Не в силах произнести ни слова, Сара не сопротивлялась. Куда все подевались? Одетых в белые пиджаки официантов нигде не было видно, исчез и гитарист, было только слышно, как он играет. Она находилась там, где и хотела, — прижатая двумя крепкими руками к его напряженному телу. Его нетерпеливые пальцы погрузились в массу ее густых волос, отгибая голову назад, его уста стремительно впились в ее губы, неистово и жадно целуя их, не давая никакой возможности возразить, даже если бы ей хотелось.

Это было похоже на то, как лодка, потеряв управление, стремительно несется через пороги. Она инстинктивно подняла руки и обняла его, может быть, чтобы удержаться от падения. Он целовал ее то неистово, то нежно, не сомневаясь, что такая близость ей не претит, позволяя рукам скользить вниз по ее спине, исследуя изгиб бедер и ягодицы и грубо прижимая ее к себе.

Она никогда раньше не испытывала ничего подобного, рассудок молчал, всеми ее действиями руководили одни лишь чувства. Даже когда его пальцы, обжигая тело через тонкое платье, ласкали ее грудь, нетерпеливо проникая под шелк, и она чувствовала прикосновение чуть грубоватых пальцев к своей не знавшей мужских ласк мягкой и нежной коже — даже тогда она не могла высказать слова возмущения, которые складывались в ее голове.

— Идем.

Одно слово. Она споткнулась на непривычно высоких каблуках, и, пробормотав проклятие, совсем как в сцене кинофильма, он поднял ее и прижал к своей груди.

Они как-то добрались до ее комнаты, и он плечом открыл дверь. Рядом с кроватью горела лампа, он направился прямо туда и опустил ее на постель.

А что дальше? Теперь, когда он отпустил ее, Саре показалось, что глупо лежать, растянувшись во весь рост. Она невольно одернула платье и сжала колени. Что она должна делать дальше? Он закрыл дверь и, стоя у изножия кровати, сбросил пиджак и стал развязывать галстук. Черные непроницаемые глаза блуждали по ее телу, и, несмотря на жаркие поцелуи, его голос звучал равнодушно.

— Почему бы вам не раздеться и не забраться под одеяло? Я скоро к вам присоединюсь.

Эти слова, произнесенные деловым тоном, подействовали на Сару, словно стакан холодной воды. Он не сомневался, что она уже принадлежала ему. Он обращался с ней, по-видимому, так же прагматично, как со всеми женщинами, с которыми ложился в постель. Нет сомнения, он тщательно выбрал время и рассчитал каждый свой шаг. Теперь, будучи уверен в успехе, он был совершенно спокоен.

Не веря своим глазам, Сара смотрела, как он начал расстегивать рубашку. Унесенная полетом воображения, она постепенно возвращалась на землю.

— Дилайт… такое обещающее имя. Вы ждете, пока я вас раздену? Или вы предпочитаете делать это не раздеваясь?

У нее прервалось дыхание, когда она увидела, как он стоит, словно дикий зверь, поигрывая мускулами. Он тот мужчина, который брал, что хочется, не считаясь с чувствами других. Если она попытается отступить, он возьмет ее силой… Инстинкт подсказывал ей это, и она оглянулась, почти загипнотизированная его безжалостным взглядом.

Придумай что-нибудь, Сара, подсказывал ей внутренний голос. И побыстрее. Он не будет долго ждать…

Сбросив рубашку, он подошел поближе, и при тусклом свете Сара увидела его рот, искаженный в язвительной усмешке, совсем не похожей на настоящую улыбку.

Его руки расстегивали ремень; она отвела взгляд и смотрела ему прямо в лицо.

— Я… Мне кажется, нам лучше не…

— А теперь в чем дело? Вы все еще думаете о своем Карло? Я думаю, он поймет. В конце концов, вы особая женщина. Он знает о тех очень сексуальных фильмах, в которых вы снимались?

— Конечно. Карло знает обо мне все! И я рада, что вы напомнили мне о Карло, потому что… Я передумала. Мне жаль, но я не хотела давать вам повод, но вы… своими словами смутили меня. Пожалуйста…

Он стоял, покачиваясь и не спуская с нее глаз, и напоминал черную пантеру, которая пригнулась и вот-вот прыгнет. Сара отползла на другую сторону кровати. Боже. Неужели он изнасилует ее прямо сейчас. Неужели он способен на такое?

Она говорила без умолку, подгоняемая необходимостью предотвратить опасность.

— Вы понимаете? Я передумала. Я не могу… ни с кем другим, когда я так люблю Карло. Мне жаль… Я проверяла себя, чтобы убедиться в этом. А теперь я убедилась.

Все так же стоя и глядя на нее, он разразился резким смехом, от которого Сара, несмотря на всю свою решимость, съежилась.

— Проверяли себя? Как это по-американски. Вы уверены, что итальянец это поймет? Вы расскажете Карло об этом маленьком инциденте? А может быть, я?

— Что вы имеете в виду… Вы мне угрожаете? Пытаетесь шантажировать?

