Дамы переглянулись, посмотрели на птицу, а потом на Валери.

Валери затаила дыхание. Неужели они решили, что она пыталась учить птицу? Еще подумают, что она над ними издевается! А может, вообще сочтут, что она специально натаскивает птицу шпионить за ними!

Потом она услышала незнакомый смех, словно заржавевший от плохого обращения.

Повернувшись, она с удивлением поняла, что это голос королевы.

Остальные дамы дружно подхватили ее смех, как будто получили разрешение. Только тогда Валери позволила себе улыбнуться.

После быстрого обмена фразами между королевой и переводчиком священник обратился к Валери:

– Ла Рейна говорит: нельзя допустить, чтобы птица чище говорила на кастильском наречии, чем вы.

Королева мягко поправила произношение Валери.

Валери повторила медленно и старательно, надеясь, что правильно выговаривает звуки. Наградой ей послужили аплодисменты других дам.

Наконец-то она продвинулась вперед.

Она надеялась, что Гил останется ею доволен.


Позже Гил думал обо всем, что должен был сказать своей будущей жене. Ему следовало улыбаться, льстить ей, говорить комплименты. Вместо того, когда она спросила о его родственниках, он тут же замкнулся в себе – как будто отгородился от нее высокой стеной.

Неужели она ожидала, что он повторит все истории, которые она, несомненно, слышала? Нет, он не мог пойти на такое. И все же он вел себя с ней не как подобает рыцарю; он не проявил к ней доброты. Он собирается на ней жениться. Значит, придется научиться хотя бы вести себя с ней пристойно.

Он обещал себе: в следующий раз все будет по-другому.


Однако он не видел свою невесту до последней недели перед Пасхой. Даже затворница королева Кастилии в Страстной четверг прибыла в Вестминстерское аббатство, чтобы посмотреть на то, как король Эдуард раздает милостыню и омывает ноги шестидесяти избранным «беднякам».

Счастливчики, чьи ноги предстояло омыть королю, выстроились в послушную очередь; лица у всех были не радостными, а скорее смущенными.

Гил им сочувствовал.

Много лет назад Эдуард по такому случаю издал указ: он будет омывать ноги стольким беднякам, сколько он прожил на свете лет. И вот он дожил до шестидесяти, и придворным, застывшим в беспокойном ожидании, казалось, что веренице нищих не будет конца. Шли часы, и придворные, которым невмоготу стало так долго стоять неподвижно, начали перемещаться и перешептываться.

Дамы Констанцы стояли близко к придворным Ланкастера. Гил нашел взглядом Валери, улыбнулся, когда она посмотрела на него, но она в ответ лишь кивнула и отвернулась. Зато к нему подошла леди Кэтрин.

– Насколько я понимаю, – начала она, – вы с леди Валери собираетесь пожениться.

– Таков приказ монсеньора Испании, – ответил он, гадая, кто рассказал ей обо всем – Ланкастер или Валери. Сам Гил ни с кем из придворных новостью не делился.

– Похоже, такой выбор вас не радует.

Гил промолчал. Он недостаточно хорошо знал Валери, чтобы радоваться или огорчаться. Сейчас женитьба на любой женщине отвлекает его от главного, служит препятствием на его пути.

– Разумеется, я благодарен милорду за его интерес ко мне. Да, возможно, со стороны я выгляжу недовольным, но только потому, что считаю: со свадьбой можно подождать до тех пор, пока мы не вернем Кастилию.

Не совсем правда, но большего он сказать не мог.

– И смотрите вы всегда так сурово!

Он пожал плечами.

– Такое уж у меня лицо. – Мальчиком он специально учился напускать на себя суровость; неприступное выражение лица защищало его от обидных слов, никто не должен был знать, когда жестокие нападки попадали в цель. – Его я изменить не могу.

Он и не хотел.

– Вот почему она вас боится.

Он покраснел. Сначала он решил, что злится на Валери за то, что она сплетничала с этой женщиной. Но потом понял, что лицо у него горит не от гнева, а от стыда.

– Уверяю вас, она боится не меня, а моей семьи.

Кэтрин покачала головой.

– Она ничего не знает.

– Вы уверены? – Хотя ему и самому все больше казалось, что так оно и есть; иначе она отказалась бы выходить за него. – Я думал, об этом знает весь свет.

– Ее дом далеко от вашего. А истории уже устарели.

Устарели? Может быть… но не для него.

– Я до сих пор слышу, как их пересказывают шепотом. Даже здесь. – Он огляделся по сторонам: ему всегда казалось, будто кто-то смотрит на него с презрением. – Ей наверняка рассказал кто-то из придворных.

– Она почти ни с кем не общается, кроме дам из Кастилии.

По крайней мере, кастильские фрейлины никогда не слышали фамилии Бруэн. Может быть, ему повезло и Валери в самом деле не слышала придворных сплетен.

– Но она проводит время с вами. – Он понимал, что Валери и леди Кэтрин очень сблизились за последнее время. – Вы ничего ей не говорили?

Леди Кэтрин покачала головой.

– Не мое дело открывать ей глаза.

Да, она совершенно права. Признаться во всем, как бы ни было больно, предстояло ему самому.

