— Что произошло? — спросила я, кивая в сторону, откуда только что пришла.

Мужчины обменялись взглядами, будто решая, стоило ли мне что-то рассказывать. Наконец гестаповец заговорил:

— Мы арестовали одного из повстанцев из гетто, но прежде чем нам удалось его схватить, он застрелил двух наших офицеров из СС. Герр группенфюрер… немного расстроился по этому поводу.

Георг удивлённо вскинул брови.

— А я-то думал, он избил его, потому что тот отказался говорить.

— Да чёрт его знает, почему. — Гестаповец безразлично пожал плечами. — Вы же знаете, какой он, наш доктор Кальтенбруннер: только шутил о чём-то в допросной, а через секунду уже выстрелил кому-то в голову.

Георг вдруг рассмеялся.

— Ну, вы преувеличиваете! С выстрелом в голову, это было всего один раз, и у него были все на то причины. Этот идиот из СОИ сказал ему, куда идти, да ещё и плюнул в него! Ну и что он ожидал в ответ? Гуманного обращения? Кальтенбруннер и так-то терпением не отличается, а британец уж совсем все границы перешёл. Я бы на его месте сделал то же самое.

Оба рассмеялись, пока я стояла, молча их слушая.

— Мы возвращаемся в гетто? — Генрих подал голос, меняя тему.

— Нет, едем навестить поляков, которые снабжали их оружием. Мои люди уже ждут снаружи. Как только группенфюрер вернётся, можем ехать.

— Еврей ему всё-таки всё рассказал? — Георг усмехнулся.

— Ему всегда все всё рассказывают. Сначала строят из себя не весть что, но как только им начинают ломать пальцы голыми руками, они начинают петь, как соловьи! — Гестаповец, похоже, являлся большим поклонником методов допроса группенфюрера.

— Но этого он всё равно убил.

— Жид убил двоих наших офицеров. Герр группенфюрер очень трепетно относится к рядовым солдатам, а тем более офицерскому составу. Я бы удивился, если бы он его отпустил.

— Как именно он его убил? — Я задала свой первый вопрос.

— Трудно сказать, от чего тот умер; группенфюрер бил его хороших двадцать минут без перерыва. — Гестаповец вынул сигарету из портсигара и зажёг её. — Я полагаю, либо у того сердце сдало, либо он ему голову размозжил. Он его швырнул о бетонную стену пару раз, так что… Думаю, это его и прикончило. Хотя, утверждать ничего не могу. Я всё же не врач.

Он слегка сощурил глаза, оглядев меня с головы до ног, и улыбнулся, снова затягиваясь.

— А вы сильная, для женщины. Большинство из тех, кого я знаю, лежали бы вон на том диване в полуобмороке. А вы увидели его руки и даже не моргнули.

— Мне не жаль врагов рейха. Только кровь наших солдат меня пугает, не этих крыс, — ответила я, глядя ему прямо в глаза.

Агент удовлетворённо кивнул и снова улыбнулся.

— Теперь я вижу, почему он именно вас сюда привёз.

Мы ехали в машине в полной тишине. Я заставила Генриха сесть между мной и группенфюрером Кальтенбруннером, а сама устроилась у окна, стараясь сосредоточиться только на пейзаже снаружи, и ни о чём больше не думать.

— Фрау Фридманн? — группенфюрер Кальтенбруннер всё-таки нарушил тишину.

Я повернулась к нему.

— Да, герр группенфюрер?

— Как вы думаете, сможете мне достать новую форму здесь, в Польше?

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо.

— Не за что.

Я снова отвернулась к окну.

Следующим утром, сидя в спальне дома, что мы временно занимали, я нашивала его старые погоны и другие знаки отличия на новый китель, только что доставленный кем-то из СС. Когда мой шеф появился в дверях и нерешительно переступил с ноги на ногу, наблюдая за моей работой, я сказала, не поднимая глаз:

— Почти всё. Ещё две минуты.

— Не торопитесь и не обращайте на меня внимания. Я подожду.

Он прошёл к зеркалу и начал возиться со своим галстуком, время от времени тихо бормоча проклятья себе под нос о самом галстуке и людях, которые его изобрели. Я откусила последнюю нитку, вздохнула и подошла к нему.

— Вы и понятия не имеете, что делаете, верно? — Я покачала головой на то, что должно было быть правильно завязанным узлом, полностью его развязала и начала завязывать, как следует.

— Не совсем, — смущённо признался доктор Кальтенбруннер с виноватой улыбкой.

— Ну вот и всё. Вот ваш новый китель, и очень вас прошу, этот хотя бы не испортите, ваш размер очень трудно найти.

Я подала ему новый форменный пиджак и пошла обратно к софе, чтобы убрать швейный набор.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Группенфюрер Кальтенбруннер помолчал какое-то время, а затем спросил:

— Вы злитесь на меня?

— С чего мне на вас злиться?

— За вчерашнее.

Я немного раздражённо дёрнула плечом. Нет, я не злилась, я была ужасно разочарована, но и об этом ему говорить не хотела.

