Я словно почувствовала его кожей, почувствовала – в буквальном смысле этого слова: так, словно этот кто-то на самом деле протянул ко мне руку и коснулся своими пальцами моего лица.

Когда я поднимаю глаза, у меня перехватывает дыхание: прямо перед собой я обнаруживаю пару темных глаз, прикованных ко мне. Настолько темных, что они кажутся почти черными, а силы в их взгляде вполне достаточно, чтобы приковать меня к моему месту.

Этот взгляд принадлежит парню.

Мужчине.

Думаю, ему не больше двадцати или, может, двадцати одного, но все в его внешности кричит о том, что это мужчина. В нем не осталось ни капли мальчишества. Очевидно, та юная и незрелая часть его ушла: я вижу это в его глазах, в том, как он преподносит себя, в этой его наблюдательности, с которой он изучает все окружающее его пространство, в том, как он смотрит прямо на меня, не отводя взгляда, словно мы с ним оказались связаны невидимой нитью. В его глазах я вижу миллион противоречий… отстраненность, теплоту, таинственность, очарование и что-то еще, имя чему мне пока найти не удалось.

Он мускулистый, высокий, на нем черная толстовка, на которой оранжевыми буквами написано Irony is lost on you. Его темные джинсы сверху опоясаны ремнем из черной кожи, и серебряный обруч кольца обрамляет его средний палец.

Темные волосы непослушно падают на его лоб, и рука с длинными, аристократично тонкими пальцами нетерпеливо откидывает их назад, хотя его взгляд все так же прикован ко мне. Очертания его скул и челюсти говорят о силе и мужественности, а кожа в этих местах покрыта небольшой щетиной.

Наши взгляды связаны, словно между нами протянут провод жизнеобеспечения, а может, словно между нами вспыхнул длинный и угловатый стержень молнии. Я могу почувствовать этот сумасшедший заряд, пробегающий сквозь все мое тело, как будто тысячи крошечных, но очень острых игл касаются моего лица. Мои легкие отказываются вбирать в себя кислород, и я нервно сглатываю.

А потом он мне улыбается.

Мне.

Меня это так сильно удивляет, потому что я вижу его впервые в жизни, впрочем, как и он меня.

– Калла, ты готова?

Моя сосредоточенность испаряется, когда раздается голос Финна, и вместе с тем обрывается прекрасный момент. Я поднимаю взгляд на своего брата, испытывая нечто сродни смущению, и вижу, что он уже ждет меня. Оказывается, час уже прошел, а я этого даже не заметила. Я ерзаю на сиденье, прежде чем встать, чувствуя себя так, словно меня поймали на месте с поличным, даже не знаю почему.

Хотя нет, я знаю.

Уходя вместе с Финном, я бросаю взгляд через плечо.

Загадочный и прекрасный незнакомец с темными-темными глазами уже исчез.

Я с трудом отбрасываю ощущение, очень странное ощущение, что я уже видела его прежде. Но разве такое возможно?

Разве возможно, что я могла бы забыть кого-то вроде него?

Но все же…

В нем есть что-то.

Что-то…

Что-то…

* * *

Неделю спустя я снова привожу брата на групповую терапию. Когда мы заходим в здание больницы, Финн поворачивается лицом ко мне, прежде чем проскользнуть в нужный ему кабинет.

– Здесь есть еще группа для скорбящих. Ты могла бы попробовать сходить туда.

– Ты говоришь прямо как папа, – нетерпеливо отвечаю я, – не хочу ничего обсуждать с ними. У меня ведь есть ты. Никто не понимает меня лучше, чем ты.

Он покачивает головой, потому что никто не понимает меня лучше, чем он. А затем он исчезает в комнате, из которой черпает свои силы.

Я очень стараюсь адекватно реагировать на то, что они могут помочь ему чем-то, в чем я слаба.

Опускаюсь на скамейку под абстрактной картиной с изображением птицы, прижимая колени к груди. Включив в наушниках музыку, я закрываю глаза. Сегодня я забыла дома книгу, поэтому погружение в музыку будет единственным верным решением.

Я всегда больше концентрируюсь на том, чтобы чувствовать музыку, а не просто слышать ее. Я ощущаю вибрации, пропускаю сквозь себя слова. Мое сердце бьется в такт. Меня охватывают эмоции.

Почувствовать чьи-то чужие эмоции вместо своих собственных – всегда хорошая идея.

Минуты проходят одна за другой.

А затем, когда я насчитываю двадцать таких же минут, приходит он.

Он.

Мой прекрасный незнакомец с глазами цвета ночи.

Я чувствую его появление даже с закрытыми глазами. Не спрашивайте меня, как я поняла, что это он, я просто это ощущаю. Не спрашивайте меня, что он снова делает здесь, потому что это волнует меня меньше всего.

Все, что сейчас важно, – так это то, что он здесь.

Мои глаза расширяются, обнаруживая, что он тоже смотрит на меня, его взгляд такой же пронзительный, как и в прошлый раз. Такой же темный и бездонный.

Между нами снова возникает зрительный контакт. Проходит несколько минут, но он все не прерывается.

