Мне вдруг стало безумно стыдно за то, как я себя вела с ним всё это время. Естественно, я и понятия не имела, что группенфюреру Кальтенбруннеру было приказано принять пост шефа РСХА, как и моему брату в своё время было приказано принять пост надзирателя в лагере вместо восточного фронта.

— Я прошу прощения, герр группенфюрер, — вымолвила я после затянувшейся паузы, опустив глаза. — Я не знала этого.

Он ничего не ответил, только опустился обратно на своё место и начал бесцельно копаться в бумагах. Всё ещё чувствуя свою вину, я спросила:

— Я могу что-то ещё для вас сделать?

Доктор Кальтенбруннер устало потёр лоб и наконец взглянул на меня.

— Вашу работу.

Я кивнула и подобрала подписанные приказы с его стола.

— Простите, герр группенфюрер.

— Не стоит извиняться, фрау Фридманн, вы ни в чём не виноваты. Вы можете идти.

Я снова кивнула и покинула его кабинет, чувствуя себя совершенно ужасно. Я совершила ошибку, напридумывав себе каких-то поспешных выводов, когда на самом деле и понятия не имела, что происходит. Но в то же время я была безумно рада, что доктор Кальтенбруннер оказался далеко не бездушным монстром, как я себя уже начала в том убеждать; он также как и я терпеть не мог всю эту полицейскую работу, и не заглядывал в приказы, потому что не хотел знать, что внутри, а не потому, что ему попросту не было дела.

А ещё неделю спустя доктор Кальтенбруннер велел мне передавать все приказы, что имели отношение к гестапо и направлялись на его подпись, напрямую Георгу, чтобы тот штамповал их его факсимиле. Похоже, что он и вовсе не хотел больше брать в руки эти приказы. Я его не винила; я точно так же едва могла заставить себя их читать. Только вот вскоре мне пришлось столкнуться с этими самыми приказами куда ближе, чем я того желала.

* * *

Группенфюрер Кальтенбруннер и его адъютант только уехали в Рейхканцелярию, как группенфюрер Мюллер появился на пороге в поисках шефа.

— Он уехал на совещание к рейхсфюреру, герр группенфюрер. — Я изобразила виноватую улыбку перед шефом гестапо. — Может, я смогу вам чем-то помочь?

— Вообще-то да, думаю, сможете. Этот приказ необходимо отослать сегодня же, а вы ведь не знаете, вернётся ли он или нет, так? А мне очень нужна его подпись. У вас же есть ключи от его кабинета?

— Да, есть.

— Прекрасно. Подите-ка, поставьте печать его факсимиле под приказом, и я сразу же отошлю это коменданту Маутхаузена.

Группенфюрер Мюллер протянул мне листок бумаги.

— Вы хотите, чтобы я…?

— Да, да, приказ недействителен без его подписи. Вы же знаете, где он хранит своё факсимиле?

— Да.

Я поднялась со стула, достала ключи от кабинета доктора Кальтенбруннера из кармана и пошла открыть дверь. Группенфюрер Мюллер в это время весьма удобно расположился на стуле Георга. Оставив его в приёмной, я подошла к столу доктора Кальтенбруннера и отперла верхний ящик ещё одним ключом, который он мне дал. А затем я зачем-то посмотрела на приказ, который так и держала в другой руке. Это был приказ об «особом обращении» советских комиссаров, военнопленных, которых рейхсфюреру не терпелось уничтожить, потому как они могли «распространить свою коммунистическую пропаганду» среди других заключённых. Восемьдесят семь человек. И Мюллеру требовалась подпись под этим приказом, подпись, которая определит их судьбу раз и навсегда. Самым страшным было то, что это я должна была её туда поставить, приговорив всех этих советских комиссаров к газовой камере.

Я выронила приказ из рук и притянула их к груди. Нет, этого я сделать не могла. Ну никак.

«Саму себя инкриминируешь, Аннализа. Придётся».

Нет, не стану я!

«Это же не твоя подпись, и даже не твоё факсимиле. Это ответственность доктора Кальтенбруннера. На приказе будет стоять его имя, а не твоё. Ты здесь совершенно не причём».

Да какая разница, чьё там будет стоять имя? Я же его туда поставлю. Без этой подписи эти люди не будут казнены.

«Ещё как будут, в любом случае будут, и ты это прекрасно знаешь. Ты просто следуешь приказу своего командира, ты сама лично никого не убиваешь».

Очень даже убиваю. Их кровь будет на моих руках, как и на руках всех тех людей, которые отдают подобные приказы. Я стану самым настоящим пособником в убийстве.

«Нет, не станешь. Ты — агент контрразведки, и тебе необходимо притворяться рьяной нацисткой. Так что иди и играй свою роль. Опусти штамп на бумагу. Всё просто».

Нет, не могу.

— Что вы там так долго делаете? — Голос Мюллера прервал мой внутренний диалог, что я вела сама с собой. Только вот я до сих пор не знала, какой из голосов слушать.

— Одну минутку, герр группенфюрер. Я никак не могу найти его факсимиле. Должно быть Георг снова его куда-то не туда убрал.

