Сделав ещё несколько изменений в командном составе, группенфюрер Кальтенбруннер зачитал список сотрудников, которые будут переведены в другие отделы или же вовсе распущены со своих должностей, потому как они «не соответствовали требованиям, необходимым для выполнения безупречной службы». Барбара прошептала очередное «о, Боже,» когда он перешёл на женский состав СС. На удивление, он не начал увольнять каждую вторую девушку, но вместо того обратился к штандартенфюреру Шелленбергу:

— Штандартенфюрер, меня, по правде, не особенно интересует секретарский состав, пока их непосредственное начальство находит их работу удовлетворительной, но мне всё же самому потребуется помощница, чтобы заниматься корреспонденцией. Так что просто скажите мне, какая из них посмекалистее, печатает быстро, может сварить хороший кофе, и чтобы на неё приятно смотреть было?

Шелленберг вежливо улыбнулся и окинул взглядом всех девушек, сидящих рядом со мной, однако, избегая какого бы то ни было зрительного контакта со мной лично.

— Ну что ж… По правде сказать, они все весьма способные работники с отличными характеристиками. Я, право, не знаю, как выбрать кого-то одного.

— Они вот уже больше полугода работают под вашим началом, и вы до сих пор не знаете, какая из них самая способная? — Австриец глянул на Шелленберга.

— Ну, самая способная, пожалуй, будет Аннализа Фридманн, но она является моим личным секретарём, и…

— Больше не является. — Группенфюрер Кальтенбруннер перевёл на меня взгляд впервые за всё это время, и ухмыльнулся. — С сегодняшнего дня она будет работать на меня.

— Но, герр группенфюрер, при всём уважении, она мне нужна. — Шелленберг явно не был доволен такой перестановкой. — Никто из других секретарей не сможет выполнять её работу.

— Вы что, оспариваете моё решение?

— Ни в коем случае, герр группенфюрер, но я всё же хочу сказать, что она незаменимый для меня работник…

— Я вам искренне сочувствую, но теперь она станет моим незаменимым сотрудником. — Доктор Кальтенбруннер очаровательно улыбнулся шефу внешней разведки, и я сразу же поняла, что в очень скором времени между ними начнётся самая настоящая война. — Что ж, на этом, пожалуй, всё, дамы и господа. Вопросы?

Если у кого-то они и были, то никто не осмелился поднять руки.

— Вот и чудненько. Свободны.

* * *

— Вот сукин сын! — Штандартенфюрер Шелленберг ругался в исключительно редких случаях, и только когда бывал предельно зол. — Он нарочно это сделал! Да у любой девушки из отдела хватило бы мозгов и десяти пальцев, чтобы печатать его приказы, а это всё, для чего она ему нужна. Не стоило мне говорить, что вы хоть сколько-то ценный сотрудник.

Я уже почти закончила паковать свои офисные принадлежности в маленькую коробку, и пожала плечами.

— Это не ваша вина, герр штандартенфюрер. Он бы всё равно меня выбрал, даже если бы я из рук вон плохо работала.

— Вы считаете?

— Уверена. — Зажав коробку под мышкой, я протянула руку моему теперь уже бывшему начальнику. — Мне очень жаль, что приходится вас покидать. Работать на вас было настоящим удовольствием, герр штандартенфюрер. Спасибо вам за всё. И пожалуйста, дайте знать, если вам что-то потребуется в будущем; я всегда могу взять какую-то работу на дом и помочь вам, если нужно.

Он пожал мне руку и кивнул.

— Благодарю вас за отличную службу, Аннализа. Я обязательно прослежу, чтобы это отразилось в вашем личном деле. И… Удачи с вашим новым начальником.

Я не сдержала ухмылки, увидев выражение его лица, когда он это произнёс.

— Благодарю вас.

Мне действительно было жаль покидать приёмную Вальтера Шелленберга, потому как мне и вправду нравилось работать под его руководством. Однако, в отношении моей контрразведывательной деятельности, моё новое назначение было даже ещё лучше прежнего: вся бумажная работа группенфюрера Кальтенбруннера будет теперь проходить через мои руки, а его должность была куда выше и значимее, чем штандартенфюрера Шелленберга. Я была более чем уверена, что Рудольф и Ингрид придут в настоящий восторг, когда узнают эту новость.

Когда я вошла в приёмную группенфюрера Кальтенбруннера, его адъютант кивнул мне, не отнимая телефона от уха, указывая на стол в углу, который предназначался мне, судя по всему. Я только было начала организовывать своё рабочее место, как он бросил через плечо, положив трубку и направляясь к выходу:

— Он хочет кофе. Иди сделай ему кофе.

«Просто отлично. Из личного помощника шефа внешней разведки я меньше чем за полчаса превратилась в обычную официантку. Ничего не скажешь, продвижение по службе!» Я открыла было рот, чтобы спросить адъютанта группенфюрера, как наш новый шеф предпочитал его кофе, но он уже исчез за дверью. Похоже было, что мне придётся спрашивать самой. Я постучала в дверь его кабинета и, услышав «да» из-за двери, открыла её и увидела нового шефа РСХА также с трубкой в руке. Правда, доктор Кальтенбруннер оказался вежливее, чем его непосредственный подчинённый, и вопросительно улыбнулся мне, прикрыв трубку рукой.

