Блайт Гиффорд - Любовные ошибки леди Валери

– Не важно, нравится мне это или нет. Таков мой долг.

Она остановилась, заставив его остановиться тоже, а потом взяла его руки в свои.

– Почему долг так важен?

Он открыл рот, но в голову пришел единственный ответ: «Потому что…»

Потому что о мужчине судят по тому, насколько хорошо он исполняет свой долг. Потому что, когда он доказал себя, его приняли, он доказал свою значимость, больше никто и никогда в нем не усомнится.

Он встретился с ней взглядом.

– Трудно объяснить.

– А ты попробуй! – Она сжала его пальцы.

Что тут скажешь? Ему требовалось признание со стороны других. От графа Лосфорда. От монсеньора Испании. Даже от Марка из Марселя, который много лет назад сбросил его на землю на рыцарском турнире. Тогда он знал бы, что здесь его место. Что им восхищаются. Он искал этого всю жизнь.

Но мечта, к которой он так стремился, сейчас стала еще важнее. Сейчас он должен так проявить себя, чтобы мог все положить к ногам любимой женщины.

– Потому что в Кастилии я больше не буду «одним из Бруэнов».

Судя по выражению ее лица, он ее разочаровал.

– Ты все равно останешься Бруэном, – возразила Валери. – Может быть, потом тебе будет уже все равно.

Он вырвал руку и погладил ее по голове.

– Я хочу, чтобы ты мной гордилась.

– О, муж мой, разве ты не знаешь, как я уже сейчас горжусь тобой?

Жена обязана утешать мужа. Однако, судя по ее вопросам, ее раздирают сомнения. Он пообещал ей Кастилию и в знак залога подарил половинку камня. У нее нет крыши над головой; ее приютила графиня, потому что, когда он взял ее с собой в Замок плачущих ветров, прошлое, ужасное прошлое, которое затаилось в самой тамошней земле, восстало, чтобы преследовать и мучить его.

– Пока наша семейная жизнь идет не так гладко, – признался он, беря ее руки в свои. – Но я знаю, что ты разделяешь мою мечту. И клянусь, клянусь, я тебя не подведу. Ничто на земле для меня не может быть важнее. Ты мне веришь?

Что-то в ее лице изменилось. Он не мог понять этого выражения, но чувствовал такую же решимость, какая читалась у людей, которые собирались в бой.

– Да. Верю.

Валери знала, что дни в Лосфорде – просто передышка, отдых от всего, что осталось позади, и всего, что ждет впереди. Ей очень хотелось притвориться, что так будет всегда.

Но наступил конец. Завтра он уедет.

Августовская ночь была теплой, несмотря на легкий ветерок с моря, и она ждала его в своей комнате, сняв с себя все, кроме тонкой сорочки.

За ней послышался скрип двери. Она обернулась.

В дверях стоял ее муж. Он загораживал свет. Она почувствовала, как в животе запорхали бабочки, и обрадовалась. Откинула покрывало…

Он перешагнул порог.

– Завтра. Мой долг…

Он не договорил, но она все поняла и так. Его долг. По отношению к повелителю. Мечте. Нерушимый. Осознанный.

Хотя другие исполняют свой долг по отношению к властителю из-за обязательств. Даже из страха.

Раньше таким же был ее супружеский долг. Обязанность. Страх. Но желания она не испытывала ни разу. Никогда не знала радости. До него.

Трепет стал сильнее. Она ничего не сказала, но встала, и одеяло упало с плеч. Гордая, она ничего не боялась. Она не думала больше ни о каких мужчинах, кроме него.

– Сегодня, – сказала она, – ночь не для долга.

Значит, больше не нужно слов. Он оказался рядом в два прыжка и заключил ее в объятия. Поцелуй. Какой поцелуй…

Ничего удивительного, что ради этого Сесили и Кэтрин готовы были сопротивляться и королям, и условностям.

Она не боялась ни его желания, ни своего собственного. Может быть, требовалась общая страсть для того, чтобы вызвать его семя, чтобы зачать ребенка.

Если так, значит, все произойдет сейчас, в их последнюю ночь.

Теперь она со всей истовостью могла отдать ему и свое тело, и свою любовь. И все же она не решилась открыть ему правду.

Гил стал символом мифической Кастилии. Его цель стала причиной, как он считал, того, чтобы он стал достойным ее любви.

Она не могла послать его на войну, отказав в том, ради чего он сражался, потому что он подумает, что она отвергла его самого.

Утром он встал до рассвета и оделся на войну, пока она надевала платье – такое, которое скрасит их прощание. Платье, которое он запомнит до их следующей встречи.

– Не хочешь ли ты вернуться на службу к королеве? – спросил он. – Я знаю, Сесили с радостью оставит тебя у себя, но в мое отсутствие ты можешь послужить Кастилии.

Валери покачала головой.

– Если я буду нужна королеве, она пришлет за мной. – Она посмотрела на него, стараясь запомнить его лицо, чтобы вызывать его в памяти в одинокие дни. – У меня есть для тебя подарок.

Он начал возражать, но она подняла руку.

– Я тоже ничего не подарила тебе на свадьбу. Ты уходишь на войну. Мы больше не будем вместе… долгое время.

