Энтони Хоуп - Любовница короля

Это зрелище вызвало во мне дрожь ужаса и заставило быть еще более осторожным. Ведь оба герцога были, хотя и против своей воли, посланы в погоню за этим человеком. Не по их ли вине он лежал теперь убитым? Может быть, он искал в этой лачужке убежище, а нашел в ней свою гибель? Мне было жаль Джона, хотя я сам чуть не сделался жертвой заговора, составленного им и Тэтом против короля. Теперь своею смертью он предостерегал меня, как бы в вознаграждение за сделанное мне зло. Я приподнял шляпу и, осторожно обойдя труп, подошел к открытому окну лачужки, находившемуся невысоко от земли. Внутри дома слышались голоса. Я приник к окну, прислушиваясь:

– Лучше бы этот каналья не сопротивлялся, – сказал один голос, – но он налетел на меня, как тигр; мне поневоле пришлось пустить в ход шпагу. Король будет доволен теперь.

– О, проклятие королю, хотя он и отец мне! Вы слышали, когда я вернулся со своих поисков по городу, ища вас или герцога Букингэмского… кстати, где он?

– Должно быть, давно в своей кровати, ваше высочество.

– Ленивая собака! Так вот когда я вернулся, то узнал, что она уехала с Людовиком. Пусть теперь король сам разыскивает своих заговорщиков. А кто поехал с ними?

– Вы удивитесь, ваше высочество, когда узнаете, что поехал Саймон Дэл.

– Негодяй! Так это был он? Однако хорошо же он нас одурачил! Значит, он был на жалованье у Людовика и служил ему. Я перережу ему горло, если он попадется в мои руки.

– Прошу ваше высочество разрешить сделать это мне.

– Очень благодарен, лорд Кэрфорд! – шепнул я под окном.

– Теперь незачем ехать в Диль! – вскрикнул Монмут. – Ах, если бы этот негодяй был тут! Она уехала, Кэрфорд. Первая красавица при дворе! Она попала в лапы Людовика! Ах, если бы я был королем!

– На все судьба, ваше высочество, – почтительно сказал Кэрфорд.

– Она пропала для меня, – повторил герцог. – Ей-Богу, если бы я знал это, то лучше, чем так потерять ее, женился бы на ней.

Эти слова заставили меня вздрогнуть. Барбара была так близко, что, если бы она слышала это? Я невольно схватился за рукоятку шпаги.

– Она ниже вашего высочества по положению. Вашей супругой могла быть… – Кэрфорд рассмеялся и добавил: – кого Бог даст.

– Хотя бы Анна Гайд! – воскликнул герцог. – Но я забыл: ведь эту вы наметили для себя.

– О, я всегда к услугам вашего высочества, – лукаво отозвался Кэрфорд.

Монмут рассмеялся. Должно быть, Кэрфорд получал немало, если спокойно выслушал этот смех, говоривший о нем то, что так любезно предложил Людовик мне.

– А мой отец очень рад, – продолжал герцог: – Кинтон уехала, но Керуайль осталась, а он так увлечен ею, что просил Нелли вернуться в Лондон сегодня же или завтра утром.

Оба рассмеялись: Монмут – над своим отцом, Кэрфорд – над своим королем.

– Что это такое? – вдруг насторожился герцог.

Его внимание было привлечено неосторожным восклицанием, вырвавшимся у меня при его словах; оно, хотя и слабо, но донеслось до их слуха. Я слышал, как звякнули их шпаги и шпоры, когда они вскочили. Я поспешил спрятаться за дом. К моему счастью, в эту минуту послышались другие шаги. Когда герцог и Кэрфорд подбежали к двери, в нее входил, должно быть, хозяин этой лачужки.

– Ах, это – рыбак! – сказал Кэрфорд. – Пойдемте, пусть он укажет нам ближний путь. Вы накормили лошадей?

– Да, милорд. Лошади накормлены и готовы, – ответил вошедший.

К своему большому облегчению, я услышал звук удалявшихся шагов. Я осторожно выглянул из-за дома и следил за ушедшими, пока они не скрылись из вида. Тело Джона Велла продолжало лежать на том же месте, и я не поцеремонился обыскать его, думая найти денег. Однако его кошелек оказался более пустым, чем мой собственный. Тогда я вошел в дом, чтобы поискать уже не денег, но пищи. Здесь счастье более благоприятствовало мне: я нашел полусъеденный пирог и кружку эля. Около них лежало, очевидно, оставленная герцогом золотая монета. Искушение было дьявольски сильно. Я ведь мог возвратить ее потом хозяину лачужки, а две гинеи было уже не то, что одна. Однако я оставил соблазнительную монету на месте и унес только пирог и эль, считая, что герцогская монета с избытком покроет нанесенный мною убыток.

Я быстро направился к месту, где оставил Барбару. Обойдя скалу, служившую ей прикрытием, я остановился в недоумении: ее убежище было пусто. Но вслед затем я увидел ее внизу, на берегу моря. Поставив на камень пирог и эль, я всмотрелся и понял, в чем дело: белые ножки мелькали среди набегавших на прибрежный песок волн. Чтобы не смутить своей спутницы, я отвернулся и хотел заняться приготовлением завтрака, но она окликнула меня, говоря, как приятна прохладная вода. Она была спокойна и весела: шляпа снята, и волосы свободно развевались по ветру. Я радовался ее хорошему настроению, но сам не мог разделить его, так как был измучен треволнениями этой ночи. В ожидании ее, я сел на камень и, положив голову на руки, задумался.

– Отчего вы так мрачны? – спросила девушка, подойдя ко мне.

