– Здесь пахнет цветами, – замечает Дэр, его крупное, но стройное тело закрывает собой большую часть дверного проема.

– Это точно, – соглашаюсь я, – а потом все это оседает на твоей одежде, и весь день ты разносишь повсюду запах похоронного бюро.

– Не-а, – отвечает он, – это просто аромат цветов.

Я уступаю ему, потому что лучше уж от меня каждый день будет пахнуть лилиями, чем смертью.

Я показываю ему наш пляж, океан, нашу лодку. Я провожу его к гостевому домику, а потом мы отправляемся гулять в лес и по утесам.

– Здесь лучше смотреть под ноги, – серьезно говорю ему я, – уступы в некоторых местах очень хрупкие.

– Хорошо, дружище, – отвечает он.

Дружище?

Мне совсем не хочется быть просто подругой для него. Мне хочется быть…

Я не могу точно сформулировать, кем именно я хотела бы быть для него.

Но когда я показываю Дэру старый заброшенный парк развлечений «Страна веселья», я на минутку останавливаюсь, чтобы нацарапать на деревянной доске наши инициалы.

ДД и КП.

Сегодня как раз День святого Валентина, поэтому, кажется, случай вполне подходящий.

Увидев это, Дэр улыбается и закатывает глаза.

– Тебе всего лишь тринадцать. А мне уже шестнадцать.

Я высоко поднимаю подбородок.

– И что дальше? Всего через пару лет мне будет шестнадцать, а тебе девятнадцать. К тому же я единственная, кто знает о твоем существовании.

Я так странно чувствую себя, говоря об этом, и на мгновение мне кажется, что он всего-навсего мой воображаемый друг. Ведь у многих детей они есть, разве не так?

Но когда я смотрю на Дэра, тепло разливается по всему моему телу, концентрируясь в той точке, которая делает меня девушкой, а я не думаю, что это обычное ощущение от общения с воображаемыми друзьями.

Дэр усмехается, и мы уходим из парка.

– Поговорим об этом, когда тебе будет шестнадцать, – предлагает он мне.

Но в его голосе есть нечтонечтонечтонечтонечто…

Интерес?

Обещание?

Тьма?

Точно не могу сказать.

Я только знаю, что, когда он рядом со мной, я чувствую себя неуязвимой, всемогущей. Я чувствую себя очень сильной. Словно это все та же я, только усовершенствованная версия.

И в следующую секунду я совершаю то, что первым приходит в мою голову. Я снимаю с большого пальца кольцо, когда-то принадлежавшее моему дедушке, и отдаю его Дэру.

– Я не могу принять его, – тихо протестует он, но так сильно-сильно тронут, что это невозможно скрыть.

– Оно будет напоминать тебе о том, где ты находишься, – говорю я ему, – и кто ты такой. Я хочу, чтобы оно было у тебя. Ведь ты тоже Саваж. И ты так же важен, как любой другой в этой семье.

Он надевает его на средний палец, и это движение завораживает. Блеск кольца, блеск кольца, блеск кольца разливается в луче света подобно серебряному сиянию, и весь мир начинает вращаться вокруг меня.

Все кружится.

Все кружится.

Вселенная преломляется.

Все вокруг раскалывается на миллион кусков.

Эти осколки парят в воздухе вокруг меня и формируют цельные картины, и я чувствую, я чувствую, я чувствую, что уже видела их когда-то раньше.

Я пристально смотрю на Дэра, стоящего передо мной, и он изменился, стал взрослее. Высокий, худощавый и в то же время сильный. Я протягиваю к нему руку и касаюсь кончиками пальцев его лица.

– Хочешь, вернемся назад? – спрашиваю я, по моему голосу кажется, будто я флиртую с ним, и мы снова в «Стране веселья», только все вокруг еще сильнее обветшало, а слой пыли стал еще толще.

– Ни за что на свете. – Лунный свет льется на его лицо, смягчает его, огибает угловатый щетинистый подбородок.

– Так что же ты медлишь? – улыбаюсь я, а мое сердце наполнено приятным предвкушением, и мы вместе исчезаем за дверями Nocte.

Тьма поглощает нас, делает нас единым целым и растворяется, и вот я снова стою в лучах лунного света, а Дэр пристально смотрит на меня, абсолютно сбитый с толку.

– Калла. – Я слышу беспокойство в его голосе, а на его гладко выбритом лице нет ни единой волосинки.

Я мотаю головой, стряхивая прочь все сомнения, потому что все это нереальнонереальнонереальнонереально.

– Все в порядке, – шепчу я, но на самом деле это неправда, потому что иногда я здесь, а порой мое сознание улетает куда-то далеко.

«Сохрани это кольцо. Оно поможет тебе прочно стоять на ногах, и с ним ты всегда будешь знать свое место», – проносятся эхом в моем сознании слова Элеаноры, и я фокусируюсьфокусируюсьфокусируюсь на них.

Я здесь.

И Дэр тоже здесь.

Хотя всего минуту назад меня здесь не было, но я чувствовала, будто все вокруг так же реально. Я была где-тогде-тогде-тогде-тогде-то.

