К тому же Мередия напомнила мне еще кое о чем.

— Ты же только что разошлась со Стивеном, — сказала она. — Тебе так или иначе надо идти к гадалке.

Признавать это мне не хотелось, но, пожалуй, она была права. Теперь, когда я обнаружила, что Стивен не был мужчиной моей мечты, то раньше или позже мне пришлось бы обратиться к паранормальным силам, чтобы узнать, кто же этой мечтой является. И я, и мои подруги всегда так поступали, хотя все делали это только ради смеха и никто не верил гадалкам. По крайней мере, никто в этом не признался.

Бедный Стивен. Как ужасно я в нем разочаровалась!

Особенно обидно, что начало было многообещающим. Я считала его красавцем — в моих глазах его довольно средненькая внешность поднялась до уровня Адониса благодаря светлым волосам, черным кожаным брюкам и мотоциклу. Он казался мне диким, опасным и беззаботным — да и всем бы так показалось, правда? Ведь мотоциклы и кожаные штаны были не чем иным, как униформой диких, опасных и беззаботных мужчин, не так ли?

Конечно, я и не надеялась на то, что привлеку его внимание. Я считала, что столь неотразимого мужчину, как он, всегда окружают толпы прекрасных женщин и что на столь обыкновенную девушку как я, он никогда и не посмотрит.

Потому что я была самой обыкновенной. Во мне не было ничего необыкновенного. У меня были обычные кудрявые каштановые волосы, из-за чего я тратила слишком много денег на различные средства для их выпрямления. Наверное, стоило бы перечислять большую часть моей зарплаты прямо на счет соседней аптеки — так было бы экономичнее. У меня были обычные карие глаза и еще, в качестве наказания за родителей-ирландцев, около восьми миллионов обычных веснушек — по одной за каждого ирландца, умершего в год неурожая картофеля, как говорил мой отец, когда бывал немного пьян (в подвыпившем состоянии он впадал в сентиментальность и любил порассуждать о «былых временах»).

Однако, несмотря на всю мою ординарность, Стивен стал встречаться со мной и вел себя так, как будто я ему нравилась.

Сначала я никак не могла понять, почему такой сексуальный парень хочет иметь со мной что-то общее.

И, естественно, я не верила ни одному его слову. Когда он говорил, что я единственная девушка в его жизни, я считала, что он врет. Когда он называл меня красавицей, я тут же начинала прикидывать, что ему от меня надо.

Не то чтобы я сильно возражала. Нет, я просто сделала вывод, что таковы условия, на которых только и возможно встречаться с мужчиной вроде Стивена.

Мне потребовалась некоторое время, чтобы понять, что он искренен и не говорит то же самое всем другим девушкам.

И тогда я осторожно решила, что счастлива, но на самом деле я растерялась. Ведь я была уверена, что у него была другая, тайная жизнь, о которой мне не полагалось знать (он выглядел как человек, который по ночам ездит на «харлее» куда-то к морю, чтобы заниматься сексом с незнакомками, и совершает другие сумасшедшие поступки).

Я ожидала, что у нас будет краткий, страстный, со взлетами и падениями роман, что нервы мои будут разрываться в ожидании его звонка и что когда он наконец позвонит, волна экстаза будет затапливать все мое тело.

Но он всегда звонил мне именно тогда, когда обещал позвонить. И что бы я ни надевала, он всегда говорил, что я выгляжу великолепно. Но вместо того, чтобы быть счастливой, я испытывала лишь неловкость.

Оказалось, что я имела ровно то, что видела, и, как ни странно, я почувствовала себя обманутой.

Он стал любить меня слишком сильно.

Как-то утром я проснулась и увидела, что он оперся на локоть и смотрит на меня. «Ты прекрасна», — сказал он, но прозвучало это ужасно неправильно.

Когда мы занимались сексом, он повторял «Люси, Люси, о боже, Люси» миллионы раз так горячо и страстно, что я считала себя обязанной тоже быть горячей и страстной, но вместо этого лишь чувствовала себя глупо.

И чем больше он любил меня, тем меньше он мне нравился, и в конце концов я уже не могла дышать в его присутствии.

Я задыхалась от его лести, его обожание душило меня. Я знаю, что не настолько привлекательна, не переставала говорить себе я, а раз он так думает, значит, с ним что-то не так.

— Почему я тебе нравлюсь? — снова и снова спрашивала я у него.

«Потому что ты красивая», или «потому что ты сексуальная», или «потому что ты настоящая женщина» — вот такие тошнотворные ответы получала я от него.

— Нет, я не такая, — отчаянно возражала я. — Как ты можешь говорить обо мне неправду?

— Любой другой на моем месте решил бы, что ты пытаешься отделаться от меня, — нежно улыбался Стивен.

И, наверное, именно эта нежность стала последней каплей. Нежные улыбки, нежные взгляды, нежные поцелуи, нежные ласки — такое количество нежности превратило мою жизнь в кошмар.

И он так любил прикосновения! Мистер Тактильные Ощущения! А я терпеть их не могла.

