— Можете идти, фрау Фридманн. Герр обергруппенфюрер вам завтра даст знать, если ему потребуются какие бы то ни было разъяснения.

— Спасибо и доброго вам вечера.

— Благодарю, и вам также.

Я покинула приёмную Гейдриха с хитрой ухмылкой и копией его расписания в кармане. Да, вечер действительно был добрым!

Вена, апрель 1942-го

Мы вот уже час ехали за пределами города, а группенфюрер Кальтенбруннер так и не говорил мне, куда мы направлялись. Казалось, он пребывал в весьма хорошем настроении с того момента, как встретил меня на вокзале, но на все мои вопросы продолжал отвечать, что я должна набраться терпения для моего предстоящего «сюрприза». Я понятия не имела, о чем он говорил, но сам он похоже был очень по этому поводу рад.

Я всё ещё не до конца оправилась от двух недавних событий, произошедших на пути из Берлина в Вену: во-первых, на перроне я встретила Макса Штерна. Он был другом и коллегой Генриха из СД и женат на моей лучшей подруге, Урсуле. Он ехал по делам офиса с какой-то документацией и сильно удивился, увидев меня на вокзале. Мне пришлось соврать, что у меня были личные дела в австрийской столице. Другим событием было то, что наш поезд едва не сошёл с рельс, как только мы покинули Берлин.

Когда поезд только начал набирать ход, Макс и я шли через вагон второго класса к его купе, которое он галантно предложил мне разделить с ним, чтобы я не скучала в пути. И тут вдруг поезд так резко затормозил, что я едва не упала на какого-то престарелого господина, если бы Макс вовремя меня не поймал. Другим пассажирам не так повезло, и они всё же попадали на своих соседей, сидящих напротив. Половина чемоданов также упала сверху, чудом не угодив нам по головам. Когда первоначальный шок прошёл, все начали подбирать упавший багаж, кляня на чем свет стоит машиниста, хотя как оказалось позже, его вины здесь как раз не было — кто-то забыл перевести стрелку на линии.

Макс помогал людям сзади меня с их чемоданами, в то время как я подобрала сумку одной молодой женщины с ребёнком; руки у неё были заняты малышом, и сама она этого сделать никак не могла. Чемодан её тоже упал с верхней полки, и я попыталась вернуть его на место, но он был слишком для меня тяжёл.

— Что у вас там такое? Камни? — рассмеялась я, пытаясь совладать с её чемоданом.

— Нет, книги моего мужа. Он — профессор философии. Да оставьте вы его, вам же тяжело!

К счастью, Макс вовремя пришёл мне на помощь и с лёгкостью уложил багаж обратно на место. Женщина поблагодарила нас, и мы прошли в своё купе. Остаток пути, слава богу, прошёл без происшествий. Макс предложил подвезти меня, как только мы сошли с поезда, но я сказала ему, что друг забирает меня. Сейчас я сидела в чёрном мерседесе этого самого «друга»; не помню, как давно я видела хоть одну машину, встретившуюся нам, но как только он свернул на какую-то грунтовую дорогу, ведущую куда-то в лес, я совсем потерялась.

— Долго нам ещё ехать? — снова спросила я его.

— Терпение, дорогая моя. Мы уже почти на месте. — доктор Кальтенбруннер подмигнул мне, ухмыляясь.

Хоть я и довольно неплохо его знала к этому времени и могла даже назвать его если не другом, то хотя бы сообщником, я всё же старалась не забывать об истинной природе этого человека, который был вполне способен на совершенно чудовищные вещи. На секунду мысль закралась мне в голову, что в моём нынешнем положении я была в его полной власти, и что прийди ему в голову идея изнасиловать и убить меня в этой глуши, никто бы даже не знал, где искать мой труп. А что, если он передумал насчёт всей этой затеи с Гейдрихом и решил избавиться от единственного свидетеля — меня? Я невольно заёрзала на сиденье и продолжила изучать картину за окном. Она была довольно неутешительной: мы ехали посреди абсолютнейшей глуши, но группенфюрер Кальтенбруннер, казалось, дорогу знал, как свои пять пальцев. Сколько раз он, интересно, сюда ездил? А самое главное зачем?

— Вы нервничаете? — Его вопрос застал меня врасплох. Должно быть, у него и вправду были какие-то животные инстинкты, если он так быстро смог почуять мой страх.

— А нужно? — Я попыталась, чтобы это прозвучало как можно более шутливо, хотя я действительно нервничала. Очень нервничала.

— Ну вы же со мной, разве нет?

Это должно было прозвучать ободряюще, но мне это наоборот показалось главной причиной того, чтобы нервничать. Тем не менее я улыбнулась ещё шире и кивнула. Через пару минут доктор Кальтенбруннер наконец остановил машину и выключил мотор.

— Ну вот и приехали. — Он повернулся ко мне. — Время для вашего обещанного сюрприза.

«Ну всё, он точно меня прямо тут и прикончит,» успела подумать я. По крайней мере я не видела никакой другой причины, зачем бы он притащил меня в эту непролазную глушь. Тем временем он открыл свою дверь, обошёл вокруг машины, открыл мою дверь и вежливо подал мне руку. Я была рада, что на мне были перчатки: так он хотя бы не почувствует, как вдруг сразу похолодели мои руки. «Интересно только, как он это сделает? Застрелит меня или задушит, чтобы шуму лишнего не делать? Пусть уж лучше застрелит, так хоть не мучиться».

