Когда ее прижимал к себе Скаргилл, он словно сажал ее в клетку, и ей хотелось одного: убежать. Но прикосновение Гила говорило о защите: он следил, чтобы никто случайно не задел и не толкнул ее.

Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. И в ней зародилась надежда. Может быть, второй муж окажется добрее первого.

Она стала наблюдать за танцем.

Незнакомые па. Странные костюмы. Она понятия не имела, получился ли в результате подлинно кастильский танец или только жалкое подражание, неуклюжее и неуверенное, как произносимые ею слова.

Когда танец закончился, танцоры остановились и переглянулись, с трудом удерживаясь от смеха.

В зале воцарилось молчание.

Потом самозваный король Кастилии встал и начал хлопать долго и громко. Вскоре к нему присоединились все остальные. Ла Рейна, сидевшая рядом с Ланкастером, сияла от радости, как будто она впервые с тех пор, как приехала сюда, почувствовала себя дома.

Вот она посмотрела на Валери и наградила ее кивком. Значит, королева рада хотя бы отдаленно вспомнить вкус того, что она испытывала дома.

Послышалась более знакомая музыка, и Гил убрал руки. Зал снова заполнила толпа.

– Предполагается, что сейчас нам показали кастильский танец. – Она прищурилась, обернувшись к нему. – Видели вы что-нибудь подобное, когда были там?

Гил наградил ее еще одной улыбкой.

– По-моему, в Испании танцуют немного по-другому.

Она рассмеялась.

– Я не удивлена! – И все же оба – и королева, и Гил – как будто довольны. – Не понимаю, зачем им мажут лица сажей.

– В Испании есть мавры. По-моему, это один из их танцев.

Он напомнил о том, что ее ждет. Ее улыбка увяла.

– Значит, мы видели языческий танец?

Она не могла себе представить, чтобы набожная Констанца радовалась такому нечестивому зрелищу.

– Там в этом не видят ничего необычного. Мавры превосходные наездники и умеют строить красивейшие здания. – Казалось, он унесся мыслями куда-то далеко. – Вы во всем убедитесь, когда мы туда попадем.

Нежелательное напоминание.

Кастилия нависала над ней, как дракон. Там все будет незнакомым. И земля, и погода, и язык. А теперь еще, оказывается, она населена странными темнокожими дикарями…

– Леди Кэтрин сказала, что вы учите кастильский язык. – В его голосе она уловила одобрение.

Может быть, он поэтому улыбался?

– Я пытаюсь. Королева и ее дамы ни на каком другом языке не говорят. Пришлось выучить несколько слов. Но сегодня меня попросили объяснить музыкантам, как исполнять кастильский танец, который я никогда не видела… – Она вздохнула. – Я вовсе не уверена, что мой скудный перевод как-то помог им.

И все же ее душа преисполнилась ликованием. Ей удалось обрадовать и королеву, и Гила.

– Очень хорошо, что вы учите их язык. За те несколько месяцев, что я там был, я выучил всего три фразы. И нам вечно был нужен переводчик.

Такой, как священник? Валери нисколько не сомневалась: Гутьеррес переводил королеве не все ее слова. Что же еще он от нее скрывал?

– Как же вы понимали, верно ли передают ваши слова? Точно ли вам переводят то, что говорят другие? – Всем необходимо понимать, что говорят друзья или враги.

Он сдвинул густые брови. Воспоминания и сомнения отразились у него на лице.

– Иногда переводили неверно. – Он внимательно посмотрел ей в лицо и наконец наградил ее улыбкой. – Отныне вы будете моей переводчицей.

Он шутит?

– В таком случае мне придется еще многому учиться. – Она улыбнулась в ответ.

Танцоры снова вышли на середину зала. Гил увел ее в угол, подальше от давки и шума, и они какое-то время стояли там молча. Наконец Валери судорожно вздохнула.

– Расскажите мне о Кастилии, – попросила она.

Улыбка Гила исчезла, как будто с этим словом пришли воспоминания, которыми он не хотел делиться.

– Рассказывать о ней довольно трудно.

– Вы сказали, что там было то жарко, то холодно. И все же вы хотите туда вернуться.

– Я говорил о военной кампании, – объяснил он. – Вести войну всегда нелегко. В горах холодно, а на равнинах жарко и сухо.

Жаркая, сухая земля. Что там может вырасти? Ее розы расцветали от росы летним утром, до того, как солнце поднималось слишком высоко.

– Звучит… не слишком заманчиво.

– Да, зато дворец Алькасар – настоящее чудо. Вы все поймете, когда увидите его. Крытые дворики, сады… снаружи можно жить так же, как под крышей.

Сады… Может быть, в далекой стране найдется хотя бы одна знакомая радость.

Валери живо представила свой сад, в котором она знала и любила каждую пядь земли. Она уехала из дому в феврале, а теперь апрель. Она не видела, как цветет барвинок. За ним должны расцвести колокольчики.

