– Ваше величество, к сожалению, не все благорасположены к вам так, как граф Арундель. У меня есть сведения, что Папа Римский усилил свои угрозы в ваш адрес, а по стране ходит немало сплетен о вас.

– Каких именно? – нахмурилась королева.

– Говорят, что вы чрезмерно благоволите сэру Роберту, уделяете ему куда больше внимания, чем всем прочим придворным.

«Что за слащавая каша!» – мысленно рассердился он на себя. А как еще сказать ей, что народ в открытую называет ее шлюхой Роберта Дадли?

– Пусть себе сплетничают. – Елизавета опять засмеялась. – Сэр Роберт – самый блистательный из моих придворных. Почему бы мне не благоволить ему?

Сесил все-таки нашел в себе мужество выразиться яснее:

– Ваше величество, все гораздо хуже. Ходят слухи, будто вы находитесь с ним в предосудительных отношениях.

– Кто это говорит? – вспыхнула Елизавета.

«Народ в каждой английской таверне».

– Все кому не лень, ваше величество.

– У нас что, нет законов, ограждающих королеву от клеветы, и палачей, чтобы подрезать языки излишне болтливым личностям?

Сесил даже оторопел. Он чувствовал, что рассвирепевшая Елизавета готова не только подрезать языки, но и рубить головы.

– Ваше величество, мы можем арестовать несколько дюжин сплетников, но ведь об этом говорят повсюду. Люди такому верят. Не будем же мы воевать с собственным народом. Англичане любят вас, однако…

– Довольно! – резко прервала она главного советника. – Ни я, ни сэр Роберт не сделали ничего предосудительного. Для чего тогда существуют придворные, Тайный совет и ты, мой Призрак? Этак скоро обо мне начнут болтать в моем же присутствии! Народ не сочиняет сплетни, лишь подхватывает то, что кто-то распускает. Ищите тех, кто этим занимается. Когда вы примерно накажете одного, другого, десятого, охота распускать слухи и клеветать на королеву пройдет сама собой. Если это будет продолжаться, то основная вина падет на тебя, Сесил. Хорош главный советник королевы!

Она повернулась, готовая уйти, но Уильям осторожно тронул ее за рукав и попросил:

– Постойте, ваше величество.

– Что тебе еще?

– Простонародью свойственно сплетничать о своих господах. Но этим дело не ограничивается. При дворе есть те, кто заявляет, что Дадли нужно лишить жизни, пока он не опозорил вас.

– Ему грозит опасность? – Елизавета сразу позабыла, что спешит на торжество.

– Вам обоим. Отношения с сэром Робертом нанесли удар по вашей репутации, и среди знати есть достаточно тех, кто считает своим патриотическим долгом убить его и прекратить этот позор.

Королева побледнела.

– Учти, Сесил, никто не смеет и пальцем тронуть сэра Роберта.

– Есть очень простой способ обезопасить его и вас. Ваше замужество. Выходите за Карла или за герцога Арранского. Сплетни утихнут, и никто уже не будет точить зубы на сэра Роберта.

Елизавета кивнула. Теперь она была больше похожа на затравленного зверя.

– Да, я выйду за одного из них. Можете на это рассчитывать. Скажи, что я намечаю свадьбу на осень. Это решено. Я понимаю, что мне необходимо выйти замуж.

– На этом торжестве будет и Каспар фон Брейнер. Вы позволите усадить посла рядом с вами? Нам необходимо заручиться его поддержкой в нашей борьбе с шотландской регентшей.

– Разумеется, он займет это место! – торопливо ответила она. – А кому, по-твоему, сидеть рядом со мной? Сэру Роберту? Пусть злопыхатели подавятся своими сплетнями, а все собравшиеся поймут, что я вновь вернулась к мысли выйти за одного из Габсбургов. Я окажу его послу все знаки внимания.

– Я очень хочу, чтобы вам на этот раз поверили, – искренне сказал Сесил. – Посол надеется. Вы сами это поняли. Однако я не вижу, чтобы вы начали составлять брачный договор.

– Сесил, пока еще август. Наш двор путешествует. Сейчас не время составлять договоры.

– Ваше величество, опасность не прекратишь тем, что кто-то устроил вам роскошный пир. Ей нет дела до удачной охоты и прекрасной погоды. Герцог Арранский со дня на день должен прибыть в Англию. Вы позволите проводить его к вам сразу же, как только он появится?

– Да.

– Вы разрешаете передать ему деньги и начать готовить армию, которая отправится в Шотландию вместе с ним?

– А вот с армией подожди, – возразила королева, едва дослушав фразу. – Сначала нужно убедиться в том, что он умеет командовать, и узнать, каковы его намерения. Кстати, о слухах. Кажется, у герцога была жена, которую он благополучно куда-то спровадил.

«Если ты любезничаешь с одним женатым мужчиной, что помешает тебе заниматься тем же с другим?» – раздраженно подумал Сесил.

Вслух же он, естественно, сказал другое:

– Ваше величество, без нашей поддержки герцог Арранский не победит, а он самый благоприятный для нас претендент на шотландский трон. Если этот человек поведет нашу армию к победе и вы решитесь выйти за него, то мы обезопасим Англию от угрозы французского вторжения, причем навсегда. Если вы сделаете это, то превзойдете всех королей и королев, правивших до вас. Слава Елизаветы затмит даже ту, которая досталась вашему отцу. Обезопасьте Англию от французской угрозы, и вас запомнят навсегда. Все остальное забудется. В людской памяти вы останетесь спасительницей Англии.

