Кортни Коул - Люмен

– Поехали в город?

Это противоречит всем существующим правилам, и мы оба это отлично знаем. Если нас поймают, то мы попадем в большую беду, оба. Дэру не положено выходить из дома, мне же запрещено покидать территорию поместья.

Дэр начинает на автомате отрицательно мотать головой, но я еще крепче вцепляюсь в его руку.

– Ты что, боишься их?

Он молчит, и меня пронзает луч счастья, когда я замечаю знакомые искорки в его глазах.

Вот оно!

Этот его взгляд: «Дерзни, брось мне вызов».

Мое сердце начинает бешено колотиться, потому что передо мной настоящий Дэр, и он вернулся, пусть даже всего на минуточку. Он ничего не боится: он просто не знает, что такое страх.

– Хорошо, – соглашается он, – но только поедем не на великах, а на скутерах. Не хочу, чтобы ты перенапрягалась.

Меня это раздражает, потому что все постоянно повторяют мне нечто подобное… будто я инвалид, а не помешанная. Но когда Дэр говорит это, я предпочитаю не спорить.

– Хорошо, – только и отвечаю я.

Мы проскальзываем сквозь черный ход и спускаемся по тропинке к гаражам, где ждут нас скутеры.

Когда мы едем в город, а ветер ударяет нам прямо в лицо, я решаюсь спросить:

– Почему ты разговариваешь не так, как они? Только иногда произносишь что-то с английским акцентом. Это странно.

Дэр насмешливо смотрит на меня.

– Мой отец был французом. Не хочу разговаривать, как Ричард.

– Но ведь теперь ты англичанин, – привожу я свои аргументы, – и иногда это слышно по твоему произношению.

– Это самое грубое, что ты мне когда-либо говорила.

Я вообще не могу вспомнить, когда я говорила ему хоть что-то грубое, но решаю не спорить с ним на этот раз. Вместо этого я сосредотачиваюсь на дороге, стараясь не наехать на выбоину, для чего приходится резко тормозить и разворачиваться. Мы словно ниндзя, ускользающие и возвращающиеся в родные земли так, что наша семья даже не знает об этом.

Иначе нам придется расплатиться за час свободы. В особенности Дэру.

– Почему дядя Ричард так жесток с тобой? – спрашиваю у него я, когда мы паркуем наши скутеры возле тротуара в ближайшей деревушке.

Он пожимает плечами.

– Думаю, у него для этого много причин, – отвечает он, показывая на ларек с мороженым. – Хочешь?

Всегда. И ему это прекрасно известно.

Он покупает мне стаканчик шоколадного, себе же берет ванильное, и мы садимся вместе в тени аллеи, поедая наше лакомство. Мое уже начинает таять, и я наблюдаю за тем, как снаружи стаканчика появляются маленькие капельки.

– Твой дядя не любит меня, потому что я заставляю его раздумывать о вещах, о которых он предпочел бы забыть, – наконец признается Дэр.

– О каких вещах?

Дэр встряхивает головой.

– Это взрослые дела, Калла. Тебе не стоит об этом беспокоиться.

Но у меня не получается. Я беспокоюсь об этом. Я не могу перестать переживать за него. Я так устала от того, что от меня все скрывается за семью печатями, устала, что со мной постоянно все ведут себя как с маленькой.

– Кто кричит по ночам? – спрашиваю я настойчиво, и Дэр отворачивается, что дает мне понять, что он знает ответ.

Но он снова мотает головой.

– Не знаю, что ты имеешь в виду.

– Все в порядке, – шепчу я, потому что отлично знаю, что он лжет, – можешь рассказать мне. Я тебя не выдам.

На секунду, на одну крошечную секунду мне кажется, что он вот-вот мне признается. На его лице застыло выражение задумчивости, глубокого размышления, и я думаю, что он откроется мне, но… этого не происходит. Он просто кладет еще ложечку мороженого себе в рот и отодвигается подальше.

– Да нечего тут рассказывать, – говорит он безучастно, и я понимаю, что разговор закрыт.

Он мне не доверяет. По крайней мере, пока.

– Ясно.

Я ем свое мороженое, и когда оно заканчивается, я поворачиваюсь к Дэру.

– Не хочу возвращаться, – заявляю я.

– Нам придется вернуться, – отвечает он, забирая у меня из рук стаканчик и выбрасывая его в мусорку.

– Потому что мы оба пленники? – спрашиваю я, воскрешая в памяти его слова, сказанные пару лет назад.

Он смотрит на меня пронзительно и долго, его взгляд становится более твердым по мере того, как он пытается скрыть от меня свою боль.

– Да.

– Но ведь ты можешь сбежать, ты же знаешь, – настойчиво предлагаю я ему, – сбежать и не возвращаться. Если ты так ненавидишь это место.

Дэр смотрит вдаль, и сейчас его глаза выглядят особенно темными.

– И куда же я отправлюсь? Нет ни единого места на земле, где семейство Саваж не смогло бы меня найти.

Он выглядит так безрадостно, когда поднимается на ноги и протягивает мне руку, помогая встать. На обратном пути мы всю дорогу молчим.

Когда мы проезжаем через ворота Уитли, Ричард уже поджидает нас.