– Как же иначе, мисс Барбара? – спросил я. – Наше положение не безопасно, и притом у нас нет ни одного пенса.

– Но от главной опасности мы избавились, – напомнила она.

– Да, в данную минуту.

– Ведь вас – то есть нас – не обвенчают сегодня! – рассмеялась она, но потом покраснела и отвернулась, вертя какой-то камешек в руках.

– С Божьей помощью от этого мы избавились.

– Если вам удастся достать денег, будем мы в Лондоне через два дня? – помолчав, спросила она.

– К сожалению, этот путь возьмет, по крайней мере, три дня, если мы не поедем, как король или герцог Монмут, – ответил я.

– Вам нет надобности, быть со мною все время. Проводите меня на дорогу и отправляйтесь, куда вам надо.

– За что мне такое наказание, – улыбнулся я.

– Вы были очень добры ко мне, Саймон. Вы рисковали своей жизнью и свободой, чтобы спасти меня.

– Кто же поступил бы иначе? К тому же я обещал вашему отцу охранять вас.

Девушка ничего не ответила на это, а я, желая предупредить ее о положении дел, рассказал ей все, что произошло в рыбачьей лачужке, умолчав только об угрозах Монмута по моему адресу. Я повторил ей слова герцога: «Чем так потерять ее, я бы лучше на ней женился», – и заявление Кэрфорда, что он «всегда к услугам его высочества» и в этом, как во всяком другом деле.

– Я думаю, что герцог говорил искренне, – закончил я, – он действительно по уши влюблен в вас.

– А вы хорошо знаете, что значит быть влюбленным, не правда ли?

– Без сомнения, – спокойно ответил я, хотя нашел лишним этот намек. – Итак, легко может случиться, что я со временем поцелую руку герцогине Монмут.

– Вы думаете, что я этого желаю? – спросила Барбара.

– Какая же женщина отказалась бы от такой чести?

– Я этого не желаю, – горячо крикнула она, топнув ножкой по песку. – Слышите, Саймон, я не хочу этого, его женой я не буду… Почему вы улыбаетесь? Вы не верите мне?

– Нельзя отказываться от того, что еще не предложено, – заметил я, хлебнув глоток эля из кружки.

Лицо Барбары вспыхнуло, а глаза сердито блеснули.

– Лучше бы вы не спасали меня! – гневно крикнула она.

– И нас обвенчали бы в Кале? – лукаво спросил я.

– Вы дерзки, Саймон! А все-таки женой герцога я не буду.

– И прекрасно! – сказал я, встав с места. – Нам нельзя идти в Дувр до наступления темноты. Что будем мы делать?

– Неужели придется провести здесь весь день? Так… вдвоем с вами?

– День провести придется, но можно провести его и не со мною. Я сойду вниз на берег и буду близко в случае надобности, а вы пока можете отдохнуть здесь на свободе, и притом совсем одна.

– Благодарю вас, Саймон! – неожиданно кротко поблагодарила она.

Я сошел на берег и растянулся там на теплом песке. Я очень утомился и не спал в течение полутора суток; поэтому я скоро закрыл глаза, положив около себя заряженный пистолет, и заснул спокойным сном…

Солнце стояло уже высоко, когда я проснулся, зевнул и распрямил свои отдохнувшие члены. Мне послышался какой-то шорох, и я схватился было за пистолет, но, оглянувшись, увидел только сидевшую недалеко от меня Барбару, которая задумчиво смотрела на море. Почувствовав мой взгляд, она оглянулась.

– Мне стало страшно там одной, – застенчиво сказала она.

– Увы, я, должно быть, храпел вместо того, чтобы быть на часах, – с сокрушенным видом воскликнул я.

– Нет, вы не храпели, – отозвалась она, – то есть в эти последние минуты, по крайней мере. Я только что подошла сюда. Я боюсь, что говорила не довольно дружелюбно с вами.

– Я об этом и не думал, – успокоил я ее.

– Вам это было безразлично?

Я встал и ответил ей церемонным поклоном: сон и отдых привели меня в хорошее расположение духа.

– Нет, – торжественно заявил я, – вы знаете, что я – ваш покорнейший слуга и принадлежу вам душой и телом. Все, чем я владею, ваше. Клянусь, я говорю истину. Смотрите! – Я вынул из кошелька драгоценную гинею и, преклонив колено, торжественно подал ее Барбаре на ладони руки. – Вот это – все, что я имею, и все это принадлежит вам.

– Мне? – переспросила она, глядя на блестящую монету.

– Безраздельно и от всей души.

Девушка осторожно взяла монету своими тонкими пальчиками и, прежде чем я понял, что она хочет сделать, высоко подняла ее над головой и бросила далеко от себя в голубые волны моря.

– Боже мой! – вскрикнул я.

– Ведь эта монета была моя? Я сделала с нею, что нашла нужным, – сказала Барбара.

– Вот это чисто по-женски, – сказал я: – Как только женщина убедится, что вещь действительно принадлежит ей, она немедленно готова ее бросить.

С этим упреком я отвернулся от своей спутницы, отошел туда, где еще лежали остатки пирога, и стояла пустая кружка, и сел на камень. Барбара смотрела на то место, где скрылась в воде монета, и не обращала на меня никакого внимания.

Может быть, моя шутка была неуместна, а Барбара утомлена и расстроена, но все-таки это не должно было быть причиной к тому, чтобы бросать в воду мою последнюю гинею. Во всяком случае, за все, что я сделал для нее, я, право, не заслуживал такой выходки; она вывела меня из терпения.