– Я встречусь с герцогом, – пообещала Елизавета. – Можешь мне верить, Сесил. Интересы страны для меня превыше всего. Я переговорю с ним и тогда решу, как мне поступить.


На алтарь королевской часовни в Хэмптон-Корте вновь поставили распятие, принесенное из кладовой и начищенное до блеска. Огарки заменили новыми свечами. После летних странствий по дворцам, охот и празднеств королевский двор вдруг охватило религиозное рвение. Приходя на мессу и покидая часовню, Елизавета склонялась перед алтарем и осеняла себя крестным знамением. У входа появилась чаша со святой водой. Протестантская душа Екатерины Ноллис не могла этого вынести, поэтому женщина каждое утро демонстративно покидала дворец и ехала в Лондон, чтобы помолиться в реформированной церкви.

– Что все это значит? – полюбопытствовал у королевы сэр Фрэнсис Бэкон, когда они стояли возле открытой двери часовни и смотрели, как певчие чистят перила алтаря.

– Подачка, – презрительно ответила она. – Кость для тех, кто желает удостовериться в моем обращении.

– Кому же именно она предназначена?

– Папе Римскому, который предпочел бы видеть меня мертвой, – раздраженно ответила Елизавета. – Испанцам, с которыми я вынуждена дружить. Эрцгерцогу, дабы в нем не угасала надежда. Английским католикам, чтобы дали мне передышку. Тебе, сэр Фрэнсис, и твоим собратьям-лютеранам. То-то вам будет пища для сомнений.

– А истинные цели всего этого?.. – улыбаясь, спросил он.

Елизавета сердито дернула плечом, вошла в часовню и ответила:

– Всех, кого я перечислила, они интересуют меньше всего. Но можешь не сомневаться, я умею надежно хранить в глубине своего сердца все то, что для меня истинно.


Уильям Хайд получил письмо от Томаса Блаунта, доверенного слуги сэра Роберта. В нем содержалась просьба встретить людей Дадли, которые приедут через три дня, чтобы проводить Эми и миссис Оддингселл к Форстерам в Камнор-Плейс, а затем, после недолгого пребывания там – в Чизлхерст. Внутри письма было второе, написанное собственноручно сэром Робертом. В нем он сообщал Уильяму основные придворные новости, рассказывал о подарках королевы, уже вернувшейся в Хэмптон-Корт, и вскользь сообщал, что Уильяма вскоре назначат на выгодную должность в один из оксфордских колледжей. Это будет благодарностью за теплый прием, оказанный леди Дадли, и залогом их дальнейшей дружбы.

Уильям поспешил к Эми, показал ей письмо и сообщил:

– У меня новости. Через несколько дней вы с Лиззи покидаете нас.

– Так скоро? – удивилась Эми. – Роберт что-нибудь написал о поисках дома?

– Королева подарила ему потрясающий особняк в Кенте. Сэр Роберт написал мне об этом. Ноул-Плейс. Тебе знакомо такое место?

Эми покачала головой и спросила:

– Значит, он не хочет, чтобы я занималась поисками дома? Муж раздумал обосноваться в Оксфордшире? Мы теперь будем жить в Кенте?

– Сэр Роберт ничего об этом не пишет, – как можно мягче ответил Уильям. – Видимо, он сам пока не решил.

Бедняжка Эми! Она получила новую порцию унижений. Каково ей узнавать у родственника, где будет находиться ее дом? Июньская ссора с мужем, да еще и приключившаяся на глазах других людей, тяжело сказалась на ней. Эми словно усохла от стыда и замкнулась в себе. Все эти недели она постоянно ходила в церковь. Уильям Хайд считал, что ее посещение приносит утешение женщинам, особенно тем, кому не совладать с тяжелыми жизненными обстоятельствами. Эми повезло, что в здешней церкви служит отец Уилсон. Он умеет найти нужные слова и наверняка советует Эми проявлять смирение. Уильям Хайд, как и любой мужчина его возраста, считал смирение великой добродетелью жены.

– Эми, я стал замечать, что ты прикладываешь руку к груди. У тебя что-то болит? – спросил он, увидев такое сейчас. – Пусть тебя перед отъездом посмотрит лекарь. Послать за ним?

– Спасибо, не стоит, – с печальной улыбкой быстро ответила она. – Поболит и перестанет. Когда мне уезжать от вас?

– Дня через три или четыре. Сначала вы отправитесь в Камнор-Плейс навестить Форстеров, оттуда поедете к Хайесам в Чизлхерст. Нам будет очень тебя недоставать. Мы к тебе привыкли как к родной. Хочу надеяться, что ты там не задержишься и снова вернешься сюда. Мы всегда тебе рады.

Уильям надеялся, что перемена обстановки обрадует Эми, но ее глаза вдруг наполнились слезами. Мистер Хайд не любил женских слабостей и поторопился уйти.

Но Эми не расплакалась, наоборот, улыбнулась и сказала:

– Как вы с Алисой добры ко мне. Я всегда с такой радостью приезжаю сюда. Ваш дом стал для меня родным.

– Может, под зиму ты опять вернешься к нам, – с напускной веселостью сказал Уильям.

– Или же вы приедете ко мне. Я пока не знаю, где буду жить. Возможно, что и в Кенте. Если Роберту нужно, чтобы я обосновалась там, то мне придется остаться в этом Ноул-Плейсе.