— Нет. Вы мне не муж, не член моей семьи и даже не друг. Вы — мой начальник, а я — ваша подчинённая, и только. Мне абсолютно всё равно, чем вы занимаетесь. Если вам так нравится людям головы о стены разбивать — валяйте, я и слова не скажу.

— Простите, что вам пришлось это увидеть. Я ведь ненарочно… Просто всё как-то вышло из-под контроля.

— У вас всегда всё выходит из-под контроля.

— Он застрелил двух наших офицеров! Еврей! Это же война, в конце-то концов!

— Нет, герр группенфюрер, никакая это не война. Войну вы ведёте с русскими, с британцами, с американцами… С евреями, это не война. Это хладнокровное истребление, вот это что.

— Но… Он убил двух арийцев…еврей! — Казалось, он пытался объяснить мне свои причины; я чуть не рассмеялась в ответ.

— А сколько евреев вы уже убили? Два миллиона? Один наконец-то решил постоять за себя, и за это он заслуживает умереть страшной смертью? Это ваша логика?

— Но он же еврей…

— И?

— А мы — арийцы…

— И как именно мы отличаемся друг от друга?

— Ну конечно, мы отличаемся! Мы даже выглядим по-другому.

— Если мы так по-разному выглядим, зачем тогда заставлять их носить нашитые звёзды на груди или рукавах? Это вы как объясните? Если так легко отличить арийца от еврея, зачем принимать такой закон?

Он только молча моргнул несколько раз. Я и так знала, что ответа на этот вопрос у него не было, да и не задавал он его себе никогда.

— Мы едем обратно в гетто? — спросила я. — Вот и прекрасно. Я вам покажу кое-что, что вы найдёте весьма интересным.

* * *

Солдаты СС не спускали рук со своих автоматов, хотя большинство согнанных сюда обитателей гетто были женщинами с детьми, до смерти напуганными и держащими руки над головой на всякий случай, чтобы ненароком не спровоцировать немцев. Как только мы вышли из машины, я поотстала от мужчин и, убедившись что никто меня не заметил, свернула в соседний переулок, где несколько трупов так и остались лежать после недавней зачистки этого сектора.

Мне пришлось закрыть нос и рот носовым платком, во-первых потому что запах был совершенно невыносимым, а во-вторых из-за свирепствующей в гетто эпидемии тифа. Я зашла в один из домов, стены которого были испещрены следами от пуль — свидетельством того, сколько повстанцев погибло здесь, сражаясь за своё право жить. Внутри тел, однако, не было: СС должно быть вытащили всех наружу, чтобы тщательно обыскать трупы на наличие спрятанных ценностей или золотых зубов. Потом тела отправятся в одну из заранее заготовленных канав на окраине гетто. Я хорошо знала протокол, я же всё-таки работала в РСХА.

Я толкнула незапертую дверь в одну из опустевших квартир и осмотрелась. Обшарпанная мебель и отставшие обои только усиливали впечатление безысходности и пропитывали воздух запахом смерти. Чьё-то пальто по-прежнему лежало на кровати, забытое в спешке эвакуации. Я подобрала его, стряхнула, и надела поверх своей униформы. На правом рукаве всё ещё держалась повязка с голубой Звездой Давида. Очень хорошо. Я сняла свою пилотку SS-Helferin и спрятала её в карман, после чего застегнула мешковатое пальто на несколько верхних пуговиц, чтобы никто не смог разглядеть моей униформы.

Уже собравшись уходить, я окинула себя взглядом в осколок разбитого зеркала на стене и криво ухмыльнулась отражению: я выглядела почти совсем, как они. Чтобы сделать сходство безупречным, я покрыла голову платком и завязала его концы под пучком на шее.

Спустившись вниз, я осторожно выглянула наружу. Отсюда я прекрасно видела окружённых людей в конце улицы. Теперь всё, что мне оставалось, так это проникнуть в их ряды незамеченной. К счастью для меня, охранявшие их эсэсовцы были слишком заняты тем, что в почти священном трепете разглядывали большого и страшного шефа РСХА, наверняка чтобы позже написать домой о том, как они своими глазами видели самого герра группенфюрера. Я скользнула в толпу жавшихся друг к другу евреек совершенно незамеченной.

Медленно, стараясь не привлекать лишнего внимания, я протиснулась в первый ряд, и стояла теперь едва ли в каких-то двадцати шагах от группенфюрера Кальтенбруннера и Генриха, который продолжал хмуриться и оглядываться по сторонам, должно быть заметив моё отсутствие. Георг стоял ближе всех ко мне, держа в руках карту перед своим шефом, который что-то ему разъяснял. Я улыбнулась; моя маскировка сделала меня для них абсолютно невидимой.

— Продолжайте двигаться по кругу, какой мы наметили раньше. Судя по результатам, это наилучшая тактика, — группенфюрер Кальтенбруннер обвёл круг на карте, обращаясь к стоящему рядом командиру СС.

— Слушаюсь, герр группенфюрер, — офицер щёлкнул каблуками и мотнул головой в нашу сторону. — А с этими что? Расстрелять их прямо здесь?