Кортни Коул - Люмен

Я засыпаю с мыслями об этом мальчишке, о густой темной тени, падающей на его лицо, о мистере Эллиоте.

Мне снится мой учитель, его нелепая смерть, то, как нас это шокировало.

Первая реакция – это самое страшное: то, какой шок мне пришлось испытать, когда я увидела его тело, лежащее посреди скал. Но еще более удивительно, как в моем сне он просто поднимается и выбирается из ущелья. Его нога все еще сломана, но он ползет, помогая себе локтями. А потом он дует в свой свисток и говорит нам всем выстроиться в шеренгу на баскетбольной площадке.

Я замираю от того, что еще совсем недавно он был мертв, а теперь он вернулся к жизни.

Этот сон взбудоражил меня слишком сильно, чтобы я могла снова уснуть этой ночью.

Я никак не могу прийти в себя, когда собираюсь утром в школу: я ожидаю, что весь день будет очень мрачным, ведь это будет день траура. Но моим ожиданиям не суждено оправдаться.

Поначалу это меня раздражает. Ну, вроде как мир должен быть поставлен в известность о том, что умер кто-то важный, но никто не упоминает мистера Эллиота. Все идет своим чередом, как в любой другой день.

Я с ужасом направляюсь в спортивный зал, потому что… просто потому что. Это кажется мне странным, страшным, это выбивает меня из привычной колеи.

Но оказывается, в тот момент я еще ничего не знаю об ужасе, который постигнет меня чуть позже.

Когда я переодеваюсь и встаю в шеренгу вместе со всеми, мистер Эллиот выходит из учительского помещения на костылях и становится прямо перед нами. Его свисток, как обычно, висит у него на шее, а гольфы с синими полосками натянуты до самых его колен.

А позади него, в углу спортивного зала стоит парнишка в капюшоне. Он что-то шепчет, и я отчетливо слышу этот шепот, так, словно его губы находятся прямо около моего уха, хотя он стоит на другом конце просторного помещения.

– Я же говорил.

В этот самый момент я падаю в обморок.

Я ничего не могу с собой поделать. Мне становится нечем дышать, и я приземляюсь на четвереньки, мне не хватает воздуха. Приходится вызвать медсестру.

Другие девочки хихикают и смеются, уставившись на меня, но это сейчас совсем не важно, потому что у меня есть проблемы похуже, чем они.

Я безумна, и с каждым днем я схожу с ума все больше и больше.

Мама забирает меня из школы, и я пытаюсь рассказать ей, что мне приснилось, будто мистер Эллиот умер, но она не верит ни одному моему слову. Она звонит кому-то, после чего мне меняют препараты. Новые таблетки на вкус еще хуже, чем предыдущие.

Финн все это время держит меня за руку, потому что он никогда не бросит меня, и я это знаю. Я очень благодарна ему за это. Я также рада тому, что я единственная, кто по-настоящему страдает от всего происходящего.

Мой брат слишком добрый, слишком милосердный и милый.

А я та, кто заслужил все страдания.

Я могу убить учителя физкультуры силой мысли.

Здесь любому станет ясно, что я чудовище.

Но затем я засыпаю и таким образом возвращаю убитых мною же людей к жизни.

Поэтому я абсолютно точно сумасшедшая.

Я пью чай.

Мне приходится. Мама вынуждает меня делать это, потому что мое состояние оставляет желать лучшего. С каждым днем мне все хуже и хуже.

Однажды ночью родители выходят на лужайку около дома, полагая, что я давно уснула, и я тихонько наблюдаю за ними через открытое нараспашку окно своей комнаты. Мама сообщает отцу, что мы собираемся в Уитли. Мне хочется сбежать вниз по лестнице и поспорить с этим, потому что мне нравится дома больше, чем в уединенном английском поместье. Но, с другой стороны, там Дэр. Я не могу сказать, что сильно разочарована, когда отец в конце концов уступает.

– Хорошо. Но умей постоять за себя, Лора. Ты знаешь, что я не могу поехать с тобой. Во всяком случае, пока.

– Я справлюсь, – устало отвечает мама. – Ричард не посмеет тронуть меня снова. Это больше не повторится. Они уже получили то, чего так желали.

– Ты же понимаешь, что это была необходимость, – говорит отец, и его голос звучит так же устало, как и мамин.

– Мне так надоела эта необходимость, – срывается мама, она произносит это настолько ядовитым тоном, что я отскакиваю от окна, – ведь у меня есть свои желания, свобода воли. Как и у всех нас. Поэтому мы здесь.

– Свобода воли – это только иллюзия, – отвечает отец, и его слова… его слова, его слова… В них столько необъяснимой горечи.

– Мне тяжело признаваться в этом, но я начинаю думать, что ты прав, – соглашается с ним мама, – моя мать всегда добивается того, что ей нужно. Она и Сабина…

Сабина?

Пелена замешательства опускается перед моими глазами, и я настолько поглощена наблюдением за родителями, что совсем забываю об осторожности, совсем не обращаю внимания на то, что я делаю, а тем временем мои руки соскальзывают с поверхности, на которую я опиралась, и я больно ударяюсь головой о подоконник.

