– На твоем месте я бы не выходила из дома, – сказала я. – Я бы весь день сидела здесь и рисовала.

– Правда? Можешь приходить в любое время и рисовать.

Возможно, я так и сделаю. Мне все еще не хотелось становиться перед мольбертом. Прошло уже больше месяца. Мне нужно было высвободиться из этой трясины. И, может быть, как раз этот дом станет моим спасительным прутиком.

– Можно посмотреть на твою сокровищницу? – спросила я.

Он склонил голову и вспыхнул румянцем.

– Полагаю, ты для этого сюда и пришла.

Его описание подходило комнате идеально. Его работы стояли на полках по всему периметру, освещенные прожекторами на потолке. Но гордость его родителей была абсолютно оправдана. Работы были великолепны. Я медленно обходила комнату, внимательно рассматривая каждый предмет. Мне встречались деревья, и лица, и замысловатые фигуры, и вазы, и много всего другого.

– Та вещь, к которой ты готов себя приковать, где-то здесь? – поинтересовалась я.

– Ты собираешься приковать себя к своему творению? – спросила Лейси.

– Нет, – ответил он. – Не собираюсь. Мы с Эбби рассуждали, создали ли мы что-то такое, что защищали бы это своей жизнью.

– Ну, своими телами, – сказала я. – Мы ничего не говорили о жизнях.

Он улыбнулся мне.

– Да. И нет, та работа далеко не мамина любимая; на самом деле, мама даже не подозревает о ее важности. Но я только рад, потому что могу хранить ее у себя в комнате.

– Тогда пойдем смотреть, – сказала Лейси.

Его комната была аскетичнее, чем я представляла. Я думала, она будет похожа на мою, с искусством и вдохновением на стенах. Но ничего такого там не было. Мебель была простая и современная, с ровными четкими линиями. А в углу стоял его шедевр. Это было понятно по взгляду Эллиота. В скульптуре переплетались две фигуры, тела, сливающиеся воедино. Не знаю, почему я увидела там два тела, никаких отчетливых человеческих черт в них не было. Казалось лишь, что изящные силуэты тянутся друг к другу.

– Красиво, – сказала я.

– То дерево в сокровищнице понравилось мне больше, – заметила Лейси.

Он пожал плечами.

– У всех свои вкусы.

Она покрутила браслет на запястье.

– Ты не против, если я устрою набег на твой холодильник, – хочу найти газировку, или еще что-нибудь.

– А, да, конечно. Чувствуй себя как дома. Ты хочешь чего-нибудь? – спросил он меня.

– Нет, спасибо.

Они с Лейси направились к двери. Я еще немного задержалась перед скульптурой и провела пальцами по гладкой поверхности. Она оказалась неожиданно холодной.

– Он писал мне, – сказал Эллиот, так что я даже подпрыгнула. Я думала, он ушел.

Я обернулась. Лейси не было в комнате, а Эллиот смотрел меня, стоя в дверном проходе.

– Что? – спросила я. – Кто?

– Купер. Он спрашивал, виделись ли мы с тобой. Хотел убедиться, что ты в порядке.

От этих слов мне в тысячный раз захотелось плакать.

– Что ты ему ответил?

– Еще ничего. Я и не буду, если ты этого не хочешь.

– Скажи ему, что я… – Что? В порядке? Несчастна? Я не хотела, чтобы он это знал. Все еще влюблена в него? Что со мной не так? – Ничего. Не говори ему ничего.

Он ждал. Возможно, ждал, что я передумаю, а потом схватился за телефон, будто Купер сидел там внутри.

– Мне не стоит даже пробовать с тобой, верно? Он все еще держит тебя.

Я глубоко вздохнула.

– Может быть, сейчас не лучшее время пробовать, потому что да, он все еще меня держит.

– Я понимаю.

– Мы ведь все равно можем быть друзьями? Прямо сейчас мне нужен друг.

– Разумеется.

Я кивнула на его статую.

– Действительно прекрасная.

– Спасибо. Твое мнение очень много для меня значит.

– Мое? Мнение любителя?

– Ты участвовала в профессиональной художественной выставке.

– Я недавно узнала, что это не моя заслуга.

– Это имеет значение, только если ты не веришь, что достойна этого.

Именно в это я и не верила. Он, видимо, понял это по моему взгляду, потому что поспешил сказать:

– Пока у тебя есть собственный взгляд на свое искусство, чужое мнение не важно.

– Когда ты успел стать таким мудрым?

– Всегда таким был, – сказал он игриво.

– Кстати, спасибо, что постарался вывести мою маму из дома тем вечером.

– Я видел, что она нужна тебе там. Мне жаль, что ничего не получилось.

– Все нормально. – Я чувствовала необходимость объяснить ситуацию с мамой и, почему дело было не в нем, но пока не готова была этим поделиться. – Она работает над этим, – сказала я вместо этого. – Нам еще над многим предстоит поработать дома.

– Всем нам. Пойдем, уверен, у Лейси было время приготовить нам пир.

