...Каролина неторопливо пила местный, необъяснимым образом сохранивший свои старинные вкусовые качества кефир, когда услышала смутно знакомый голос:

–?Каролина Андреевна, что же вы приехали и носу не кажете?

Она подняла глаза. Рядом со столиком стоял Артур, если она правильно помнила его имя, ибо все местные жители, или, как их шутливо про себя именовала Каролина, аборигены, называли его обычно по фамилии. Он был одним из совладельцев ресторана, из туапсинских армян, грузный, седой, чем-то напоминающий Хемингуэя с известной всему миру фотографии и тем ужасно гордящийся. Кремовая полотняная рубашка с расстегнутым воротом открывала широкую грудь с массивным крестом на золотой цепочке, покоящимися на курчавой седой шерсти, иначе и не скажешь, растущей аж до самого адамова яблока. Колоритный мужчина. В свое время наверняка покоривший немало женских сердец и среди местных красоток, и среди приезжих.

Она обрадовалась.

Все складывалось замечательно. Именно с ним нужно было провести очень осторожно переговоры о выступлении в ресторане, ибо он заметно выделялся на общем фоне начитанностью, тягой к хорошей музыке и какой-то врожденной культурой. Но и осторожной следовало быть, так как при всем том он оставался дельцом, с хваткой и умением делать копейку даже там, где, казалось бы, есть одни убытки.

–?Доброе утро, Артур. Рада вас видеть в добром здравии. Дома все в порядке, все здоровы?

–?Спасибо, дорогая, все хорошо. Когда ко мне заглянете? Теперь я здесь единственный начальник. Избавился от своего профессора.

У этих слов был свой подтекст: в прошлый приезд Каролина несколько раз играла в ресторане на гитаре, декламировала стихи Цветаевой. Совладельцу, которого Артур за глаза язвительно называл профессором за фантастическую необразованность и при этом абсолютную уверенность в своей компетентности и непогрешимости в вопросах имиджа, это не понравилось. Пришлось отказаться от чтения стихов.

Значит, Артур дает ей понять, что раз он единственный хозяин, можно начать переговоры о новых условиях. Но пусть он сам первым и сформулирует свое предложение.

–?Я приехала отдыхать.

–?Днем, дорогая, днем, я так понимаю. А вечером?

–?А вечером буду отдыхать от дневного отдыха.

–?Очень смешно. А мне одна птичка шепнула: когда вы выходили из такси, вещи достал шофер, а вы появились с одним футляром в руках.

–?Так это же только футляр...

–?Словом, дорогая Каролина Андреевна, не будем ходить около и вокруг. Так у вас говорят?

–?В смысле вокруг да около?

–?В любом смысле. Я вам предлагаю шесть выступлений в неделю с чтением ваших любимых стихов. Так, да? – Артур хитро улыбнулся, почесав свою седую хемингуэевскую бороду. – Сто пятьдесят зеленых с ужином и вином от ресторана.

–?А цветы? – кокетливо спросила Каролина, состроив глазки.

–?Цветы от верных поклонников всегда вас будут ждать.

–?Артур, дорогой, я пошутила, зачем мне цветы, когда все кругом утопает в цветах?

–?А полторы сотни зеленых? Вы же не утопаете в зелени?

–?Но в полутора сотнях утонуть трудно.

–?Хорошо, пусть это будет две сотни.

–?Да будет так, – с преувеличенной серьезностью заключила этот внешне шутливый, но настоящий торг Каролина.

Две сотни в неделю – очень хорошо, ибо означает, что она сегодня же может позвонить дочери и пригласить ее на месяц на море!


Динка бурно возрадовалась приглашению.

–?Мне нужно несколько дней. Я обязательно приеду.

–?Может, ты уговоришь Мишеньку?

–?Попробую. Андрей точно едет в лагерь. Чему несказанно рад. Мне кажется, его туда привлекает одна из воспитательниц старшей группы.

–?Она старше его?

–?Группа старшая, это я точно знаю.

Каролина рассмеялась – Динка не упустит возможности скаламбурить или пошутить. Вся в мать...

–?Ты все же скажи Мишке. Здесь очень сложно с комнатами, я должна заранее договориться...

–?Обязательно скажу, мамочка. Но я не уверена.

–?Он так прикипел к этой сучке, Рите?

–?Мам, ну зачем ты так, мы ей должны быть благодарны, она сделала доброе дело, помогла ему избавиться от тоски по Люльке.

Люлька – та самая кареглазая прелестница, что полгода назад перестала звонить. Каролина про себя подивилась взрослой циничности слов дочери. А ей всего девятнадцать...

–?Кстати, Мишка сказал мне по телефону, что завтра возвращается домой... Насытился. Так что, возможно, твоя задумка вывезти его на море не так уж и невероятна...

Глава 7

Внешне ресторан Артура мало изменился за прошедшие годы. Он все так же скрывался в зарослях густой зелени, растущей вблизи реки, к нему вела до сих пор не асфальтированная, но утрамбованная тысячами ног дорога. За тридцать метров до просторной террасы ее сменяла уложенная меленькими бетонными плитками аллея, подходившая вплотную к трем широким ступеням, ведущим на террасу. Здесь начинались столики. Они поднимались еще на одну ступень – терраса как бы делилась на две части так, чтобы каждый клиент мог любоваться великолепным видом на песчаную бухточку и волны, набегающие бесконечной чередой на отлогий берег.