Он ответил задумчиво, как будто вообще не слышал ее слов:

— Если бы я следовал своим инстинктам и вашим… да, как бы отчаянно вы ни отрицали этого, то взял бы вас прямо сейчас, и это не было бы изнасилованием. Мне кажется, вас очень легко соблазнить, мое наслаждение, — а также наслаждение стольких мужчин до меня и до Карло! Но, как и у вас, у меня тоже пропал аппетит. А я люблю вызов. Поэтому повторяю, что никогда не возьму вас силой, потому что, если бы мне вздумалось приложить достаточно усилий, вы охотно уступили бы. А теперь вы тянете время. Почему? — Он выпалил это слово скрипучим, как пила, голосом. — Разве я мало вам предложил? Может быть, вместо «мерседеса» вам хотелось получить «роллс-ройс»? Может быть, вы хотите открыть счет в магазине Чарлза Галея? Я заметил, что вы носите дорогие платья и серьги от Эльзы Паретти. Я вас недооценил? Предложил слишком мало?

Его слова ранили, словно кинжал, каждое слово было подобрано с целью задеть и обидеть. Они вызвали реакцию, которая была чистой самозащитой, отрицая другие темные эмоции, которые чуть не утопили ее.

«Я вас недооценил? Предложил слишком мало?» — эти две фразы были самыми обидными.

Сара глубоко вздохнула, радуясь тому, что тусклый свет, бросавший тень на лицо, не позволял видеть его выражение.

— И то и другое, — отрезала она, — но не в том смысле, как вы это понимаете. А теперь, если вы не возражаете…

Еще долго после того как он ушел, силой воли тихо закрыв за собой дверь, Сара обнаружила, что не может пошевелиться. Оцепенение накатило и не отпускало ее. Она все еще смотрела на дверь, словно ожидая, что он вернется и учинит насилие над ее телом и предательскими чувствами. Но этого не случилось, и рассудок в конце концов вернулся к ней вместе с потоком слез. Это от злости, успокаивала себя Сара, и неудовлетворенности, ибо он хотел Дилайт, а не тебя, отвечал ей разум, заставляя ее рыдать еще сильней. Она ненавидела и себя и его.

13

Некоторые женщины могут заснуть в слезах и проснуться на следующее утро свежими и веселыми. Очевидно, Сара к ним не относилась. Сердито состроив несколько гримас отражавшемуся в зеркале лицу с покрасневшими веками, Сара начала угрюмо промывать глаза холодной водой. Это испытанное и верное средство Нэнни Стегс помогало привести в порядок опухшие веки. И, как большинство няниных средств, оно в конце концов действительно срабатывало.

— Дома кто-нибудь есть? — спросила Сара боя, который принес поздний завтрак на отдаленную террасу, где она загорала. Ей хотелось, чтобы вопрос прозвучал наивно.

Надев огромные солнечные очки Дилайт, подвязав волосы желтым платком и намазавшись кремом, Сара в бикини лежала на шезлонге.

— Только хозяин. Другой джентльмен уехал еще вчера вечером.

Рикардо уехал! Конечно, острая боль, пронзившая ее тело, принесла глубокое облегчение. Естественно, он больше не захочет встречаться с ней, и это хорошо. Он из тех мужчин, которым ни одна женщина не может и не должна верить! Мужчина, от которого следует держаться подальше, мужчина, какого Сара больше не встретит. И давно пора снова стать самой собой, с отчаянием думала она. На какой срок они договорились с Дилайт? Две недели… месяц?

Не следует думать об этом прямо сейчас, приказала Сара себе, переворачиваясь на спину и чувствуя, как усиливается жар полуденного солнца. Лучше вообще не думать и пребывать в мире грез.

— Ну и ну! Ты спишь или нет? Спать под солнцем вредно, моя дорогая.

— Дядя Тео!

— Кто же еще? Ты сейчас мой единственный гость, и я подумал, что самое время еще раз познакомиться, конечно, если ты не против.

Почему вдруг так забилось ее сердце? Конечно, она была рада, что именно дядя Тео застал ее загорающей с широко раскинутыми руками и ногами, словно ожидающей появления древнеримского бога Солнца. Любой другой на его месте мог бы…

Сара привстала, не закончив свою мысль. Для одного дня она загорала слишком долго — хорошо, что ее кожа быстро схватывала загар и редко обгорала, благодаря прабабушке-итальянке.

Усевшись, Сара весело сказала:

— Пусть принесут ледяной «перье» с лимонным соком, и я готова на все.

Именно так сказала бы Дилайт. Но почему в разговоре дядя Тео забывал об этом и называл ее Сарой?

Они беседовали, как вдруг дядя Тео неожиданно поднялся и повел ее в свою картинную галерею.

— Бесполезно держать всю эту красоту взаперти! Я должен иметь возможность смотреть эти картины, когда мне захочется.

Несмотря на все ее манерничанье и стремление к экстравагантности, Дилайт эти картины несомненно должны понравиться! Сара не хотела скрывать волнение, да и не могла скрыть. Она видела, что дядя Тео доволен.

— Мне всегда нравились прекрасные вещи, — сказал он. Может быть, поэтому дядя Тео так обожал Мону? — А вот и тот самый Гейнсборо, которого твой отец спрятал подальше от моих глаз. Как жаль, что ни один поклонник живописи не увидит этой картины. Тебе не удалось убедить его продать мне эту картину, не так ли?