Его машина припаркована на полпути к дому, и он оперся на нее в ожидании, словно длинная змея, закручивающаяся в кольца… змея, приготовившаяся к атаке. Мое сердце тяжело бьется, встав комом у меня в горле, и я замираю на месте.

– Быстро в дом, Калла, – говорит мне дядя, его колючий взгляд направлен на Дэра, и, могу поклясться, в его глазах появляется какой-то странный блеск, от которого у меня внутри все леденеет.

– Но… это была моя идея, – торопливо оправдываюсь я. – Дэр просто не хотел, чтобы я ехала одна.

Ричард поворачивается ко мне, его лицо похоже на ледяную глыбу. Дэр слегка подталкивает меня.

– Просто уходи, Калла, – тихо говорит он мне.

Ричард удовлетворен, потому что он привык к тому, что Дэр просто игрушка в его руках. Он с силой заталкивает приемного сына в машину.

– Ты знаешь, что тебе запрещено покидать дом, мальчик, – взрывается он, а его веко вздрагивает.

Он с грохотом захлопывает за собой дверь, гораздо сильнее, чем необходимо.

Я наблюдаю за тем, как автомобиль движется по дороге, как Ричард затаскивает Дэра в дом, и я не могу удержаться от того, чтобы не проследовать за ними. Мне нужно подслушать их разговор: я больше чем уверена, что там будет что услышать. Я проскальзываю в дом через задний вход, затем попадаю на кухню и падаю прямо в руки Сабины.

Она выслушивает мой плач, и когда я заканчиваю, она просто и спокойно смотрит на меня.

– Было бы неплохо убрать эти скутеры с дороги, дитя.

Мы вместе возвращаемся на место преступления и загоняем скутеры обратно в гараж, а по пути я задаю ей миллион вопросов. За что Ричард ненавидит Дэра? Почему он такой злой? Почему Дэру запрещено покидать Уитли?

Сабина выслушивает меня, но ничего не отвечает до тех пор, пока мы не оставляем скутеры в гараже и не возвращаемся на кухню.

– Порой вещи – совсем не то, чем кажутся, маленький цветочек каллы, – говорит она мне, – пришло время твоей чудесной головке это усвоить.

Никакие мольбы не заставят ее рассказать мне больше, и когда я возвращаюсь к себе в постель, я могу думать только о Дэре, и его темный взгляд стоит перед моими глазами, в голове мелькают картинки, как отдаляется от меня их машина.

Когда раздается крик, я зажмуриваю глаза, пытаясь заглушить его, потому что, когда я слышу его, все, что рисует мне мой мозг, – это те самые глаза, наполненные болью и страданием. Эти мысли ломают меня, и я засыпаю, чтобы сбежать от них подальше.

Похоронное бюро и крематорий Прайса

Пасмурное небо Орегона нависло над городом, мрачное, покрытое завесой туч. На моих глазах молния рассекает его, протянувшись с одного края горизонта до другого, вспыхивая посреди тьмы, освещая все вокруг. Она разливается повсюду фиолетовым сиянием, что придает окрестностям нотку мистики и таинственности.

На моих коленях лежит письмо от Дэра, для меня это настоящая драгоценность. Он пишет мне очень редко, поэтому, когда от него приходит весточка, я обязательно ее сохраняю.

Дорогая Калла.

Так оно начинается.

Как там поживают мертвецы? В Уитли все по-прежнему. Знаешь, фактически меня тоже окружают живые трупы. Элеаноре, я думаю, скоро стукнет 200 лет; по крайней мере, она так выглядит. А Сабина, господи. Кто знает, сколько ей на самом деле.

Высылаю тебе фотографию Кастора и Поллукса. Недавно они плавали в океане, и Поллуксу удалось поймать рыбу. Кто-то из людей на берегу подумал, что это медведь, и начал кричать. Это был самый смешной момент за всю мою жизнь. Кастор скучает по тебе, с тех пор как ты уехала, и он почти всегда спит около двери в твою спальню, пока я не позову его к себе.

Увидимся летом,

Дэр.

Кажется, что он писал это очень непринужденно, что вполне обыденно для Дэра. Но почему-то когда я читаю его письмо, то начинаю скучать по Уитли, даже несмотря на то, что поместье всегда казалось мне слишком огромным, пугало меня и все там было для меня слишком странным. Но там Дэр, там мои собаки. Долгими зимними вечерами я очень скучаю по Дэру, хотя у меня всегда не хватает смелости рассказать ему об этом.

Я приклеиваю фотографию псов к обложке своего дневника и приступаю к домашнему заданию по математике, а после, когда ложусь спать, мне снится Дэр.

Сны о нем заполняют мое сознание. От них у меня внутри словно разгорается солнце, странное ощущение течет вверх по моим ногам к животу, словно огонь разливается по моему телу.

Мне снится, что солнечный свет проникает в окна гостевого домика, а я расположилась на диванчике, опершись на бок. На мне нет ничего, кроме туфель на высоком каблуке, и мои щеки покрывает румянец. В этом сне я старше. Мне семнадцать или около того. У меня длинные огненно-рыжие волосы, волнами стекающие по плечам и спине.