Мы связаны.

Он продолжает двигаться, но пристально смотрит на меня.

На нем та же самая толстовка, что и в прошлый раз. Irony is lost on you. Он одет в темные джинсы, на ногах у него черные ботинки, а на его среднем пальце, как и прежде, серебряное кольцо. Должно быть, он рок-музыкант. Или художник. Или, может быть, писатель. Но кем бы он ни был, в нем есть нечто безнадежно стильное, некий романтизм, не измеряемый временем.

Он в двадцати шагах от меня.

Пятнадцать.

Десять.

Пять.

Уголки его губ слегка приподнимаются, когда он проходит мимо, продолжая искоса наблюдать за мной. Его плечи покачиваются, они выглядят очень широкими на фоне его узких бедер. А затем он уходит, все больше и больше отдаляясь от меня.

Пять шагов.

Десять.

Двадцать.

Он исчезает из виду.

Внутри меня зарождается чувство потери, потому что он даже не остановился. А мне хотелось бы, чтобы он сделал это. Потому что в нем есть что-то, что мне хотелось бы разгадать.

В нем есть что-то, что я уже знаю.

Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза, снова глубоко ныряя в свою музыку.

Темноволосый незнакомец больше не возвращается.

* * *

Постоянные дожди придают Орегону особый шарм, но в то же время делают его серым и вгоняют жителей в уныние. От звука капель, ударяющих по оконному стеклу, меня клонит в сон, и мне очень хочется завернуться в свой любимый свитер и свернуться клубочком с книгой в руках около окна. Ночами во время грозы мне всегда снятся сны. Не знаю, почему это происходит. Может, всему виной электричество, которое распространяет повсюду молнии, а может, пугающие раскаты грома, но каждый раз все это стимулирует мой мозг к созданию странных и необъяснимых фантазий.

Сегодня, после того как я наконец проваливаюсь в сон, мне снится он.

Мой черноглазый незнакомец.

Мы сидим вместе с ним на берегу океана, и ветер треплет его темные волосы. Он поднимает руку, чтобы убрать непослушные пряди с глаз, его серебряное кольцо сияет в солнечных лучах.

Наши взгляды пересекаются, и электричество, в тысячу раз мощнее, чем десятки молний, пронизывает наши тела, связывая их воедино.

В уголках его глаз появляются крошечные морщинки, когда он смотрит на меня и улыбается. Эта улыбка специально для меня, такая знакомая и манящая. Он протягивает мне руку, и кажется, его знающим мудрым пальцам точно известно, где меня коснуться, чтобы заставить мое тело пылать в огне.

Я вздрагиваю, просыпаясь в своей постели, сидя прямо и прижимая одеяло к груди.

Лунный свет, проливающийся на мою кровать, наполняет комнату серебристо-голубым сиянием, а я бросаю взгляд на часы.

Три часа после полуночи.

Просто сон.

Я снова сворачиваюсь клубочком, утопая в мягких простынях, размышляя о загадочном незнакомце и ругая себя за свою глупость. Он же всего лишь незнакомец, господи! Это просто смешно, быть настолько помешанной на человеке, с которым я всего лишь несколько раз случайно пересеклась в больнице.

Но все это не мешает моим снам о нем повторяться. В них он занимается разными повседневными делами: выходит в море на лодке, плавает, пьет кофе. Каждый раз его серебряное кольцо вспыхивает на солнце, а его темные глаза пронизывают меня до глубины души, словно мы с ним давно знакомы. Каждый раз я просыпаюсь, с трудом переводя дух.

Это немного нервирует меня.

Это сильно волнует меня.

После двух ночей беспокойного сна, дождей и странных снов Финн и я сидим на коленях перед несколькими пластиковыми коробками, пытаясь рассортировать вещи из моей кладовой. Нас окружают горы смятой одежды, словно холмы, выросшие на полу посреди комнаты. Дождь опять барабанит по подоконнику, а утреннее небо темное и мрачное.

Я беру в руки белый кардиган.

– Я не думаю, что в Калифорнии мне понадобится много свитеров, как ты считаешь?

Финн отрицательно мотает головой.

– Сомневаюсь, что они там тебе потребуются. Но на твоем месте я бы взял парочку, просто на всякий случай.

Я бросаю его в кучку для вещей, которые я хочу сохранить. Делая это, я обращаю внимание на то, что пальцы Финна дрожат.

– Почему у тебя трясутся руки? – спрашиваю я, глядя на него в упор.

Он лишь пожимает плечами в ответ.

– Я не знаю. У тебя нет ощущения, что все это уже происходило раньше? В то же самое время и в том же самом месте. С твоим сердцем все в порядке? У тебя больше не было болей в груди?

Я напугана, потому что это какой-то новый вид безумия.

– С моим сердцем все хорошо, – твердо отвечаю я ему, – я в порядке, Финн.

В его взгляде читается сомнение, и он прижимает ухо к моей груди, вслушиваясь, как бьется мое сердце, удар за ударом, пока наконец не отстраняется с чувством удовлетворения. Я уже привыкла к его странным выходкам, но такое поведение подозрительно даже для него.