Мы возвращаемся домой, в похоронное бюро. Дни сменяют друг друга, пролетают и становятся прошлым. Они превращаются в недели, а недели – в месяцы, невыразимо прекрасные месяцы, полные счастья.

Дэр проводит со мной один день рождения, затем следующий. Он остается со мной и на Рождество. Он скрашивает все мои дни между этими значимыми датами. Но чем больше времени проходит, тем более неспокойным он становится.

Потому что его не существует в реальности.

Потому что я не знаю, кто он такой.

– Если бы я только могла все изменить, – однажды говорю ему я, когда мы вместе стоим на утесе, а ветер треплет наши волосы, и мне приходится откинуть их назад.

Дэр внимательно смотрит на меня, и у него грустный-грустный взгляд.

– Я знаю, цветок каллы.

Он кажется таким чувствительным, таким печальным. Ему уже семнадцать, а мне четырнадцать.

Я приближаю свое лицо к его, потому что сейчас, как никогда, я нуждаюсь в прикосновении наших губ, больше, чем в чем-либо еще на свете.

– Поцелуй меня, – шепчу я, в моем взгляде голод и жажда.

Он отводит взгляд, и тепло, тепло, тепло…

Необъяснимое тепло наполняет низ моего живота и затапливает сердце.

– Я не должен, – отвечает он. Его голос, низкий и хриплый, звучит неуверенно, потому что он же всего лишь плод моего больного воображения, а может, потому что мы родственники. Он не должен, он не должен, он не должен.

Но он хочет этого так же, как я. Я вижу это, я вижу это, вижу это. Его глаза застилает пелена, в них отражается страдание.

– Это не важно, просто сделай это, – отвечаю я, и во мне рождается надежда, я буквально молюсь об этом, у меня перехватывает дыхание.

Так он и поступает.

Его лицо, обрамленное темными волосами, склоняется над моим, его губы накрывают мои, твердые, теплые, настойчивые, живые.

Мой первый поцелуй.

Я словно делаю глоток свежего морозного воздуха, упиваюсь им. Он наполняет меня новыми силами, дарует надежду, проникая даже в самые потаенные, темные и пустынные уголки моей души.

– Я не должен был делать этого, – бормочет Дэр, резко отстраняясь от меня, а мне так не хочется, чтобы он уходил, но я уже не смогу переубедить его.

Он начинает двигаться прочь по тропинке, а я безвольно плетусь за ним следом, прижимая пальцы к своим губам, слишком потрясенная, чтобы меня тревожило его разочарование. Я понимаю, почему он расстроен… мне четырнадцать, а ему семнадцать, а еще он мой двоюродный брат, поэтому он считает, что между нами пропасть.

Но на самом деле он ошибается.

Никакой пропасти между нами нет.

Нас неудержимо тянет друг к другу.

Он мой. Просто ему это пока неизвестно.

После обеда я встречаю его на заднем дворе. Он наносит сокрушительные удары по деревянной стене сарая, словно заведенный.

– Дэр, остановись! – умоляю его я, вцепившись в его руки и пытаясь предотвратить нанесение новых ранений.

Багровые пятна покрывают его футболку, кровь сочится по костяшкам его пальцев. На его лице написано невыразимое мучение, дикая боль.

– Знаешь, каково это – не быть способным изменить что-то в своей жизни? – спрашивает он, и его голос такой надломленный, скорбный, что мое сердце разрывается на мелкие кусочки, когда я слышу его.

– Конечно, – говорю ему я.

Я отвожу его в гостевой домик, где помогаю ему промыть раны.

Он снимает футболку, и я вижу мускулатуру его спины, а поперек надпись ЖИВИ СВОБОДНО, буквы выведены жирным шрифтом, что придает фразе особую мощь. Мне становится тяжело дышать, ведь он такой прекрасный, теплый, живой, а самое главное – он здесь, рядом со мной.

Так близко.

Так близко.

И в то же время так далеко.

Он внимательно изучает меня, вглядывается в мое лицо, в мои глаза. И его вздох – это самый печальный звук, который мне доводилось слышать когда-либо.

– Ты не знаешь, каково это, – произносит он разочарованно, – ты понимаешь это не так, как я. Потому что ты не помнишь всего, а я помню.

Я едва открываю рот, чтобы ответить, но он не позволяет мне этого сделать.

– Я буду ночевать здесь, в гостевом домике, – говорит он мне, – вместо похоронного бюро. Так будет лучше. Хотя не думаю, что это что-то изменит. Возможно, все навсегда останется так, как сейчас, и если так и будет, то я предпочту покинуть этот мир навсегда, Калла.

– Покинуть этот мир?

Он кивает, и все внутри меня умирает, умирает, умирает, потому что он не может поступить так со мной. Он нужен мне.

Он не станет слушать мои аргументы, потому что считает свое мнение единственно верным. Моя душа рассыпается на миллион осколков, но я все равно ухожу, потому что он так решил. Раз и навсегда.

Но моя комната оказывается пуста, и я пуста, и мне не хочется ничего, кроме того, чтобы он просто снова оказался здесь, спал на полу, и, проснувшись посреди ночи, я бы знала, что он в безопасности, что с ним все в порядке.