Куда бы мы ни пошли, он всегда держал меня за руку, гордо демонстрируя меня всем как «свою женщину». В машине он клал руку мне на бедро. Когда мы смотрели телевизор, он чуть ли не ложился на меня. Он постоянно трогал меня: гладил мои руки, ерошил волосы, обнимал за плечи — пока наконец мое терпение не лопалось и я не отталкивала его.

Человек-липучка, вот как я стала называть его про себя.

А потом — и в лицо.

Со временем любое его прикосновение стало вызывать во мне желание выпрыгнуть из кожи. При мысли о сексе с ним меня мутило.

В один прекрасный день Стивен сказал, что хочет завести огромный сад, и целый дом детишек, и…

И тут я покончила с ним раз и навсегда.

У меня в голове не укладывалось, что когда-то он казался мне симпатичным, потому что в конце наших отношений он стал для меня самым отвратительным человеком на свете. Он по-прежнему оставался блондином в кожаных штанах на мотоцикле, но меня на эту удочку уже было не поймать!

Я презирала его за то, что он так сильно любил меня. Разве можно быть таким нетребовательным?

Мои подруги не могли понять, почему я рассталась со Стивеном. «Ведь он такой славный», — недоумевала одна. «Ведь вы были такой хорошей парой!» — добавляла другая. «Ведь он такая завидная добыча!» — не успокаивалась третья. «Нет, — возражала я, — завидная добыча не должна доставаться легко».

Он разочаровал меня.

Я ожидала пренебрежения, а получила обожание. Я ожидала неверности, а получила преданность. Я ожидала изменчивости, а получила предсказуемость. И хуже всего то, что я ожидала волка, а мне подсунули овцу.

Конечно, обидно, когда понравившийся тебе симпатичный парень оказывается подлым и лживым ублюдком. Но еще обиднее, когда парень, которого ты считала ветреным сердцеедом, оказывается простаком и милашкой.

Пару дней я провела в размышлениях, пытаясь понять, почему мне нравились только те мужчины, которые плохо обращались со мной. Почему мне не нравились те, кому нравилась я?

И неужели я всю жизнь буду презирать тех, кто любит меня? И неужели я обречена стремиться к тем, кому я не нужна?

Как-то посреди ночи я проснулась и снова задумалась о чувстве собственного достоинства — почему страдания и мучения в отношениях с мужчинами доставляли мне удовольствие? К счастью, я вспомнила одну старинную поговорку: «Бей ее чаще, любить будет слаще». Мне тут же стало легче — в конце концов, не я же придумала это правило.

Ну и что, если своего идеального мужчину я представляю надежным и неверным, преданным и вероломным, любящим флирт человеком, который души во мне не чает, никогда не звонит в обещанное время, с которым я чувствую себя самой желанной женщиной в мире и который пытается соблазнить всех моих подруг по очереди? Разве я виновата, что мечтаю не о возлюбленном, а о коте Шредингера — о мужчине, который совмещает в себе совершенно противоположные качества?

Глава вторая

Мне кажется, в умах людей существует прямая зависимость между тем, насколько сложен и запутан путь к дому гадалки, и тем, насколько эта гадалка хороша. Считается, что чем труднее добраться к ее дому, тем выше качество ее предсказаний.

Если придерживаться этой точки зрения, то миссис Нолан — предсказательница высочайшего класса, потому что жила она в каком-то ужасном, богом забытом пригороде Лондона, в котором ни одна из нас никогда не бывала. Из-за этого нам пришлось воспользоваться машиной Хэтти.

— Почему бы нам не поехать на автобусе? — спросила Меган, как только Хэтти объявила, что расходы на бензин будут поделены между всеми нами.

— Автобусы туда больше не ходят, — произнесла загадочную фразу Мередия.

— Как так не ходят? — удивилась Меган.

— А вот так, — отрезала Мередия.

— Но все же почему? — заинтересовалась и я.

— Потому что… там произошел один случай, — пробормотала Мередия, и больше мы ничего от нее не добились.

В понедельник ровно в пять Меган, Хэтти, Мередия и я собрались на ступеньках здания, где размещался наш офис. Хэтти уже успела сходить за своей машиной, которая была припаркована где-то в нескольких милях отсюда, потому что в центральном Лондоне ближе машину не припаркуешь.

— Давайте же покинем это проклятое место, — сказала одна из нас. Я не могу припомнить, кто именно это сказал, потому что эту фразу мы говорим каждый день, уходя домой. Хотя, по-моему, в тот раз это была не Хэтти.

Поездка обернулась настоящим мучением. Несколько часов мы или стояли в пробках, или пробирались по незнакомым закоулкам. Только потом мы выехали на трассу и спустя целую вечность наконец попали в микрорайон, застроенный муниципальными зданиями.

Вот это был микрорайон!

Я и два моих брата (Кристофер Патрик Салливан и Питер Джозеф Мэри Планкет Салливан, как назвала их моя мать — оголтелая католичка) выросли в муниципальном доме, поэтому я могу критиковать муниципальное жилье и называть его антигуманным без того, чтобы прослыть мягкотелым либералом. Но тот район, где выросла я, можно назвать царскими хоромами по сравнению с ужасающим местом, где проживала миссис Нолан.