Во внутреннем зале появился подиум, чего не было несколько лет назад. На стенах висели картины. Если бы Каролина случайно не знала примерной стоимости полотен Сарьяна, то она поклялась бы, что это именно он, великий армянский мастер. Но предположить, что Артур смог купить четыре полотна Сарьяна да еще одно, совсем не большое, до боли знакомое – Айвазовского?

–?Правда, хорошие копии? – спросил Артур, заметив, с каким интересом она рассматривает его приобретения.

–?Очень! – Слово «копии» все объяснили.

–?Студент один в прошлом году за месяц написал, с репродукций. За стол и вино для него и для его девушки. Талантливый мальчик. И Айвазовского он написал – это сверх договоренности, за наличные на обратную дорогу. Очень интеллигентно все получилось. – Артур обвел рукой зал.

Каролина не поняла, что он имеет в виду под словом «интеллигентно» – обстановку или сделку, но сказала на всякий случай «Да», не кривя душой.

–?И вполне пристойное пианино приобрел.

Каролина подошла, открыла крышку, отметив, что лак заботливо восстановлен, но так, что не блестит и не в бросается глаза, взяла несколько аккордов.

–?У вас теперь и пианист есть?

–?Пианистов хватает, дорогая, три студента тут на днях свои услуги предлагали. Но... не тот коленкор – так, кажется, у вас говорят?

–?Кто теперь эти выражения помнит, Артур.

–?Я помню. Когда читаю, даже выписываю.

–?Так то вы. Вы вообще из другого мира, другого времени.

–?Это хорошо?

–?Это замечательно. Ныне таких мало.

–?Скажите, дорогая... Я как припоминаю, вы мельком упомянули, что вообще-то вы скрипачка, а не гитаристка. Почему вы с собой скрипку не взяли?

–?Видите ли, Артур, скрипка у меня и очень хорошая и очень для меня дорогая – от деда. Да и сама по себе, как инструмент, ценная. Брать на отдых страшновато...

–?У меня сейф есть.

–?А в дороге?

–?Жаль... Я почему-то думаю, вы очень хороший скрипач. – Артур так и сказал, «скрипач», проявив определенную тонкость.

–?Я почему-то думаю то же самое... – отшутилась Каролина. – Значит, я прихожу в восемь?

–?Да, да, раньше никто не собирается.


...Ближе к семи часам ее вдруг обуяли сомнения. А вдруг не станут слушать? Вдруг потребуют петь? Конечно, она может сыграть две-три надрывные и одновременно виртуозные пьесы, мастерства достанет. Но ведь этого не хватит на вечер. Без мелодекламации время промчится так быстро, что Артур, такой ласковый, заботливый, просто выгонит ее... Ох, почему она не взяла скрипку?

Съедаемая сомнениями, она извлекла гитару из старого, заслуженного жесткого фибрового футляра, долго настраивала, прислушиваясь, сыграла классический цыганский перебор.

Стихов она знала множество.

Они как-то сами укладывались в память. Были среди них жемчужины, но встречались и такие, что недостойны находиться в таком изысканном окружении. В своем кругу, озорно поводя глазами, она вдруг заводила бесконечные хулиганские частушки, которые начинались всегда одним и тем же куплетом:

Ой, грустно мне,

Хтой-то был на мне.

Сарафан не так,

И в руке пятак.

А с чего сегодня начать? Не с частушек, понятно. Но с каких стихов? С любимой Цветаевой? Или не очень любимой, но более доходчивой Вероники Тушновой, обнажающей свое кровоточащее сердце почти в каждом стихотворении позднего цикла? А может быть, Заболоцкого?

Интересно, что бы ей посоветовал Алекс?

Она никогда заранее не задумывалась над тем, какой мелодией будет сопровождать стихи. Это рождалось само собой, вместе с первыми словами, словно кто-то всемогущий подсказывал ей и из своей бесконечной музыкальной памяти она извлекала немедленно именно ту, единственную мелодию, что подходила и к этому стихотворению, и к ее настроению. А потом уже никогда не забывала, что выбрала и что удачно прозвучало, а что нет...

Но чьи стихи взять?

Ответ пришел сам, помимо предложенных разумом имен, словно подсказанный кем-то извне, – Пушкин.

И незримо опираясь на его крепкую, миниатюрную, с длинными, нервными пальцами руку, закаленную подниманием тяжеленных дуэльных пистолетов в часы утренних тренировок, она решительно двинулась в ресторан.

Слыхали ль вы за рощей глас певца ночной,

Певца любви, певца своей печали?

Когда поля в час утренний молчали,

Свирели звук, унылый и простой,

Слыхали ль вы?..

После первых слов ее вдруг охватил ужас – а вдруг она ошиблась и начала не с того стихотворения? Вдруг ее не станут слушать?

Но уже повернулись в ее сторону лица, кто-то поднял голову от тарелки, а в двери, ведущей на кухню, появился Артур, а за ним шеф в высоченном белом колпаке.

Отступать поздно...