Она дернула завязки и достала из-под капюшона шелковый шарф. Потом протянула его ему.

– Шарф. На память.

Не от какой-то безымянной женщины, а от нее самой.

Он сжал белый шелк – туго, словно не собирался его выпускать.

– Если я умру, клянусь, что единственный шарф, который я унесу с собой, будет твоим.

Из ее глаз хлынули горячие слезы. Странное обещание, но оно для нее значило больше, чем брачные обеты. Все это время она думала, что ему нужен только ребенок. Но он хотел подарить ей нечто гораздо большее.

Нет, он не такой, как ее первый муж. Более того, он куда опаснее.

Он – тот, кого ей больно будет потерять.

До его отъезда они больше не виделись наедине. Приготовления ускорили, поспешно попрощались. Дени не сдерживал волнения, а его родители подавляли слезы.

Через час они уехали.

Валери стояла с Марком и Сесили и смотрела вслед лошадям, пока они не скрылись из вида.

– Сейчас уже поздновато для отплытия, – заметила леди Сесили, глядя на небо, когда они повернули к замку. – Дуют сильные ветра.

Она произнесла последние слова с уверенностью женщины, которая выросла у моря и знает его настроения – как Валери хорошо знала раньше землю у себя под ногами.

– Будет ли с ними все хорошо? – спросила Валери, думая об отбывших: ее муж, их сын; столько опасностей…

– Это известно только Богу.

«Я хочу, чтобы ты мною гордилась».

Она не будет больше гордиться им, если он погибнет. И если он погибнет, заметит ли кто-нибудь разбитый камень у него в кармане и испачканный шарф у него на груди? Скорее всего, их просто выкинут в придорожную канаву.

– Сесили, вы были очень добры, что предложили мне остаться, – начала Валери несколько дней спустя, после того, как они посмотрели, как корабли выходят в пролив, а затем скрываются из вида. – Но я хочу вернуться в Замок плачущих ветров.

Сесили какое-то время молча смотрела на нее.

– Вы решили быть храброй.

Валери покачала головой.

– Я была недостаточно храброй, – возразила она. – Я не могла отпустить его на войну с осознанием, что я не верю в то, ради чего он сражается. Но когда он вернется, он должен будет все узнать. И надеюсь, что…

Она надеялась, что они сумеют посмотреть в глаза его прошлому вместе, как вместе победили ее прошлое.

Пока тот день не настал, ей нужно разбить свой сад.

В середине августа флот наконец отплыл, но им не удавалось одержать верх на море.

День за днем, неделю за неделей они боролись со встречными ветрами. Бедный Дени, как выяснил Гил, не был прирожденным моряком. К счастью, мальчику почти ничего не приходилось делать, и Гил позволял ему спать под палубой.

Более того, немногие из закаленных бойцов могли выносить качку. Они прижимались к ограждениям и молились о более спокойных водах и более спокойных желудках.

На рассвете седьмого дня ветер утих, и они продвинулись на восток. Мальчик поднялся на палубу со впалыми щеками; со стороны могло показаться, будто он выпил слишком много вина.

– Иди сюда. Сядь рядом со мной.

Дени повиновался, чуть не упав, прежде чем ему удалось опуститься с достоинством. Они сидели молча и смотрели, как мимо проплывают английские берега.

– Мы уже вышли в открытое море? – спросил наконец мальчик.

Придется его разочаровать.

– Ветер держал нас в пределах видимости Англии. До моря и до Ла-Рошели еще много миль и много дней пути.

На лице Дени появилось озадаченное выражение, но он кивнул. Голова у него кружилась от усталости.

– Жаль, что нельзя перелететь через воду.

– Положи голову мне на плечо, – предложил Гил.

Дени замялся.

– Быть плохим моряком не стыдно, – сказал наставник. – Я видел, что сам король покидает палубу, когда море становится бурным.

Мальчик улыбнулся, хотя и с трудом.

– Я не моряк, хотя и вырос недалеко от воды. – Дени покачал головой. – Я лучше встречусь с врагом, чем с волнами.

– Так вот в чем причина? – Гил вспомнил, как волнение Дени сменялось нерешительностью. – Так вот почему ты не обрадовался, когда твой отец спросил, готов ли ты ехать со мной?

Дени кивнул, опустив голову.

– Я подумал, что… моя морская болезнь вас опозорит.

– Правда? А я думал, что… – Все это время он лишь гадал. – Я думал, тебе хочется, чтобы тебя воспитывал кто-то другой.

Мальчик удивился.

– Но ваши родственники сражались во Франции бок о бок с королем!

Гил открыл было рот, но ничего не сказал. Так оно и было.

– Так тебе говорили?

Морская болезнь отступала, и глаза у мальчика снова стали ясными.

– И что мой дед воспитывал вас.

– Разве тебе ничего не рассказывали о Бруэнах? Об их… преступлениях? – Насилие, похищения, убийство – он не мог впрямую обсуждать такие вещи с ребенком.

Мальчик пожал плечами, как будто это ничего не значило.

– Их ведь помиловали.

«Их помиловали»… Но Гил не помиловал сам себя.