Я солгала, конечно же. Факсимиле доктора Кальтенбруннера лежало на своём обычном месте, в маленькой чёрной коробочке в верхнем ящике его стола. Я уже даже вынула его оттуда, но вот опустить на бумагу никак не могла.

«Ну, давай же».

Нет.

«Ты и похуже вещи раньше делала, Аннализа. Если уж говорить о пособничестве в убийстве, то ты уже двоих на тот свет помогла отправить».

Гейдрих этого более чем заслужил.

«А Йозеф? Тот тоже заслужил?»

Нет, конечно. Он просто оказался жертвой обстоятельств. И меня до сих пор мучает совесть из-за того, что нам пришлось с ним сделать.

«Судьба этих восьмидесяти семи человек уже решена. Если ты сейчас же не поставишь под этим приказом подпись, ты только неприятности на себя навлечёшь. Ты же член СС, ты идеологический солдат фюрера в их глазах. Не порти самой себе картину. Штампуй бумагу».

— Ну что там? Вы нашли его или нет?

Оба голоса затихли. Пора было что-то срочно решать. Я закрыла глаза и с трудом сглотнула.

— Да, герр группенфюрер.

Удар печати по крыше стола прозвучал, как выстрел, выстрел каждому из этих несчастных комиссаров в голову, сделанный мной лично. Я теперь была ничем не лучше их всех: Мюллера, Гиммлера и самого фюрера. Только тогда я поняла, как себя должно быть чувствовал доктор Кальтенбруннер, подписывая все эти приказы каждое утро. Это было прегадким чувством; неудивительно, что он столько курил.

Я убрала факсимиле обратно в стол, взяла подписанный приказ, заперла за собой дверь и протянула бумагу улыбающемуся шефу гестапо.

— Благодарю вас, фрау Фридманн. Вы мне очень помогли.

— Не за что, герр группенфюрер.

Мюллер кивнул мне и вышел из приёмной. Я опустилась на свой стул, сложила руки на столе и спрятала в них лицо. В таком виде меня и застал доктор Кальтенбруннер, неожиданно быстро вернувшийся из Рейхканцелярии. Он шутил о чём-то с Георгом и, услышав их голоса, я быстро привела себя в порядок и вытерла глаза; я надеялась, что он не заметит, что я плакала.

— Вы уже вернулись, герр группенфюрер? Я вас уже и не ждала сегодня.

— Да, рейхсфюрера срочно вызвал в ставку фюрер, и собрание отменили.

— Сварить вам кофе? — я изо всех сил старалась избежать его взгляда, перекладывая какие-то бессмысленные бумаги на столе.

— Нет, спасибо, я выпил чашку в буфете Рейхканцелярии.

Я кивнула и ещё сильнее уткнулась носом в документы, чувствуя на себе его взгляд. Уже в дверях доктор Кальтенбруннер вдруг позвал меня:

— Фрау Фридманн, вы не зайдёте на минутку?

Меньше всего на свете я хотела «зайти на минутку,» но мне всё равно нужно было сказать ему о визите Мюллера, поэтому я только вздохнула и проследовала за моим начальником в его кабинет. Он закрыл за нами дверь и остановился там же, глядя на меня. Я упорно разглядывала узоры на ковре.

— Что-то случилось?

— Нет, ничего. — Я и вовсе отвернула голову в сторону.

— Взгляните на меня.

Я подняла было на него глаза, но тут же снова их опустила.

— Да что с вами такое? Вы чем-то расстроены?

— Всё хорошо, просто немного устала.

— Вы плохо себя чувствуете? Хотите пойти домой? Я могу вас отпустить.

— Нет, я в порядке, герр группенфюрер, правда. Простите.

Он говорил таким полусочувственным, полууспокаивающим голосом, что мне снова слёзы навернулись на глаза. Папа так со мной говорил, когда я была чем-то расстроена, и его жалость всегда только снова приводила к слезам, даже когда я уже давно сама перестала плакать. Но тем не менее я сделала глубокий вдох, впившись ногтями в собственную ладонь, и заставила себя собраться. Я снова подняла на него глаза и в этот раз даже заставила себя улыбнуться.

— Мне просто нужен кофе, вот и всё. Я варю его вам целый день, а сама не пью; наверное, надо начать. Это просто усталость, правда.

Доктор Кальтенбруннер медленно улыбнулся мне в ответ, только вот глаза его остались серьёзными. Я сразу поняла, что он не купился, но хотя бы вид сделал.

— Вы можете делать перерыв на кофе в любое время, фрау Фридманн.

— Благодарю вас, герр группенфюрер. — Я снова заставила себя улыбнуться, и затем добавила, как будто невзначай, — Да, кстати, группенфюрер Мюллер заходил, ему нужна была ваша подпись на одном из приказов о советских военнопленных. Он попросил меня её туда поставить, и я воспользовалась вашим факсимиле. Я надеюсь, вы не против? Герр группенфюрер сказал, что я могу это сделать ввиду срочности дела и вашего отсутствия.

— Да, вы можете ставить мою подпись на все документы, что он приносит. Только читайте их сначала.

— Конечно, герр группенфюрер.

Я ждала, чтобы он меня отпустил, но он продолжал меня разглядывать.