Меня тоже подбивали искупаться, аргументируя тем, что температура Средиземного моря сейчас даже немножко выше, чем в какой-нибудь Волге в мае, а всем известно, что открывать купальный сезон надо на майские. Хорошо, что я не призналась, что все-таки привезла с собой купальник. В основном рассчитывая на бассейн в отеле, конечно, но…

И к счастью, про Антона я вспоминала редко. А то ведь бывали дни, когда мне приходилось хвалить себя за то, что я целых пять минут думала о проблемах содержания дельфинов в передвижных цирках, а не о том, что в его фейсбуке появились фото из нашего любимого бара и на заднем плане одного из них была видна женская рука — да еще и с разукрашенными ногтями. Он ведь всегда смеялся над этой модой, а теперь встречается с такими женщинами?

Как любая нормальная женщина, я, разумеется, постоянно паслась у него на страничке. Друзей у него там были тысячи, а вот информации ноль. Все фотографии, что мне удавалось поймать, скоро исчезали или с них стирали метку с его именем. Поэтому паслась я, разумеется, почти круглосуточно. Такой невроз мне здоровья, конечно, не добавлял. Спасибо любимой подруге, которая однажды приехала в гости с грушевым ликером и мороженым. После того как мы устроили себе марафон «Монти Пайтона» и устали ржать, она ударила точно в цель, в самый нужный момент. И уломала-таки забанить Антона и внести во все черные списки. Конечно, я могла бы его оттуда достать, но это дополнительное действие меня все-таки останавливало в тяжелые моменты.

Потом, когда я привыкла натыкаться на пустоту вместо его имени, я перестала его набирать. А потом даже разбанила, хотя привычка уже прошла. За это время он так и не сменил семейный статус. Оставался женатым. Но кто знает, вдруг за время отсутствия я пропустила все метаморфозы от «разведен» через «помолвлен» к снова «женат»? Фотографий все еще не было.

На следующий день я выселилась из отеля, и прямо с чемоданом и фоторюкзаком отправилась в Ларнаку. Фотосессию в псевдо-средневековом антураже у меня заказал маленький самодеятельный театр для своих афиш. Мне долго пришлось уговаривать их поменять место съемок с очень романтичного Лимассольского замка, где венчался Ричард Львиное Сердце, на менее интересный исторически Ларнакский. Но первый был построен в XII веке и выглядел как песочного цвета коробка с узкими бойницами безо всяких украшений, а вот второй уже больше походил на то, что большинство людей представляют, услышав слово «замок».

Ну и в Лимассол, где по улицам ездят алые кабриолеты, мне совершенно не хотелось возвращаться.

Мы увлеклись, и очнулись, когда ребятам пора было уже на самолет, а мне — искать способ добраться в Никосию, потому что все междугородние автобусы уже ушли. К счастью, оказалось, что из аэропорта ходит шаттл, так что все в итоге кончилось хорошо.

Прибыли мы уже в сумерках. Я выгрузила свой беленький чемодан на четырех колесиках, сверилась с картой — она утверждала, что пешком до дома Егора минут сорок. Но вот про городские автобусы карта ничего, увы, сказать не могла. А цивилизация в виде Убера сюда еще не добралась.

Вздохнув, я открыла маршрут, воткнула в уши какую-то музыку и отправилась по сумрачным безлюдным улицам пешком. Чемодан практически ехал сам, вечер был теплым — особенно если сравнивать с московским февральским вечером — и в принципе, прогулка меня не пугала.

«Семинар закончился, буду где-то через час» — отписался Егор. Я даже быстрее доберусь.

Кошек на улицах было просто нереальное количество. Смешные морды высовывались из-за домов, лениво потягивались, заслоняя мне дорогу, сверкали зелеными глазами из тени живых изгородей. По пути я сорвала прямо с дерева мандарин и, как положено нормальному северному варвару, его тут же сожрала. Он оказался чудовищно кислым, и я пошла сорвала апельсин. Даже то, что апельсин наполовину состоял из косточек и был еще кислее мандарина, меня не убедило, что фрукты прямо на улице — это плохая идея. Правда лимоны я пробовать не стала.

Чемодан весело подпрыгивал, музыка гремела в ушах, мир пах весной и радостью. Хотя пару раз я задумывалась, глядя на темнеющее небо, на фоне которого вырисовывались разлапистые пальмы — а не слишком ли я беспечна, разгуливая по городу с полным рюкзаком фототехники на несколько тысяч евро?

Но я просто обходила заброшенные здания и пустыри, а на улицах, мне казалось, в случае опасности можно постучаться в какой-нибудь из этих очаровательных домов, окруженных фруктовыми садами с низкой оградой.

Машин было очень мало, лишь время от времени мимо с диким ревом проносились мотоциклы. Я почти расслабилась, только что-то екало, когда я проходила мимо совершенно темных дворов и переулков без единого проблеска света.

Но и оттуда выныривали только те же вездесущие кошки.

Рядом с одним таким темным проездом как раз закончилась песня. В паузе я услышала тихий шелест ветра в апельсиновых деревьях, вдохнула кислый запах фруктов, валяющихся прямо под ногами, и тут в темноте зажглись ярко-белые фары — как глаза хищного зверя, притаившегося в темноте в ожидании добычи.