— Чем могу помочь, фрау Фридманн?

— Просто хотела уточнить, как вам больше нравится, герр группенфюрер.

— Да у меня, по правде говоря, нет особых предпочтений, но раз уж вы спросили, то прямо на этом столе и погорячее, — ответил он со своей обычной ухмылкой.

Я сощурила на него глаза, изо всех сил стараясь не рассмеяться. Он был неисправим.

— Я вообще-то имела в виду ваш кофе.

Его ухмылка стала ещё заметнее.

— Я тоже про кофе говорю, а вы про что подумали?

— Знаете что? Раз вы такой шутник, то сделаю всё, как мне нравится, и попробуйте хоть слово сказать!

Только уже произнеся это вслух, я поняла всю двусмысленность сказанного, но доктор Кальтенбруннер, конечно же, заметил это первым.

— Правда? Что ж, я согласен. Это даже интересно, когда девушка командует.

— О, господи!

Я закрыла за собой дверь, пока он ещё что-нибудь похуже не сказал, и услышала его смех по другую сторону. Похоже было, что работать в моём новом офисе будет очень даже весело.

Но если я подумала, что на двусмысленных шутках про кофе всё и закончится, я сильно заблуждалась. Уже на следующий день, когда новый шеф РСХА вошёл в приёмную, он оглядел меня с ног до головы и заметил с весьма серьёзным видом:

— Жаль всё-таки, что вас эту форму заставляют носить.

Я-то наивно решила, что может он позволит мне носить обычные платья на службу, и даже просияла в ответ.

— А в чём бы вы хотели меня видеть?

— Без ничего.

«Ну да. А чего я, в принципе, ожидала?»

— Идите отсюда с вашими грязными шуточками, герр группенфюрер! Я-то думала, вы серьёзно!

— О, я очень даже серьёзно.

Даже думать не хочу, куда бы дальше зашёл этот разговор, если бы не появился его адъютант Георг и не вручил доктору Кальтенбруннеру его утреннюю корреспонденцию.

На следующий день доктор Кальтенбруннер махнул мне следовать за ним, когда выходил из кабинета.

— Хочу проверить, такая ли вы хорошая стенографистка, как утверждал Шелленберг. У меня встреча назначена с рейхсфюрером, и мне нужно, чтобы вы кое-что записали.

— Конечно, герр группенфюрер.

Я только было понадеялась, что наши отношения наконец приняли нормальный, официальный характер, но тут он снова начал свои штучки. Во-первых, он усадил меня прямо рядом с собой, якобы чтобы следить, что я всё правильно записываю. Затем, как только рейхсфюрер отвернулся к карте на стене и, соответственно, не мог видеть, что происходило у него за спиной, доктор Кальтенбруннер опустил руку на спинку моего стула, и другой слегка отодвинул мою левую руку, наклонившись ко мне чуть ли не вплотную, чтобы «проверить мои записи».

Я посмотрела на него как можно более убийственно, сказав одними губами, чтобы рейхсфюрер не услышал:

— Какого чёрта вы делаете?

Но новый шеф РСХА только постучал пальцем по бумаге, также тихо ответив:

— Пишите, пишите, не отвлекайтесь.

Конечно же, он отодвинулся от меня, только когда рейхсфюрер повернулся к нам лицом.

По пути обратно в офис, когда мы наконец-то снова могли говорить, я сощурила на него глаза и сказала:

— Если вы не прекратите это с вашим поведением, клянусь, я вас в один прекрасный день отведу в подвал внизу, и буду убивать медленно и мучительно.

Но как оказалось, ничто не могло напугать австрийца и его грязный ум.

— Мм, звучит многообещающе. Лично я не знал, что вам такое нравится, но я всегда открыт экспериментам.

Изо всех сил стараясь не расхохотаться или не покраснеть, я быстро оглянулась и, убедившись что мы были одни в коридоре, стукнула его по плечу своим блокнотом.

— Что, уже начинаем? — он игриво изогнул бровь.

— Ничего мы не начинаем! Вот, забирайте ваши записи, а я пока пойду проверю, не готовы ли доклады, что вам обещал группенфюрер Мюллер.

— Что значит, забирайте ваши записи? Это же стенография. Мне нужно, чтобы вы их по-нормальному расшифровали.

— Вы же сказали, что знаете стенографию! Всего час назад!

— Я соврал.

— Зачем вы тогда так разглядывали, что я там себе записывала?

— Я, вообще-то, не на бумагу смотрел.

Группенфюрер Кальтенбруннер опустил глаза на уровень моей груди, снова ухмыляясь. Я покачала головой.

— Вы совершенно отвратительны.

— Из ваших уст это звучит как комплимент.

— Знаете, после всего того, что я от вас услышала всего за последние пару минут, мне в душ захотелось.