Он тихонько зарычал и медленно вдохнул мой запах.

– Моя Брук.

Голос все еще звучал невнятно и хрипловато, но Реми потеребил пальцами пуговицу моих узких джинсов и нежно поцеловал меня в шею, похлопывая большой рукой мои ягодицы.

– Почему ты все еще не сняла это?

Прежде чем я успела напомнить ему, почему так произошло, я услышала, как он расстегивает пуговицу, а вслед за ней и молнию.

Каждая мышца моего тела напряглась. Я тихо застонала и прижалась носом к его шее, едва не мурлыча, как жаждущий ласки котенок.

– Просто я ждала, когда самый сексуальный мужчина на свете снимет их с меня.

♥ ♥ ♥

Около трех часов ночи Ремингтон пробормотал мне на ухо «что-то есть хочется» и отправился разорять кухню, а я осталась лежать в постели, потягиваясь, но мой желудок быстро подсказал мне, что я тоже не прочь подкрепиться.

Я включила лампу и накинула на себя первое, что подвернулось под руку в его чемодане, а это оказался тот самый ярко-красный атласный плащ с надписью РИП.

Я затянула пояс вокруг талии. Прохладная ткань приятно ласкала тело. Халат, разумеется, был мне заметно велик – доставал почти до пола, но я все равно улыбалась, потому что полюбила носить его вещи. Я тоже прошлепала на кухню посмотреть, что Диана приберегла для нас.

В микроволновке обнаружились две тарелки цыпленка под сырным соусом, сочного, с хрустящей корочкой и салатом из шпината и свеклы, а также свежие томаты. Я вытащила еду из печки и достала столовые приборы, а Ремингтон сел за стол в одних спортивных штанах, щеголяя великолепным обнаженным торсом.

Он зачерпывал арахисовое масло стеблем сельдерея, но перестал жевать при виде меня и тут же проглотил то, что уже было во рту.

Его глаза расширились, он уронил огрызок сельдерея на стол и откинулся на спинку стула, скрестив мускулистые руки на груди так, что на бицепсах проступили темные вены. Кстати, это выглядело весьма сексуально.

– Вы только посмотрите на нее! – произнес он, зарычав от чисто мужского восторга.

Слова РИП словно горело на моей спине, когда я с улыбкой протянула ему тарелку.

– Я верну тебе халат, когда мы вернемся в постель.

Он покачал головой и стукнул себя по колену.

– Раз он мой, значит, и твой.

Я быстро накрыла ужин, а он схватил меня за бедра и усадил себе на колени.

– Я так чертовски проголодался.

Он схватил кусок жареного картофеля и сунул в рот, а потом облизал пальцы.

– Тебе бы понравилось, как моя мама готовит красный картофель. Она добавляет кайенский перец и хорошенько встряхивает, – рассказывала ему я, нанизывая на вилку картофелину, сдобренную розмарином, и она буквально растаяла у меня во рту.

– Ты скучаешь по дому?

Услышав этот вопрос, я посмотрела на него и внезапно поняла, что у него на самом деле никогда не было дома. Или все-таки я ошибаюсь?

Его дом – боксерский ринг и много-много гостиниц. А семья для него – это его верная команда и тысячи фанатов.

Мое сердце буквально разрывалось от жалости и сочувствия к этому парню.

Когда он впервые заперся со мной в президентском номере после того, как Пит вколол ему успокоительное, Реми пребывал в депрессивном состоянии, а я и не догадывалась. Он просто держался за меня, как за последнюю соломинку, чтобы оставаться в здравом уме, но я даже не подозревала об этом.

Я знала только, что он не хотел, чтобы я покидала его комнату, не хотел пускать туда никого из посторонних. Ему так нужны были мои прикосновения, они помогали ему держаться на поверхности, и мои губы были единственным источником тепла в его холодной темной ночи.

Ремингтон не умел выражать чувства словами. Он – человек действия, решительный и непреклонный.

Но этот большой, сильный мужчина иногда нуждался в том, чтобы о нем заботились, я и теперь не сомневалась, что всей душой хочу быть той, кто сможет взять на себя заботу о нем, и больше мне ничего в жизни не нужно.

Как трогательно – парень, у которого никогда по-настоящему не было дома и семьи, хотел знать, не скучаю ли я по своему дому.

Какой странный вопрос, ведь я сплю, как настоящая королева, в огромной мягкой постели, в его объятиях, ем лучшую пищу, увлечена своей работой и провожу все время с ним, человеком, который может быть излишне самоуверенным, придирчивым, несносным и в то же время бесконечно очаровательным.

Я опустила вилку, повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо и погладить слегка заросший щетиной подбородок.

– Когда тебя нет рядом, я действительно скучаю по дому. Но когда мы вместе, мне ничего больше не нужно.

На щеках у него на мгновение показались ямочки, и я наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к ближайшей из них.

– Я прижму тебя к себе так, что ты не будешь скучать, – произнес он хрипло.

– Пожалуйста, сделай это, здесь вообще-то достаточно места.

Я приняла многозначительный вид и поерзала у него на коленях, а он слегка куснул меня за мочку уха и сказал:

– Договорились!

