Блайт Гиффорд - Любовные ошибки леди Валери

А сегодня? Она должна потакать ему, заманить его в постель, угождать ему, начать семейную жизнь, утолив его похоть, иначе у них с самого начала все пойдет плохо.

Совсем как раньше.

По-прежнему прикрывая наготу, она откинула покрывало с его стороны постели и подвинулась, оставляя ему место. Однако, даже прикрытые, ее груди почувствовали его близость; внутри сладко заныло. Как ей хотелось, чтобы он поскорее оказался рядом!

Валери повела голыми плечами; ей было не по себе; она ждала, наблюдая, как он пожирает взглядом ее голые руки и плечи. Одна рука схватилась за простыню, вторую она невольно сжала в кулак и положила на колени.

Ее тело вело войну с собой; оно желало, боялось и ждало.

Гил отвернулся и подошел к окну, а не к кровати.

– Сегодня я с тобой не лягу.

– Но мы поженились! – Она старалась вспомнить календарь воздержания; потом в голову ей пришла еще одна мысль. – Это потому, что я вдова? – Может, он не хочет довольствоваться остатками от другого?

Гил озадаченно посмотрел на нее, а потом улыбнулся.

– Мне уже доводилось ложиться в постель с женщинами, которые знали других мужчин.

Ей стало легче. После его слов она невольно подумала: уж не девственник ли он?

Но он по-прежнему не приближался к кровати. Наверное, она, сама того не осознавая, сильно разозлила его. Или, может быть, он просто устал. Если так, разве не она должна уговорить его, чтобы он исполнил супружеский долг? День был трудным; он выпил много вина. Может быть, ему хочется вначале поспать.

– Если ты хочешь спать… – Она пожала плечами и подвинулась на край кровати. – Разбуди меня, когда будешь готов.

– Почему ты такая? – сухо спросил он.

– Какая?

– Притворяешься, будто у тебя нет ни своей точки зрения, ни своих желаний.

Что за странный человек достался ей в мужья!

– Я твоя жена. Отныне для меня закон – твои желания.

– Но ведь у тебя все равно есть свое мнение, потребности, надежды. Леди Сесили, королева Констанца, даже леди Кэтрин всегда говорят, что думают.

У них есть такая власть, о какой она и мечтать не смеет!

Она не знала, что и думать о нем. Неужели он ее испытывает?

– Мое самое искреннее желание – стать тебе хорошей женой. И родить сына, которого ты так хочешь.

– Ты уверена?

– Конечно, уверена! – Раньше она думала, что Гил – суровый мужчина, который может быть мягким и у которого есть своя боль. Но она никогда не считала его безмозглым.

Он придвинул к кровати табурет и сел.

– Нет, я спрашиваю о другом. Ты в самом деле понимаешь меня и соглашаешься родить мне сына? В моем сыне, в нашем сыне будет течь кровь Бруэнов, пусть даже он носит другое имя.

– Да… ты мне рассказывал. – С его исповедью покончено, зачем он заводит об этом речь сегодня?

– Я спросил, не хочешь ли ты разорвать помолвку. Ты ответила, что нет.

Валери смутно помнила тот разговор. Она настолько не привыкла к тому, что можно рассуждать, тем более принимать решения, связанные с собственной жизнью, что ей и в голову не приходило, будто он говорил серьезно.

– Да, я не хотела. – Ни одна женщина не отказывается от жениха, которого ей предложил сын короля.

– Хотя мы муж и жена, нам придется хорошенько подумать, прежде чем рожать ребенка.

Как будто для того, чтобы родить ребенка, нужно принять какое-то решение! Валери с трудом удержалась от смеха. Она и передать не могла, как хотела ребенка. Если бы ей позволили решать, она родила бы еще очень, очень давно. Она хотела дитя, она нуждалась в нем. У нее отобрали землю, которая, как она считала, навсегда останется в ее владении. Что у нее будет, кроме ребенка, если она снова овдовеет?

Но лицо у него оставалось серьезным, как будто одна мысль о ребенке была тяжким бременем. Он сидел, сцепив руки, поставив локти на колени, словно молился. Он ждал ее ответа.

Ошеломленная, она какое-то время молча смотрела на него. Что же у них будет за семейная жизнь?

Она накрыла его руки своими.

– Я не принимаю решение бездумно. Я в самом деле хочу быть послушной женой, носить твое имя и, с позволения Господа, твоего ребенка.

Исполнить супружеский долг. Большего она не ожидала.

И еще ей хотелось дать ему утешение. Но его глаза говорили еще о чем-то, помимо обязанностей.

Он потянулся к ней, но не повалил ее на постель, а провел пальцем вдоль ключицы, по плечу, по внутренней стороне предплечья.

– Семейная жизнь, – прошептал он, накрывая ее руку своей, – не только супружеский долг!

– Правда? – Она выдернула руку.

Ей ничего не хотелось, кроме долга. Как его жена, она будет заботиться о нем, исполнять все его прихоти и приказы, но… заботиться о нем сердцем, а не только руками? По-настоящему оплакивать потерю любви, когда он найдет другую?

Этого она не вынесет.

– Да. – Он обнял ее, притянул к себе и прижался губами к голой коже в изгибе плеча. – Я такое видел.

