ей наконец-то исполнилось десять, он впервые предложил ей покататься на его новом (вернее, жутко старом) мопеде довоенного выпуска, который ему помогли отремонтировать его отец и дед в их лодочном гараже за предыдущий год. И это было не просто здорово! Это было одуреть, как здорово и просто не описать словами. И не важно, что он это сделал, потому что случайно увидел её безуспешные попытки запустить воздушного змея прямо в их дворе, да ещё и без помощи разбирающихся в этом деле взрослых. Он ведь сам предложил! САМ! Забраться на заднюю часть сиденья чёрного и страшно рокочущего мопеда и после разгона по центральному "шоссе" с выездом за город отпустить змея в воздух, постепенно отматывая капроновую нить со стержня катушки фут за футом и до "упора".

    Наверное она в жизни больше не была настолько счастливой, как тогда. Сидеть и прижиматься к теплой спине четырнадцатилетнего прославленного хулигана Каслфорта, едва тогда понимая, что скорость мопеда не способна превысить свои максимальные пятнадцать миль в час, но при этом восхищенно задыхаться от мнимого ощущения, будто они летят над землей со скоростью Конкорда, вливаясь во встречные порывы ветра, как в мощный поток турбинного тоннеля. Она даже не заметила, когда успела отмотать всю длину веревки, и каким чудом каркас из фанеры, обтянутый цветастыми кусками шелковой ткани, оказался так нереально высоко над их головами, буквально теряясь своими очертаниями в ярких бликах солнечных лучей при повороте или наклоне в ту или иную сторону. Сколько они тогда катались по степи в паре милях от главного городского пляжа и сколько ещё тянули воздушного змея после того, как слезли с мопеда? А сколько потом успели наделать глупостей вроде попыток прогнать спящую гадюку, подпалить лупой ей хвост, после разжечь костер и выкурить украденную Риком у его отца сигарету?

    Боже, это же вообще не возможно сосчитать и особенно всё вспомнить: подобные "мелочи", встречи (пускай даже в шумной компании соседских ребят, девчонок и однокашников), безумных авантюр, проказ, невообразимых шалостей и нескончаемых приключений. И почти всегда рядом с ним! Во дворе, на улицах города, за городом, в школе и ещё чёрт знает каких местах: на лодочных гаражах, в порту, у заводских складов. Где их только не носило и что они при этом не вытворяли, забывая время от времени, что надо есть, делать домашние уроки и тем более смотреть по телевизору интересные фильмы и передачи. А зачем? Если вечером можно перелезть через забор пляжного автокинотеатра и посмотреть с местными курортниками более новое и взрослое кино с рейтингом не ниже 16+.

    Золотая пора? Господи, даже сейчас, спустя более 20 лет (!!!) у неё перехватывало дыхание, млело сердце и щипало глаза подступающими слезами. Даже сейчас она без особого напряжения вспоминала или, вернее, чётко "слышала", как её мама в очередной раз ругалась с матерью Рика, пророча ему ближайшие пару лет в колонии строго режима для несовершеннолетних трудных подростков. Мол, ему уже давно туда пора за все его выходки, дурное влияние на местную детвору, включая и саму Джоанн. Или что он сам рано или поздно убьется, гоняя на своих мопедах-байках по крутым закоулкам Каслфота и за его пределами.