Я поискал сведения о тебе в интернете, сохранил твой номер в своем телефоне и всю ночь думал о том, что буду проделывать с тобой, когда ты окажешься в моих руках. Когда я посылал тебе эти билеты, то был уверен, что в эту ночь ты наверняка окажешься в моей постели. Но потом я обнаружил тот самый видеоролик, когда снова полез в интернет. Это была запись с отборочных предолимпийских соревнований, где ты сломала ногу и так горько плакала, что я просто захотел… чтобы ты была рядом. Я хотел разбить клавиатуру о головы идиотов-комментаторов в чатах, которые говорили, что твоя карьера и жизнь закончились, злорадствовали по поводу твоей депрессии, из которой ты не можешь выйти. В тебе я увидел себя, Брук. Ты была такой же, как я. И я хотел, чтобы ты снова оказалась там и показала этим идиотам, чего ты стоишь, и в то же время я хотел, черт возьми, оказаться там сам и на руках перенести тебя через эту проклятую финишную черту. Мы должны были скоро уезжать из Сиэтла, а мне было необходимо видеть тебя. Поэтому я и пригласил тебя на работу.

Когда он подтвердил мою догадку, что видел то злосчастное видео, я ощутила странную слабость. Я вспомнила наш первый с Реми перелет и то, как он внимательно осматривал мое колено. Он касался его почти с любовью, нежно поглаживая шрам большим пальцем. И еще я не могла забыть, как в тот день, когда его поклонники бросали в меня яйца, он вытирал меня полотенцем и был особенно осторожен с моей поврежденной ногой.

– Я очень старался быть с тобой нежнее. Я хотел узнать тебя лучше и чтобы ты тоже узнала меня, и с каждым днем я хотел тебя все сильнее, Брук. Так сильно, что ты даже не представляешь. Но я не мог прикоснуться к тебе, не мог рисковать все испортить, пока ты не узнаешь обо мне все. Я хотел, чтобы ты заботилась обо мне. Я хотел сначала посмотреть, поймешь ли ты меня… и мучился каждую ночь, думая о тебе, представляя тебя одну в твоей постели, в твоем номере…

Я тоже вспомнила эти ночи, проведенные в одинокой постели, и вздохнула.

– В тот вечер, когда мы пошли в клуб и ты танцевала со мной, я просто не мог сдержаться. Я был так взвинчен. И когда ты разбила бутылку о головы тех парней из-за меня, я буквально сошел с ума в стремлении тебя защитить. Я хотел тогда уложить тебя в постель, вернуться в зал и как следует избить всех четверых. Но ты осталась со мной, и я забыл о драке. Все, чего я хотел, – это целовать тебя. Я пытался держать себя в руках, но в самолете ты сразила меня своими песнями о том, как бы мы занимались любовью. Мне было совершенно необходимо заполучить тебя. Мысль об этом возбудила меня, мне снесло крышу, и к концу той драки я уже впал в маниакальное состояние, так и не успев затащить тебя в постель.

Я вспомнила тот вечер, свою реакцию на его буйство, вколотый Питом препарат, и меня пробрала дрожь. Чуть помолчав, Реми продолжал:

– А потом я обнаружил, что ты спала вместе со мной, крепко прижимаясь ко мне, Брук. Такая мягкая, нежная… И когда на следующую ночь я лежал в постели один, мне хотелось вскрыть себе эти гребаные вены от желания, чтобы ты была рядом, поэтому я пришел за тобой. И только это помогло мне пережить тот день, все те дни. Мечты о том, чтобы затащить тебя в свою постель и целовать, целовать до потери сознания. Я продолжал перебирать песни, пытаясь найти ту, которая могла бы рассказать тебе, что ты заставляешь меня чувствовать. Я не очень хорошо могу обо всем этом рассказать, но хочу, чтобы ты знала: ты – особенная для меня, ты не похожа ни на одну женщину в моей жизни.

Ты хотела, чтобы я занялся с тобой любовью, и ты даже не представляешь, сколько раз я готов был сломаться. Когда я мыл тебя в душе, клянусь богом, у меня все разрывалось внутри от желания. Но я не мог этого сделать, не рассказав тебе, что со мной что-то не так. Я такой трус, Брук. Я даже не мог найти в себе мужества сказать тебе о своем биполярном расстройстве. Я просто тянул время, чтобы подольше оставаться с тобой. Потому что я эгоист, я хотел, чтобы ты заботилась обо мне и, может быть, привязалась ко мне прежде, чем все узнаешь. Думал, что это что-то может изменить и ты останешься со мной. Хотя даже мои собственные предки не смогли меня долго вытерпеть. Но в тебе было нечто такое, что заставляло меня надеяться, что ты, узнав меня поближе, поймешь меня, как никто другой.

– Реми… – не выдержав, выдохнула я.

– Я оказался прав, Брук, – продолжил он хриплым шепотом, зачаровывая меня своим ясным взглядом. – Когда я рассказал о себе, ты все еще хотела быть со мной. А я уже любил тебя и не знаю, как долго. Наверное, с тех самых пор, как ты попыталась сбить меня с ног на ринге и я положил твои маленькие ножки себе на живот, чтобы согреть их. Господи, когда я увидел ту фотографию, где ты целуешь Скорпиона, я готов был его убить. И я захотел дать тебе то, что заставило тебя пойти к этому гребаному уроду и поцеловать его гребаное лицо! Я захотел подарить тебе все, что ты захочешь, чтобы ты целовала меня, а не его.