Она не верила собственным ушам, но знала, что слова безопаснее, чем его прикосновения. Вместе с тем в ней нарастало желание, то желание, которого хотел он, желание, которое она, как ей казалось, не способна испытать.

– Притяжение… – Его губы двинулись по ее шее. – Между мужем и женой.

Ах, что за романтический дурак достался ей в мужья! На миг ей захотелось дать ему то, что он хочет.

Но она не могла.

Она не хотела такой страсти со своим мужем. Как и с любым другим мужчиной.

Между тем он зажег свечу, снял рубаху и сапоги, а она снова легла, ожидая, что он отдернет простыню.

И зажмурилась, готовая подчиниться любым его желаниям.

Гил заставлял себя не спешить.

Он хотел, чтобы она не думала ни о другом мужчине, ни о другой жизни, а только о той, которую он для них создаст. Поэтому он медленно ласкал ее пальцами и губами.

Но он так долго ждал, гадая, что таится под вдовьим одеянием, что сдерживаться оказалось очень трудно.

Вначале ему хотелось открывать ее постепенно: изгиб плеча, нежная линия спины, белая кожа, не тронутая солнцем. Но она разделась заранее, хотя и укрылась простыней, поэтому, стоило ему захотеть, он получил бы ее всю. Очень сложно противиться такому искушению, тем более в первую брачную ночь.

Но он пытался.

Он сосредоточился на том, чтобы доставить ей наслаждение; это помогало подавить собственную страсть. Он позволил своим пальцам блуждать по ней, исследовать ее кусочек за кусочком, как будто перед ним лежало поле боя. Он не собирался вести с ней войну; он хотел заняться любовью и выяснить, какие его прикосновения ей особенно приятны, что ее возбуждает.

Она лежала, повернувшись к нему спиной. Еле сдерживаясь, он водил кончиками пальцев по ее рукам от плеч вниз, к ладоням, затем снова вверх. Вниз. Вверх. Слушал ее дыхание, ждал, когда оно участится, ждал тихих стонов, трепета – всего, что доказывало бы, что его ласки ей по душе.

Но она лежала молча, неподвижно. Расслабленная? Усталая? Трудно сказать.

И он решил начать сначала. Откинул простыню до талии, убрал темные волосы на одну сторону, размял напряженные мышцы ее плеч, а затем снова начал легкий спуск вниз, затем вверх к затылку, снова вниз, позволил пальцам скользнуть между ногами…

Она напряглась.

Он остановился.

Не слишком ли он торопится? Он не знал, чего хочет эта женщина. Возможно, понадобится не одна ночь, не одна неделя на то, чтобы узнать, что доставляет ей удовольствие. Может быть, она из тех женщин, которые возбуждаются от поцелуя.

Он коснулся ее плеча и шепотом попросил повернуться. И вот она перевернулась на спину, и все, что он мечтал увидеть, все, что прежде было спрятано, открылось ему.

В мерцающем пламени свечи он любовался ее белыми грудями, маленькими и идеально округлыми, как он и мечтал. Бедра были широкими, словно созданными для того, чтобы она могла без труда выносить их детей. И поросль темных волос между ногами манила и соблазняла…

Гил широко раскрыл глаза, любуясь ею и не зная, с чего начать. Он не был уверен, что ему удастся вести себя сдержанно. Сам он ниже талии еще был одет, но его плоть рвалась наружу, желая поскорее соединиться с ее лоном.

Улегшись наконец рядом с ней, он снова провел по ее телу рукой, от кончика подбородка вниз, к груди. Наконец-то она тихо вздохнула и машинально развернулась, чтобы ему было удобнее.

Его губы, мягкие и голодные, отправились в путь следом за пальцами. Он нежно касался ее плеч, основания шеи. Это был не поцелуй, а нечто более нежное. Обещание.

Ее дыхание участилось. Его тоже.

Но прежде, чем коснуться ее губ, он остановился, привстал на локте, чтобы рассмотреть ее получше. Она лежала с закрытыми глазами, но он не увидел на ее лице томного желания. Она так крепко зажмурилась, как будто…

– Валери, открой глаза.

Она послушно повиновалась и стала смотреть в потолок.

– Валери, посмотри на меня.

Ее карие глаза казались непроницаемыми. Готова ли она? Разжег ли он в ней желание? У него не было сил сдерживаться. Притянув ее к себе, он впился губами в ее губы, выдавая поцелуем свое возбуждение. Ее губы вначале были просто податливыми, затем она стала отвечать. Он решил: пора! Забыв о сдержанности, он лег на нее, попытался раздвинуть ей ноги, считая, что она уже готова…

Она оцепенела; руки уперлись ему в плечи, как будто она собиралась его оттолкнуть.

Пораженный, он остановился, не понимая, что происходит. Она ведь уверяла, что не боится его. Почему же страсть перешла в сопротивление?

– В чем дело? – спросил он резче, чем собирался.

Валери свернулась клубком, закрыв голову руками, как будто спасаясь от удара его кулака.

«В чем дело?» – повысил он голос.

И Валери приготовилась к удару. К потоку ругани и ударам, пощечинам, даже пинкам.

Вместо этого она услышала тишину.

– Валери!