– Вот как? – Маркус слышал, что старый герцог умер. В мир иной отошли и двое старших сыновей герцога. Значит, Уотлс – третий сын герцога, тот самый, чья жена не вылезала из скандалов до самой своей недавней кончины, тоже, впрочем, скандальной.

Факт, что Уотлс поторопился вступить в новый брак, не пробыв вдовцом и месяца, не мог не развязать языки сплетникам, так что его желание не афишировать свой теперешний статус вполне объяснимо.

– Ни за что бы не подумала, что мистер Уотлс – сын герцога, – покачав головой, промолвила Кэт. – Глядя на него, можно решить, что он одевается в лавке старьевщика.

Странно. Маркус не раз встречался с Уотлсом в Лондоне, и тот был одет вполне прилично. Вероятно, так он одевался в Лавсбридж для маскировки, не желая, чтобы в свете узнали о его любовных похождениях.

По правде сказать, Маркус сочувствовал бедняге: от такой жены, как у Уотлса, не захочешь, а побежишь на сторону. Пожалуй, покойница зарекомендовала себя даже хуже, чем герцогиня Харт, хотя в отличие от герцога Харт, вернее сказать, герцогов Харт, Уотлс, по слухам, любил женщину, на которой женился.

– И что его занесло в нашу деревню? И как он, сын герцога, согласился учить музыке олухов и лентяев вроде моего брата Уолтера? – улыбнулась Кэт. – Мисс Франклин… Да что же со мной такое? Никак не могу привыкнуть называть ее по-другому! Так вот, она ни разу даже не намекнула мне о том, что у них с учителем музыки роман, хотя мы виделись каждую среду.

Ничего удивительного. Не надо быть гением, чтобы оценить последствия столь откровенного признания. Мисс Хаттинг нашла бы с кем обсудить скандальную новость, это точно.

– Полагаю, они не хотели привлечь к себе внимание, потому и молчали.

Кэт брезгливо наморщила нос.

– И все же я не понимаю, как мисс Франклин могла отказаться от дарованной ей свободы и независимости ради… Ради чего?

– Наверное, ради титула? Или богатства? – насмешливо предположил Маркус. – Даже девушка, выросшая в деревенской глуши, не может быть настолько наивной, чтобы не сообразить, как сильно меняют жизнь к лучшему деньги и власть.

Кэт покачала головой.

– Нет. Вероятно, какая-нибудь совсем юная и глупая девица могла на это польститься, но мисс Франклин уже почти сорок лет.

– Очевидно, ей было одиноко. – Маркус знал, о чем говорил. – Возможно, она его любит.

«Любит? Вот уж курам на смех! В высшем свете, откуда Бентон родом, такого понятия, как любовь, не существует в принципе».

У Кэт глаза едва не вылезли из орбит.

– Вы считаете, что мисс Франклин любит мистера Уотлса? То есть герцога Бентона?

Кэт вынудила его защищаться в заведомо проигрышной позиции.

– Не думаете ли вы, что того, кто носит немодный костюм, уже и полюбить нельзя?

– Нет, я не это хотела сказать. Вы меня превратно поняли. Мисс Франклин училась играть на арфе.

Мисс Хаттинг, похоже, всерьез повредилась рассудком.

– И что с того? Разве неприлично играть на арфе?

– Мистер Уотлс был ее учителем, и он ее, наверное, соблазнил во время уроков. – Кэт наморщила лоб. – Хотя я при всем желании не могу представить его соблазнителем.

– Тогда, вероятно, мисс Франклин соблазнила бедного мистера Уотлса, – предположил Маркус. У Кэт округлились глаза. – Поверьте, я по собственному печальному опыту знаю, что женщины могут вести себя весьма агрессивно. – Не стоит, пожалуй, упоминать конкретных имен, но покушение на его честь, осуществленное мисс Ратбоун, он едва ли когда-нибудь забудет.

Кэт хотела что-то возразить, но вдруг густо покраснела и опустила голову.

Хотелось бы знать, о чем она думает…

А вот и нет. Нисколько ему это не интересно. Если мисс Хаттинг думает о том, о чем ему хочется, чтобы она думала, то ни к чему, кроме еще большей неловкости, это не приведет. Впрочем, последствия могут быть и более печальными.

– Да, вы, конечно, правы, – глядя себе под ноги, промолвила Кэт. – Хотя странно, почему папа ничего не сообщил даже маме. Он ей обо всем рассказывает.

Маркус не увидел в этом ничего странного.

– Я полагаю, Уилкинсон взял с него слово хранить произошедшее в тайне, чтобы слухи не дошли до мисс Уилкинсон. У меня сложилось впечатление, что он предпочел бы, чтобы новая старая дева вселилась в дом до того, как об имевшей место вакансии узнала его сестра.

– Да уж, – презрительно усмехнулась Кэт, – в этом весь Рэндольф.

– А вам не кажется, что ваш папа так же, как мистер Уилкинсон, рассчитывал скрыть от вас новость об освободившемся месте?

Кэт прикусила губу. Как бы ему хотелось…

Нет! Ничего бы ему такого не хотелось! Пора с ней прощаться: они и так слишком много времени провели наедине.

– Вряд ли, – наконец ответила Кэт. – Папа не догадывается о том, что я мечтаю разъехаться с ними. – Сарказм был ей к лицу. Впрочем, ей все было к лицу. – Он уверен, что уеду я лишь после того, как они с маман выдадут меня замуж.