И когда я пошел к нему, он меня ждал. Впрочем, ничего удивительного. Он просто был уверен, что я приду. Он же видел меня в клубе. Я никогда раньше не защищал ни одну женщину. Он видел, как я ушел с ринга ради тебя, когда меня дисквалифицировали. Он знал, что ты – мое слабое место. Когда я ворвался к нему в номер и ударил пару раз, он заныл как какой-нибудь слабак. Он просил меня остановиться. А я вовсе не собирался этого делать, пока не выбью ему все зубы. И тогда он предложил отпустить твою сестру, если я соглашусь проиграть ему бой и уступлю чемпионский титул. Она ему уже изрядно поднадоела, он сам хотел от нее отделаться. Она была сама не своя с тех пор как увидела тебя, и он не хотел неприятностей. Она была там, смотрела, как мы деремся, и плакала. Я спросил ее, действительно ли она твоя сестра, и она подтвердила. Поэтому я согласился на его условия. Я написал все это на бумаге, позвонил Питу, чтобы тот взял ее под охрану, и дело было сделано. Мы договорились, что его гориллы отпустят ее, как только все закончится. – Реми глубоко вздохнул, затем устало провел рукой по лицу. – Это был первый раз, когда я сделал что-то правильное… не в самом лучшем своем состоянии.

Наклонившись ко мне, он провел носом по моему виску, и от его следующих слов жар волной пробежал по моей спине:

– Прости, что я не мог тебе все рассказать, но все должно было произойти именно так. Когда я сказал тебе в ту ночь, когда мы занимались любовью, что не позволю тебе уйти от меня, я имел в виду именно это. Я хочу, чтобы ты, Брук, была всегда со мной. Я могу причинить тебе боль, я могу наделать всяких глупостей, но я… – Его взгляд – глаза в глаза – буквально гипнотизировал меня. – Я так отчаянно влюблен в тебя, что ничего не могу с собой поделать и просто не знаю, как мне жить без тебя.

В горле у меня все сжалось, и я могла только кивнуть, вытирая слезы, не в состоянии сказать ему, как сильно, как безумно люблю его.

Он заставлял меня чувствовать себя счастливой. Он ставил мне мои любимые песни. Выходил со мной на пробежки. Целовал и ласкал меня так сладко. Так волнующе ревновал меня. То ворчливый, то дерзкий, то ласковый, то грозный – я любила его всякого. И неважно, смотрел ли он на меня голубыми или черными глазами, каждый раз, встречая его взгляд, я просто знала, что я именно там, где хочу быть.

– Ты снова захочешь уйти от меня, – тихо прошептал он, беря меня за подбородок. – Не делай этого, Брук, не бросай меня. Ты моя.

Он гладил меня по волосам, и я свернулась в его руках, словно котенок, ищущий ласки.

– Ты полностью завладела мной, маленькая бомбочка. Ты надрала задницы двум стокилограммовым мужикам. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь смириться с этим. Ты выгнала моих шлюх, мне Пит рассказал. Ты завладела всем моим существом еще до того, как я овладел тобой. – Он сжал в кулак пряди моих волос и, откинув мне голову назад, приблизил губы к моим губам. – Теперь я полностью твой, и ты не можешь бросить меня, как сделала это недавно. Даже если я снова свихнусь и все по дурости испорчу, я все-таки останусь твоим придурком.

Мне было необходимо почувствовать его близость, поэтому я прижалась к нему всем телом, обвила руками за шею, и капли его пота заскользили по моей щеке и груди.

– И вовсе не придурком, а моим самым настоящим мужчиной, моей настоящей любовью.

Он издал глухой, такой мужской стон, повернул голову и медленно провел языком по моей щеке. Сердце заныло от счастья при мысли, что мой лев вернулся ко мне, и я почувствовала, как таю в его объятиях. Его язык заскользил по подбородку, а потом по губам, оставляя на коже влажную дорожку. Думаю, он почувствовал, как я дрожу, потому что обхватил меня за талию и крепко прижал к себе, словно защищая от всего мира. Он осторожно, легкими быстрыми поцелуями проложил себе путь в мой теплый мягкий рот, пока я не открылась ему навстречу и, задыхаясь, позволила ему полностью завладеть им.

– Никогда больше не бросай меня, черт возьми, – бормотал он, на мгновение отстранившись от меня, затем провел языком по моей верхней губе, затем нижней, а потом снова глубоко проник в меня и, скользнув ладонями вдоль спины, собственническим жестом обхватил мои ягодицы и сжал их.

Голова у меня шла кругом. Ощущения, вызванные его ласками, снова и снова заставляли содрогаться все мое тело до самой глубины. Я потерлась сосками о его твердую мощную грудь, и мое лоно запульсировало от желания вобрать его в себя. Он выглядел невероятно сексуально в спортивном костюме и сводил меня с ума запахом разгоряченного после тренировок тела. Мне захотелось сорвать с него одежду…

– У меня сейчас есть около тысячи песен в новом плей-листе, и все они говорят об одном, Брук, – о том, как я скучаю по тебе, люблю тебя, ненавижу и обожаю тебя, – хрипло шептал он, и я почувствовала, как его рука тянется к моим трусикам.

Собственно, я поэтому и надела платье, и сейчас моментально сбросила его и осталась в лифчике, а Реми успешно стянул мои трусики.

– У меня тоже есть такая подборка, я хочу потратить весь день, чтобы проиграть их тебе, – шепчу я.