– У нас почти не было времени на ухаживания, – сказал он, сам не понимая, перед кем он хочет оправдаться – перед леди Кэтрин или перед самим собой. – А здесь… – он обвел взглядом пространство зала, – здесь не место.

Он ведь дал себе слово, что будет вести себя с Валери пристойно. Рассказы о «подвигах» его родичей пристойными не назовешь…

– Но со временем она все равно узнает правду. – Кэтрин посмотрела ему в глаза.

Да, узнает. Гил все понимал. И все же ему вдруг захотелось, чтобы они поскорее очутились в Кастилии, убежали от его прошлого, как он всегда хотел, и чтобы она никогда ничего не узнала.

Какая семья будет у них там? Такая, о какой он всегда мечтал?

Он покачал головой.

– Знаю. Только… не сегодня.

– Плохое начало может погубить даже самые многообещающие браки. – Леди Кэтрин положила руку ему на плечо. – А я хочу, чтобы она была счастлива в семейной жизни.

– Большинство людей несчастны. – Он не хотел делиться с ней собственными слабеющими надеждами.

Казалось, ее молчание длилось целую вечность.

– Знаю. – Она отошла от него.

Одно было ясно. Он думал, что Валери боится его из-за крови, которая течет в его жилах. Судя по всему, дело обстоит еще хуже. Она боится его, даже не зная, кто он такой.

Ее робкие расспросы он принимал за попытку вынудить его рассказать все. Она же, оказывается, всего лишь хотела узнать о нем самое основное, что полагается знать жене о муже.

В самом деле, их семейная жизнь начинается не лучшим образом. Скорее всего, когда Валери узнает правду о нем, все станет только хуже.

Гил заметил, как леди Кэтрин подтолкнула Валери в его сторону. Валери шагала медленно, опустив глаза – воплощение страха. Подойдя к нему, она тут же обернулась и быстро посмотрела на Кэтрин.

Он в ловушке! Что ж, как бы ни интриговала леди Кэтрин, сегодня он не станет рассказывать о своей семье.

Он откашлялся.

– Понравилась ли вам церемония?

Валери искоса взглянула на него.

– Подозреваю, что больше, чем королю.

Гил окинул взглядом очередь страждущих.

– Осталось всего пятеро.

– Похоже, чем ближе к концу, тем быстрее он действует, – улыбнулась Валери.

В начале церемонии король тщательно соблюдал весь ритуал до мелочей. Он омывал в чаше сначала левую, затем правую ногу очередного бедняка и вытирал их чистым полотенцем, в том числе и между пальцами. Покончив с омовением, он вкладывал в протянутые руки милостыню и хлеб.

– Когда отходил последний, мне показалось, что он оставлял за собой мокрые следы. – Гил улыбнулся и подмигнул.

Чтобы удержаться от смеха, ей пришлось нагнуться и закрыть рот рукой. Она притворилась, будто кашляет, чтобы ее не осудили за кощунство.

Он обрадовался, потому что ему удалось развеселить ее.

– Кто та дама, что стоит рядом с королем? – спросила Валери.

– Она… – Гил огляделся по сторонам. Прилично ли говорить вслух о королевской любовнице?

Женщина, о которой спрашивала Валери, была так молода, что по возрасту годилась королю в дочери. Она всегда держалась рядом с ним, оттесняя королевских советников. Казалось, не успевал король о чем-то подумать, как она тут же предъявляла ему желаемое.

– Она… близка с его величеством. – Он не сумел скрыть осуждения. Конечно, не стоит ждать, что муж будет хранить верность умершей жене, и все же… – Ее зовут Элис Перрерс.

– А, понимаю. – Валери кивнула без малейшего колебания, без неодобрения и в последний раз оглянулась на нее через плечо. – Насколько я понимаю, монсеньор Испании считает, что она благотворно действует на короля.

Никогда ему не понять, как работает голова у женщин! Особенно у этой женщины.

И все же король Эдуард выглядел лучше, чем в последний раз, когда он появлялся на публике. Гил невольно подумал, не заслуга ли это его любовницы, которой хватает наглости появляться рядом с ним даже на религиозных церемониях.

Все закончилось, и придворные вышли на солнце. Королеве Констанце помогли сесть в паланкин. Ланкастер предпочел ехать верхом. Гил не оставлял Валери, стараясь шагать не так широко и приноравливаясь к ее походке. Ему снова хотелось рассмешить ее, но, заставляя себя быть веселым, он вспоминал лишь о чем-то серьезном.

В том году Пасха была ранняя. В марте дули сильные ветра. Их обогнали две придворные дамы, и он услышал несколько слов, прежде чем их унесло ветром.

– …присматривает за детьми Ланкастера… и услуги Венеры тоже оказывает.

– Я видела, как она выходит от него…

Они ушли вперед. Остального было не разобрать. Неужели?!

Он покосился на Валери, но та как будто ничего не слышала.

Даже он замечал… И если его подозрения – правда, не сам ли герцог предложил леди Кэтрин напомнить ему о его долге по отношению к жене? А может, это просто придворные сплетни.

До них донесся визгливый смех, такой громкий, что не расслышать его было невозможно. Он посмотрел вперед на группу кастильских дам: он не отличал одну от другой.