Старая песня на новый лад!

– Мисс Хаттинг, как бы вам ни претило замужество, брак еще не проклятие. – Черт! Неужели он все же это сказал? – То есть ни для кого брак проклятием не является, за исключением меня. – Кэт нахмурилась и сделала вдох, готовясь, видимо, засыпать его неопровержимыми доказательствами своей правоты. Если она еще раз повторит, что Изабелла Дорринг к его жизни не имеет никакого отношения, он ее, пожалуй, задушит. – Может, пойдем дальше? – поспешно предложил Маркус.

Кэт заглянула на кухню и распахнула ставни. Маркус остановился у буфета.

– Эти тарелки, похоже, тут со времен Изабеллы, – произнес он.

– Наверное, у Изабеллы был целый большой сервиз – ее отец был состоятельным купцом, а одиноким женщинам много посуды ни к чему. – Кэт повернулась к Маркусу и спросила: – Сколько старых дев успели пожить в этом доме?

– Восемь. Нам повезло. Каждая из женщин жила тут подолгу, самое меньшее – четырнадцать лет, самое большее – сорок.

– Я надеюсь побить рекорд. Я не сбегу, как мисс Франклин, не волнуйтесь.

Нет, мисс Хаттинг не может знать – по-настоящему знать, – от чего отказывается, выбрав участь старой девы. Если бы она познала мужскую ласку, почувствовала бы прикосновение его губ к…

«Остановись, это тебя не касается!»

– Если этот дом достанется вам. Не забывайте, что мисс Уилкинсон тоже на него претендует.

Ему удалось испортить ей настроение. С недовольным видом мисс Хаттинг из кухни направилась в комнату, которая выглядела жилой: книги на полках, письменный стол со всеми необходимыми принадлежностями, включая чернильницу с чернилами, в одном углу и нарядная старинная арфа – в другом. Окна выходили в сад: запущенный, но живописный, а на одном из подоконников разлеглась трехцветная кошка: рыже-черно-белая.

– Привет, Поппи! – Кэт подошла к кошке и почесала у нее за ушами.

Поппи недовольно смотрела на Маркуса.

«Еще одна самка, которой не нужен сильный пол».

– Как она проникла в дом?

– Не знаю. Мисс Франклин считала, что где-то в стене есть дыра. – Кэт нахмурилась. – Она говорила мне, что мистер Уотлс помогал ей эту дыру отыскать, но теперь я уже сомневаюсь, что он занимался именно этим.

Лучше будет, если Маркус оставит эту реплику без ответа. Да и что тут скажешь? Факт, что бывшая хозяйка дома и Бентон венчались в спешке, однозначно указывал на то, что поиски Бентон вел в ином направлении. Неплохо было бы последовать его примеру, и…

Нет, разумеется, он не станет следовать примеру Бентона.

Маркус не умел лгать, в особенности самому себе.

– Если в стене имеется дыра, то ее нужно срочно заделать. Я распоряжусь, чтобы Эммет предпринял все необходимое для ремонта. Если отверстие в стене достаточно велико для Поппи, то ведь в дом может забраться какая угодно опасная тварь.

Теперь уже на Маркуса злобно уставилась не одна пара зеленых глаз, а сразу две.

– Пусть все останется как есть! Поппи должна иметь возможность заходить и уходить, когда сочтет нужным, – заявила Кэт. – Давайте пойдем наверх.

Поппи спрыгнула с подоконника и, высоко задрав хвост, выскочила из комнаты. Маркус и Кэт заметили лишь, как что-то рыже-черно-белое мелькнуло на верхней ступени. Кэт бросилась за Поппи.

Маркус задержался внизу. Им владело странное ощущение страха и волнующего предчувствия, ожидания чуда. А так ли он хочет увидеть место, откуда родом его проклятие?

Мисс Хаттинг уже нигде не было. Маркус слышал ее шаги наверху.

А ведь ему может и не представиться иного шанса увидеть дом. Как только очередной синий чулок поселится в доме, он навсегда отсюда уедет.

Жажда чуда или любопытство, теперь уже неважно, пересилили страх, и Маркус поднялся на лестничную площадку второго и последнего этажей дома. Перед ним было три двери, и Маркус открыл ту, в которую вошла Кэт.

– Вы все же решили подняться, – сказала она.

– Да. – Маркус чувствовал себя глупо. Чего он боялся? Комната эта была самой обычной спальней, только маленькой. Кровать заправлена, но все равно казалось, будто комнату покидали в спешке: на трюмо валялся забытый флакон духов, и несколько ящиков комода выдвинуты. – А что за следующей дверью?

– Давайте посмотрим.

Следующая комната была даже меньше предыдущей, служила когда-то кабинетом или гостиной, но теперь была превращена в кладовую. Один из ставней был сломан, а из кресла с рваной красной бархатной обивкой лез конский волос. Креслом, надо полагать, подоткнули отваливающийся ставень.

Высокий бронзовый подсвечник красовался на украшенном замысловатой резьбой громоздком буфете, набитом фарфоровыми фигурками, среди которых не было ни одной целой: у кого нос отбит, у кого руки не хватает. Сам буфет, к слову сказать, находился в превосходном состоянии. Маркус распахнул одну дверцу и увидел целую батарею выдвижных ящиков. Каждый был снабжен замком с личинкой для ключа. Он потянул один из ящиков, но тот оказался заперт.

– Как вы думаете, где могут быть ключи?