Мы рассмеялись и принялись есть из одной тарелки, с одной вилки, по очереди отправляя кусочки еды друг другу в рот.

Я почувствовала в нем волнение, которое обычно говорило о наступлении маниакальной стадии. Он явно хотел что-то сделать. Поэтому я уступила ему инициативу, и он щекотал мои губы вилкой, и я покорно открывала рот, чтобы он мог покормить меня.

Мне нравилось, как его глаза темнели каждый раз, когда он смотрел на мои губы.

Он сунул руку в рукав атласного халата и нежно погладил мои руки, а потом повернулся к столу и подцепил на вилку немного еды. Я смотрела, как он положил ее в рот, а потом отрезал кусочек цыпленка и скормил его мне, добавив гарнира.

Теперь он смотрел, как я ем, и его губы расплылись в довольной улыбке.

– Скажи, кому ты принадлежишь? – нежно спросил он, поглаживая меня по спине.

Мое сердце просто растаяло, а он положил вилку на стол и обнял меня за талию под халатом, а затем наклонился и провел губами по моему уху, хрипло прошептав:

– Мне, ведь правда?

– Я всецело принадлежу тебе.

Я уселась так, чтобы обхватить его ногами, и зарылась носом в его теплую шею, крепко обнимая его стройную талию.

– Я так нервничаю по поводу решающего боя. А ты?

Он раскатисто рассмеялся и слегка откинулся назад, чтобы взглянуть на меня. Всем своим видом он выражал крайнее изумление.

– Почему это я должен нервничать? – Он взял меня за подбородок и посмотрел мне в лицо смеющимися глазами. – Не сомневайся, Брук, я уделаю его.

Голос его звучал так непоколебимо уверенно, что мне даже стало жаль бедолагу Скорпиона. Реми не только собирался сокрушить его, но и сделать это с удовольствием.

– Реми, мне нравится, как ты дерешься, но ты даже не представляешь, как я каждый раз переживаю за тебя.

– Но почему, Брук?

– Потому что ты… так важен для меня. Я не хочу, чтобы ты пострадал, и мне приходится переживать этот страх каждый вечер, когда ты выходишь на ринг. Даже зная, что ты непременно победишь, я все равно страшно волнуюсь.

– Брук, скажи, ты счастлива со мной?

Его лицо заметно посерьезнело. Было видно, что он напряженно ждал ответа, как в прошлый раз, когда он спрашивал меня, понравился ли мне поединок.

Я видела предельное напряжение в его глазах и понимала, что мой ответ крайне важен для него, не менее важен, чем для меня его отношение ко мне.

– Я безумно с тобой счастлива, Реми, – призналась я, обняла его, вдохнув его запах, который всегда действовал на меня расслабляюще. – Ты делаешь меня такой счастливой. Безумно, безумно счастливой, и точка. Не хочу расставаться с тобой ни на секунду. И ненавижу, когда все эти женщины глазеют на тебя и кричат от восторга.

Его голос вдруг изменился и приобрел теплый оттенок, как во время секса.

– Я принадлежу тебе. Ты – единственная женщина, с кем я хочу разделить дом. – Он глубоко вздохнул и прошептал прямо в ухо: – Ты – моя женщина, и должна принадлежать мне одному.

С этими словами он посадил меня рядом и снова принялся кормить.

Он явно приходил в восторг, наблюдая, как я открываю и закрываю рот, жую то, что он предлагал мне.

Ему нравилось меня кормить, и я подумала, что это навязчивое стремление шло из глубокой древности, от наших далеких предков, каких-нибудь питекантропов.

Мы с аппетитом ужинали, целовались, я рассказывала ему про Мелани, про то, как однажды они с Райли провели ночь вместе, а теперь стали лучшими друзьями и забрасывают друг друга сообщениями, а он смеялся и просил меня рассказать еще что-нибудь, не отрываясь от еды.

Поэтому я рассказывала ему о своих родителях, о любвеобильной сестре, которая влюблялась во всех, кто движется, а он улыбался, и я радовалась тому, что могу развеселить его.

– А ты помнишь что-нибудь хорошее о своих родителях? – спросила я, когда мы вернулись в спальню и я забралась в постель.

– Мама обычно всегда крестила меня на ночь в детстве. – Он запер дверь для того, чтобы Райли не ворвался в спальню утром и не застал нас голыми. – Она крестила мой лоб, рот и сердце.

– Значит, она очень верующая?

Ремингтон пожал плечами и подошел к спортивной сумке, чтобы достать плеер.

Честно говоря, всякая мысль о родителях Ремингтона казалась мне сущей пыткой. Как можно верить в Бога и бросить на произвол судьбы самое прекрасное из человеческих созданий, которое я только встречала, пусть и полное противоречий? Как его родители могли так поступить?

Реми положил наушники на прикроватную тумбочку. Я поняла, что он хочет, чтобы я осталась у него на всю ночь, и не собирается спать.

– А ты скучаешь по семье? – спросила я, когда он прилег рядом.

Кровать скрипнула, когда Реми протянул ко мне руки.

– Невозможно скучать по чему-то, чего у тебя никогда не было.

Я не ожидала такого ответа. Мне захотелось плакать и в то же время защитить его от всех невзгод.