Вот в этот момент я действительно испугалась. Замерла на месте, как кролик, застигнутый светом прожектора посреди дороги. Только и успела, что дернуть из ушей капельки наушников.

Хотелось зажмуриться.

Хлопнула дверца, и яркий взгляд фар заслонила мужская фигура. Я щурилась от яркого света и не могла разглядеть лица этого человека.

Зато узнала голос.

— Каких отстойных мужиков ты стала выбирать. Как можно было отпустить тебя одну через весь город?

Антон подошел ближе и я увидела его злые, сощуренные не хуже тех фар глаза. Что я могла ответить? Никого я не выбирала? Уж получше, чем ты?

Так что просто пожала плечами и решила идти дальше.

— Стой ты! — он дернул ручку чемодана к себе. — Тут, конечно, безопаснее, чем в Москве, но вообще-то отнюдь не рай, где лев возлежит с каждой овцой по обоюдному согласию. Ты же сама мне читала лекции о том, что равноправие и феминизм это отлично, но возвращаться ночью женщине по-прежнему опасно. Что ж ты своему новому возлюбленному их не прочитала? Как ему вообще в голову пришло…

Все это он выговаривал мне, отнимая чемодан, открывая багажник, запихивая его туда и распахивая дверцу машины для меня. Ну, это был не алый каблиолет, и на том спасибо.

— Садись уже. Адрес есть?

Я продиктовала, но навигатор его не понял.

Антон забрал у меня из пальцев телефон и перепечатал улицу вручную. А потом открыл контакты и вбил туда номер:

— Будь добра, позвони мне в следующий раз, если снова будут проблемы.

Я фыркнула.

— Не фырчи. Если б я не услышал, как твой Егор рассказывает, что ты к нему переезжаешь, черт знает, чем бы твоя прогулка закончилась.

— Сам сказал, что тут не Москва.

— Да ты где угодно способна найти приключения на свою прекрасную задницу.

Пока он выруливал из переулка, я пыталась понять — про задницу это был комплимент или наезд? Что-то я отвыкла от этого фирменного пассивно-агрессивного его сарказма за шесть-то лет.

Я демонстративно смотрела в окно, пока мы ехали. Ничего умнее мне в голову не пришло. Не выяснять же с ним отношения. Ну не сказал, что женат, так ведь он мне дружить предлагал — как честный человек, безо всякого вот этого вот. Мало ли что я сама себе надумала, дура такая.

Мы проехали по мосту над бурной маленькой речкой и свернули на узкую улочку.

— Вот твой адрес. Ключи он хоть дал?

Я кивнула.

Мы вышли, Антон достал чемодан из багажника и подкатил к двери.

— Спасибо… — выдавила я из себя, хотя хотелось конечно совсем другие слова.

— Будешь должна, отдашь натурой, — хмыкнул он. — Завтра у тебя съемка помолвки же?

— Откуда ты знаешь? — спросила хмуро. Что-то он слишком дофига обо мне знает.

— Это мои друзья, и я тоже приглашен. Так что веди себя при встрече прилично, и я никому не скажу, что ты моя бывшая жена.

— Что в этом такого?

— Скажем так. Когда тебе скажут «Антон много о вас рассказывал» — это будет чистая правда, — и он улыбнулся так, что моя фантазия предоставила мне массу вариантов того, о чем он мог рассказывать.

14 февраля

Если тебе только что разбили сердце, День Святого Валентина — не тот праздник, который хочется отмечать.

Но все меняется, если ты фотограф. Зимой заказов не слишком много, свадьбы и красивые фотосессии — летнее развлечение. Поэтому 14 февраля просто спасает. В этот день имени плюшевых сердечек фотограф, специализирующийся на романтических съемках, зарабатывает до-фи-га.

Свадьбы, помолвки, романтические свидания, вечеринки — у меня довольно быстро пропала возможность печалиться в день всех влюбленных. Слишком много было работы.

Сначала сердечко, конечно, екало, когда на моих глазах нежные влюбленные обменивались кольцами, клялись любить друг друга до самой смерти, танцевали, смеялись, целовались и прикасались друг к другу с таким светом в глазах, что у меня потом еще долго все расплывалось в видоискателе. Хорошо, что современные фотоаппараты практически все умеют без участия фотографа.

Но это поначалу. Потом меня все меньше пронимали трогательные надписи под окнами «Оля, прости меня», от одних и тех же песенок все чаще тошнило, в обнимашках я видела изрядный процент фальши, и чем больше было однотипных сессий, тем меньше мне хотелось всей этой слащавой мишуры, до которой оказалась низведена любовь. А была ли она там вообще?

Один раз меня пригласили на мрачную вечеринку протеста против Дня Святого Валентина. Гости ходили с бейджиками «Я не чья-то половинка, я целый». Повсюду были развешаны черные воздушные шарики с надписями вроде «Ненавижу тебя меньше всех» и «Не облажайся сильнее, чем сейчас», а когда все достаточно напились, начали надувать на скорость презервативы и писать на них собственные креативные поздравления. Я с огромным наслаждением пообщалась с этими прекрасными людьми, сделала им гигантскую скидку и с некоторыми даже подружилась. К сожалению, попасть на последующие вечеринки мне была не судьба, но с тех пор я всегда вспоминала их, если мне казалось, что розового сиропа и умиления на романтических фотосессиях слишком много.