— А теперь вам придётся закрыть глаза.

«Всё верно, по той же причине, зачем эсэсовцы заставляют своих жертв отворачиваться, чтобы не видеть их глаз. Вот уж не думала, что группенфюрер Кальтенбруннер был так сентиментален. Ну что ж, не избежала я, похоже, судьбы других евреев, расстрелянных членами той же организации, чей шеф сейчас и меня к ним отправит». Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза.

— Хорошо. А теперь не подглядывайте, пока не скажу.

— Не буду.

Я услышала его удаляющиеся шаги и звук открываемого багажника. У него и пистолет, и кинжал были при себе, на кобуре, так чего он теперь оттуда доставал? Благодаря всем сплетням и историям о любимых забавах группенфюрера Кальтенбруннера в допросных комнатах гестапо, рассказанных мне мужем, я невольно начала рисовать себе в воображении всякие ужасы. «Он что, помучает меня сначала, перед смертью? И во что я себя только втянула?»

Доктор Кальтенбруннер уронил что-то тяжёлое на землю, и это что-то издало едва различимый звук. Я слишком боялась открыть глаза и продолжала стоять, плотно их зажмурив. Снова его шаги, сопровождаемые шорохом прошлогодней листвы от чего-то, что он за собой тащил. Он остановился рядом со мной.

— Можете открывать.

Я открыла глаза, не удержалась и вскрикнула. Улыбающийся группенфюрер держал за шкирку какого-то человека и, судя по чёрному капюшону на голове последнего и его связанным рукам и ногам, он здесь оказался не по своей воле.

— Кто это? — я совершенно не понимала, что происходит, но была хотя бы рада, что пока осталась в живых.

— А это и есть ваш большой сюрприз.

Доктор Кальтенбруннер несильно встряхнул свою жертву, и тот снова что-то невнятно простонал. Я догадалась, что у него скорее всего был кляп во рту.

— Не будь грубияном, поприветствуй даму, — сказал ему группенфюрер. — Ах да, совсем забыл. Ты же не можешь говорить. Давай-ка вынем эту штуковину у тебя изо рта, чтобы мы все могли перейти к увлекательному и продуктивному разговору.

Он приподнял капюшон с головы своего пленника ровно настолько, чтобы вытащить кляп, и тут же опустил его назад. Группенфюрер Кальтенбруннер явно не хотел, чтобы он видел наши лица.

— Что вам нужно?

Это были первые слова, которые произнёс незнакомец. Он говорил с заметным акцентом, который я не смогла сразу распознать. Группенфюрер Кальтенбруннер несильно стукнул его по затылку.

— Я кажется велел тебе поздороваться с дамой, свинья!

— Здравствуйте, — отозвался тот без особого энтузиазма.

— Здравствуйте, — ответила я, по прежнему в замешательстве от происходящего, а затем снова спросила доктора Кальтенбруннера, — так кто же это?

— Это, моя дорогая, наш с вами новый лучший друг. Правда ведь, Марек?

Я поняла, что это было его именем. Поляк?

— Да я вас даже не знаю и не понимаю, чего вы от меня хотите!

Ещё один подзатыльник последовал, на этот раз куда более ощутимый.

— Ну-ка не груби мне тут. Я вообще-то жизнь тебе твою жалкую пытаюсь спасти.

— Простите, — буркнул Марек с ещё меньшим энтузиазмом, чем раньше.

— Так-то лучше. — Доктор Кальтенбруннер повернулся ко мне. — Так вот, наш новый лучший друг Марек является членом чешского сопротивления, не так ли, Марек?

— Вы что, тоже из гестапо? Я им уже всё рассказал.

— Конечно, рассказал. И у меня в кармане даже есть приказ о твоём смертном приговоре за активное участие в антиправительственной деятельности. Так вот теперь, дружочек мой, у тебя есть два варианта: первый, ты продолжаешь грубить и упираться, и я его привожу в исполнение здесь и сейчас. Второй, ты соглашаешься работать на нас, и я тебя отпускаю.

— Вы меня отпустите?

— Не только отпущу, но ещё и своего личного водителя дам, чтобы в целости и сохранности доставить тебя до самой границы твоей богом забытой страны, где ты сможешь благополучно вернуться к твоей антиправительственной деятельности. Но сделаешь ты это при одном условии: первый пункт твоей первой антиправительственной деятельности будет назначен мной, и ты найдёшь способ привести его в исполнение.

— В чем подвох?

— В том, что твоя любимая жёнушка вместе с твоими чудесными детками до сих пор находятся под арестом в гестапо, и если ты решишь со мной в игры играть, то найдёшь их в скором времени там, где ты сейчас стоишь, только двумя метрами глубже. Уяснил?

Марек вздохнул.

— Что мне нужно будет сделать?

— Ну вот видишь, теперь и поговорить можно! — группенфюрер Кальтенбруннер рассмеялся и грубовато похлопал Марека по щеке. Я подумала, что тому повезло, что на нём был капюшон. — Тебе нужно будет сформировать небольшую группу бойцов из твоего сопротивления и совершить покушение на обергруппенфюрера Гейдриха во время его следующего визита в Прагу.