Но она столько всего собиралась сделать! Решетку для плетистых роз и новую беседку, увитую виноградом. Первые черенки посадила много лет назад ее кастильская прабабка – лозы скоро перерастут беседку. Если бы можно было хотя бы ненадолго поехать домой! Постоять и посмотреть, как солнечные лучи пробиваются сквозь густую листву…

Она снова взглянула на Гила. Он сегодня ей улыбнулся. Может, если она ласково его попросит…

– У меня тоже есть сад. Сейчас весна, и за ним нужно ухаживать. Если бы вы согласились отпустить меня домой, совсем ненадолго…

– Нет. – Он вдруг снова стал тем резким, страшным человеком, который нахмурился, увидев ее. Но он увел ее подальше от толпы и понизил голос до шепота. – Вам нельзя покидать Лондон.

Что такого она сказала? Почему он так разгневался?

– Разумеется, я спрошу согласия у королевы.

Он покачал головой, крепко сжимая ее руки своими.

– Даже тогда нельзя. Это слишком опасно. Стало известно, что кастильцы и французы собирают флот, чтобы переплыть Ла-Манш.

Ей сложно было следить за разговорами о войне, ведь она думала о своем саде!

– Не понимаю.

Он нагнулся к ней; его губы были так близко, что касались ее скулы.

– Враг, возможно, попытается высадиться на наших берегах, – прошептал он ей на ухо.

Широко распахнув глаза, она вскинула голову, и их взгляды встретились. Он молча и мрачно кивнул.

Потрясенная, она обернулась и посмотрела на танцоров, не видя их по-настоящему. Война, которая всегда велась где-то далеко, здесь?! На английской земле? Даже в ее драгоценном саду? Немыслимо!

Но когда она перевела взгляд на Гила, потом на Ланкастера и на священника, она поняла, что прежде многого не замечала. Все они были суровыми. Стояли, сжав губы, и украдкой переглядывались.

Не так ведут себя люди, которые наслаждаются музыкой и танцами.

По-прежнему держа ее за руки, он словно вселял в нее уверенность.

Она сжала пальцы Гила, безмолвно отвечая.

– Как вам будет угодно, – сказала она. – Я останусь здесь.

Он выпустил ее руки, и они молча стояли, глядя на танцоров. Наверное, глупо сейчас говорить об обычных вещах. И все же он не отходил от нее, словно готовился защищать ее от врагов, если те приблизятся.

Валери оглянулась на королеву – та по-прежнему улыбалась, сидя рядом с мужем.

«Она ничего не знает!» – вдруг поняла Валери.

Лишь по чистой случайности на лице самой Валери не играет такая же безмятежная улыбка, как у королевы. Они обе должны подчиняться воле своих мужей, но королева, несмотря на высокое положение, одна в чужой стране и кажется даже беспомощнее, чем Валери.

Она заперта в стенах слов, которые не понимает, и ей докладывают лишь то, что велит ее муж. Неужели герцог лишь стремится избавить ее от тревог? А может, он просто не хочет, чтобы она вмешивалась в его дела? Какая разница? Лишившись возможности все понимать, королева лишилась и права выбора.

Она подняла взгляд на Гила. Он не велел ей держать новость в секрете.


На следующий день в покоях королевы встали поздно.

Но не Валери. Она рано проснулась и принялась расхаживать по коридору, глядя в окна на реку внизу. Далеко ли отсюда до моря? Два дня пути на быстром коне. А если корабль способен плыть против течения, может ли он добраться до самого Лондона?

Она потрогала стены, радуясь их толщине и крепости. Но будет ли безопасно даже здесь?

Наверное, лучше сначала поговорить с Кэтрин. Но если Кэтрин, благодаря своей близости к герцогу, знала обо всем и молчала, она может приказать, чтобы и Валери держала язык за зубами.

Какое-то время она разрывалась между верностью своему жениху и королеве. Но какая разница для мужчин, если королева все узнает? Они так же будут готовиться к войне. Только женщин можно держать в неведении, как будто они слепые и глухие! Мужчины ценят только их тело… то, что находится ниже шеи.

Она не знает другой жизни. А королева? Валери считала, что королева заслуживает лучшего.

Около полудня она приблизилась к королеве, когда вокруг не было других дам. Священник стоял рядом, и Валери не сомневалась, что он попробует скрыть от королевы смысл ее слов. И все же она не могла ждать. Ее кастильского было недостаточно для того, чтобы передать такую важную новость, но она постарается изложить дело так, чтобы вынудить его произнести правду.

Она начала с комплиментов и шутливых замечаний, вспоминая вчерашние развлечения, убаюкивая внимание священника улыбками.

Потом ее тон резко изменился.

– К сожалению, – сказала она, – несмотря на такую радость, до моих ушей дошло, что нашим берегам может угрожать флот из кастильских и французских кораблей.

Священник замолчал и в ужасе посмотрел на нее.

Валери не отвела взгляда.

– Не сомневаюсь, вы уже сообщили об этом Ла Рейне.

Его румяные щеки побледнели, глаза виновато забегали. Значит, все обстоит именно так, как она и думала: Гутьеррес знает правду, но скрывает ее от королевы, считая, что женщине такое знать не положено. Несомненно, он получил соответствующие приказы от ее мужа.

Королева переводила взгляд со священника на Валери и обратно, а потом обратилась к Гутьерресу. Тот что-то промямлил в ответ. Судя по спокойному выражению лица королевы, он не передал ни слова из того, что говорила Валери. Все, как она и подозревала!