Услышав шум, папа поднимает голову вверх, он делает это быстрее молнии, и на минуту, на одну минуту, на одну-единственную минуту, его глаза становятся пронзительно-черными в лунном свете.

Я делаю резкий вздох, прежде чем отпрянуть от окна, потому что привыкла считать, что у отца голубые глаза, как у Финна.

Но на несколько секунд я уловила в них странное сияние, темное, словно океанские пучины, словно оникс, прямо как у тех демонов, которые преследуют меня всю мою жизнь.

В них черный блеск греха.

Я вскрикиваю и падаю без сознания, а когда прихожу в себя, я снова в своей постели, а рядом со мной сидит мальчишка в капюшоне. Он держит меня за руку, и у него очень бледные пальцы.

– Есть одно кольцо, – сообщает он мне, – и если ты мне его подаришь, то твой брат всегда будет в безопасности.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, меня буквально парализует страх, что однажды Финну может грозить опасность.

– Ты не сошла с ума, – говорит мне мальчик, – все твои сны реальны. Все, что ты видишь, реально. Ты многого не знаешь о своей семье.

Но в этот момент лунный свет, лунный свет озаряет комнату, он освещает его глаза, и они черные, черные, черные, словно ночь. Я кричу так громко, что стены моей комнаты сотрясаются. Родители вбегают ко мне.

Когда они врываются в дверь, мальчишки уже нет.

– Здесь был демон! – кричу я, но в комнате пусто, и они прекрасно это видят. – У него были черные глаза, – настаиваю я, и я клянусь, клянусь, клянусь, что мой отец отворачивается в сторону, словно чувствует свою вину.

Я сглатываю ком, подступивший горлу, сглатываю свой страх: на вкус он прямо как яд.

– Я видела вас снаружи, – говорю я им, – я слышала весь ваш разговор. Почему бабушка всегда получает то, что хочет? А Сабина?

Но моя мать лишь сочувствующе смотрит на меня, а отец целует меня в лоб.

– Дорогая, этого не было, – говорит она, а папа кивает, соглашаясь с ней.

– Наверное, тебе приснилось, – добавляет он.

И несмотря на то что их слова должны были меня успокоить, желаемого эффекта они не производят.

Потому что мальчик в капюшоне, тот мальчишка с черными глазами сказал, что все мои сны реальны, и если это так, если это правда, это значит, что мои родители лгут мне, значит, весь мир вокруг страшное, страшное место.

Деревья, покрытые густой хвоей, папоротники и бесконечные заросли мхов… Все они окутаны влагой, все они задыхаются. Я бегу по тропинке к утесам, и мне все больше и больше не хватает воздуха, словно кто-то сдавил мою грудную клетку, словно камень лежит у меня на ребрах, ломая все мои кости.

– Именно так чувствует себя Дэр, – слышу я оклик позади.

Я оборачиваюсь и вижу мальчишку, он шепчет, но я слышу его слова, словно он кричит во всеуслышание.

– У него больное сердце, Калла. И это твоя вина.

Я поворачиваюсь к нему всем телом, оказываясь с ним лицом к лицу. Ветер треплет мои волосы, и я чувствую себя крайне неустойчиво, потому что мои розовые кеды вот-вот соскользнут с мокрых камней.

– Что ты имеешь в виду? – Паника охватывает меня, потому что когда он что-то говорит мне, это всегда звучит очень правдиво. – Что не так с Дэром?

– У него слабое сердце, – сообщает мальчишка, и его глаза видят меня насквозь, достают из меня душу и выворачивают меня, выворачивают меня, выворачивают наизнанку, – ты отдала ему свое сердце. Оно должно было принадлежать тебе, но ты его подарила ему. Iniquum, Калла.

Несправедливость.

Я ничего не понимаю, потому что это неправда. Я бы никогда. Я бы ни за что. Я бы ни за что не навредила Дэру.

Мальчишка в капюшоне кивает.

– Нет, ты сделала это не нарочно, но судьба есть судьба, Калла. За все нужно платить. Но в твоих силах это изменить.

Я замираю, и капли дождя стекают по моему лицу, моя футболка промокла, я дрожу от холода.

– Но как? – этот вопрос слетает с моих губ с протяжным стоном.

– Все в твоих силах, – говорит парень, и на минуту свет озаряет его щеку: она отливает серебристым оттенком в лунном сиянии, – ведь ты свободна, когда опускается ночь.

– В ночи я свободна, – повторяю я, и слова, эти слова кажутся мне такими знакомыми, только я не могу понять почему, – я уже где-то слышала их.

– Да, ты права, – согласно покачивает головой мальчишка, – подумай об этом, и пусть тебе это приснится, потому что твои сны реальны.

Мои сны реальны.

Все это мне снится.

Я беспокойно ворочаюсь в постели, когда меня будит Финн, и в его светло-голубых глазах столько беспокойства!