В кухне я взяла Лейси за руку и сжала ее.

– Спасибо вам обоим, – сказала я, обращаясь к Лейси и Эллиоту. – Я и не подозревала, что мне нужно было больше друзей в жизни. Но с вами действительно здорово.

Лейси сжала мою руку в ответ.

Тридцать шесть

«Пока у тебя есть собственный взгляд на свое искусство, чужое мнение ничего не значит».


Эллиот был прав. Я слишком сильно переживала о том, что другие подумают о моих творениях. Ждала мнения родителей, Купера, дедушки. Кого угодно. Так что я сама думала о своих работах? Я обошла свою маленькую мастерскую дома, рассмотрела каждую картину. Я поспешила принять мнение мистера Уоллеса, когда он высказался о моих работах: незрелые, плоские. Наверное, я по-прежнему думала так же о своих старых рисунках. Но в самых новых я видела эмоции и глубину. Самые новые были хорошими, может быть, даже отличными. Рост был очевиден, но оставалось и куда расти. Да и разве не всегда найдется, куда расти? Разве я не буду расти и учиться, пока сама того хочу? Пока я хочу, чтобы мир вокруг меня менялся?

Я пошла обратно по тихим коридорам своего дома. Мама читала на диване. Сначала я подумала, что это книга по медицине, – она была похожа на предыдущую – похожую мама уже читала до этого, – но потом я поняла, что это роман.

Наши взгляды столкнулись, и она пожала плечами.

– Небольшой прогресс.

– Ты молодец, мам.

– На этой неделе я иду на первую встречу с терапевтом, – сказала она.

– Правда? Это же замечательно. – Я улыбнулась.

– Я рада, что тебя это делает счастливее.

– Хорошо. Иногда приходиться делать то, что нас пугает.

– Это ты сейчас и делаешь? – спросила она. – С Купером?

– Может быть… да. Я просто стараюсь освободиться.

– Держись, – сказала она.

– Ты тоже.

– У нас все будет хорошо, у нас с тобой? – спросила она.

– Да, мам. Любовь означает заботу о ком-то, несмотря на их слабости, не так ли? Ты же любишь меня, несмотря на мой сарказм и лень.

Она ухмыльнулась.

– Я люблю тебя за них.

– Знаю. – Я наклонилась и обняла ее. Несколько долгих вдохов она держала меня крепко.

– Где дедушка? – спросила я. Пришло время поговорить и с ним. Ни с кем я не была так жестока, как с дедушкой. Наверное, потому что раньше он никогда меня не подводил, и я слишком многого от него ожидала.

Она указала на заднюю дверь, и я вышла из дома. Дедушка стоял на четвереньках в глубине сада и вырывал бурьяны с грядок.

– Ты же не будешь брыкаться, правда? – спросила я, присаживаясь на подпорную стенку.

Он снял одну перчатку и бросил ее мне.

– Посмотрим, могут ли твои руки причинить столько же вреда, сколько твой язык.

Я вздохнула, понимая, что заслужила, и надела перчатку. Было что-то удовлетворяющее в том, чтобы выдергивать вредителей из теплой, мягкой почвы. Но дедушке я об этом не сказала бы – я не хотела, чтобы прополка сада стала моей еженедельной обязанностью.

Я поглядывала на дедушку через занавес своих же волос, которые падали на глаза и закрывали мне обзор.

– Прости за мои слова.

– Прости, что не смог вывести твою маму на выставку.

– Это не твоя вина, дедуль.

– Но еще сильнее я прошу прощения за то, что не пришел сам. Я должен был. Но в тот момент я думал только о ней, и о том, что ей нужно, и забыл подумать о тебе. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Ты важна мне, и меня расстраивает то, что ты в этом усомнилась.

Слезы стекали по моему лицу и орошали землю.

– Я знаю. Я никогда не забываю об этом. Мне не следовало так говорить.

С некоторым усилием дедушка поднялся, отряхнул колени и снял перчатку. Он присел на подпорку и похлопал рядом с собой. Я присела и начала массировать пальцы в перчатке.

– Мне сложно, – сказал он. – Мне кажется, что, что бы я ни делал, она мучается. Я стараюсь подталкивать ее, она отталкивает меня. Я стараюсь быть понимающим, она гаснет еще быстрее. Я хочу снять с нее эту ношу. – Его голос дрогнул, и я обернулась к нему в удивлении.

Моя рука скользнула в его ладонь.

– Ты не сможешь. Этот выбор должен остаться за ней.

– Но я ее отец.

– Ты думаешь, что в этом есть доля твоей вины.

– А чьей же еще?

– Дедушка. Она самостоятельная личность.

– Твоя бабушка могла бы с этим справиться. Но, конечно, это только фантазии.

– Этим летом я узнала несколько вещей.

– Благодаря твоему списку?

– Благодаря всему.

– Что ты узнала? – спросил он.

– Что никого, кроме нас самих, мы не можем контролировать. Неважно, как сильно нам хочется подогнуть кого-то под себя, люди должны желать того же.