— И хуже всего то, Люси, — жаловалась мне Шарлотта, — что я по-прежнему понятия не имею, почему он перестал со мной встречаться.

— Как так?

— Я забыла спросить его.

— Что же вы делали весь вечер и всю ночь? Ой, нет, не говори, кажется, я догадалась.

— Я слишком молода, чтобы меня бросали, — горевала Шарлотта.

— Для этого не бывает слишком молодых, — поведала я ей.

Глава пятьдесят пятая

На этой неделе Меган должна была начать работать в новой должности, но возникли осложнения. Вернее, одно осложнение: ослабление умственного здоровья Фрэнка Эрскина.

Управляющий директор был недоволен тем, как повел себя один из его высокопоставленных подчиненных. Намерение Фрэнка найти работу для привлекательной загорелой девушки, одетой в шорты, было расценено как неподобающее и неприличное для человека его лет и положения. Вся компания с первого по пятый этаж гудела слухами о том, что у Фрэнка кризис среднего возраста и нервный срыв и что в настоящее время он неспособен рационально мыслить.

Фрэнку намекнули — и довольно настойчиво, как сообщили мои источники в отделе кадров, — что он должен немедленно взять длительный отпуск по состоянию здоровья. К счастью, его жена решила поддержать его, и поэтому удалось избежать вмешательства прессы.

И было сказано, что когда Фрэнк вернется — хотя никто не верил, что он вернется, — то тогда совет директоров охотно обсудит с ним продвижение Меган по служебной лестнице.

А до тех пор Меган была обречена прозябать в нашем отделе. Мередию чуть не тошнило от злорадства.

Глава пятьдесят шестая

Три сердца были разбиты.

Нас как будто поразила чума. Нам стоило бы, наверное, затянуть квартиру черным крепом и повесить на входной двери черный крест, который предупреждал бы: здесь царят уныние, болезнь и смерть. Возвращаясь домой с работы или откуда-нибудь еще, я почти ожидала услышать звуки траурной музыки.

— На этом доме лежит проклятье, — сказала как-то я, и две моих сестры по несчастью согласно кивнули.

И хотя на дворе еще стояло лето, всякий, кто перешагивал порог нашего зачумленного обиталища, попадал в суровую, беспросветную зиму.

Как-то в воскресенье днем Карен и Шарлотта отправились в паб, чтобы выпить немного и еще раз поделиться друг с другом тем, насколько малы были пенисы Дэниела и Саймона соответственно, и как плохи их бывшие бойфренды были в постели, и что с ними они никогда не испытывали оргазма, а только притворялись.

Я бы с удовольствием присоединилась к ним, но не могла: я находилась под добровольным домашним арестом. Вызвана эта мера была тем, что меня стало беспокоить количество потребляемого мною алкоголя — я много пила вместе с Гасом, а после его ухода — еще больше.

Вместо этого я решила почитать книгу, которую купила в комиссионке в терапевтических целях. Это было исследование о женщинах, которые слишком сильно любят. Жаль, что она так поздно попала мне в руки, но это потому, что ее напечатали лет десять назад, когда я была новичком в любовных делах и еще не интересовалась подобными изданиями.

Зазвонил телефон.

— Дэниел, — сказала я, потому что звонил именно он, — и чего тебе от меня надо, распутник ты этакий?

— Люси, — он не обратил внимания на мою колкость, — она там?

— Кто она? — холодно спросила я.

— Карен.

— Нет, ее нету. Я передам ей, что ты звонил. Хотя на твоем месте я бы не очень-то рассчитывала на ответный звонок.

— Нет-нет, Люси, — испугался Дэниел. — Не передавай ей ничего! Я хочу поговорить с тобой.

— А я не хочу с тобой говорить, — отрезала я.

— Пожалуйста, Люси!

— Нет, и оставь меня в покое, — взорвалась я. — У меня есть принципы, знаешь ли. Ты не можешь разбить сердце моей подруги и надеяться, что после этого я останусь твоим закадычным приятелем.

— Люси, сначала ты подружилась со мной и только потом с Карен.

— Да, — подтвердила я. — Но правила есть правила — если парень бросает девушку, то автоматически становится злейшим врагом для всех ее подружек.

— Люси, — очень серьезным тоном начал Дэниел. — Мне надо кое-что сказать тебе.

— Тогда скажи, но постарайся покороче.

— Ну, я и сам не верю, что это я говорю… но… Люси, я скучаю по тебе.

Мне стало ужасно грустно. Но я привыкла к этому чувству.

— Ты за все лето ни разу мне не позвонил, — напомнила я ему.

— Ты тоже мне не звонила.

— Да разве я могла? Не помнишь — ты же встречался с одной нашей общей знакомой, и если бы она узнала о моем звонке, то убила бы меня.

— Но и ты была не одна все это время.

— Ха! Уж Гаса-то можно было не бояться.

— Я бы так не сказал.

— Вообще-то да, — признала я и чуть не заплакала, вспомнив Гаса. — Он, конечно, не очень высокий, но сумел бы постоять за себя.

— Я не это имел в виду, — ухмыльнулся Дэниел. — Ему не пришлось бы меня бить, он бы свалил меня тремя минутами своей занудной болтовни.

Я пришла в ярость. Дэниел называет Гаса занудой! Это было настолько абсурдно, что я даже не стала возражать. Но Дэниел и сам понял, что неправ:

— Извини, Люси, мне не следовало так говорить. Он отличный парень.

— Ты действительно так считаешь?

— Нет. Я говорю это из страха, что ты бросишь трубку и откажешься встречаться со мной.

— У тебя есть все основания этого бояться, — заявила я. — Потому что у меня нет ни малейшего желания встречаться с тобой.

— Прошу тебя, Люси, — заныл он.

— Зачем? Ты так жалок — едва остался без женщины, как тут же твое эго забеспокоилось, и вот ты уже названиваешь старой доброй Люси…

— Если бы мне нужно было побаловать свое эго, — мрачно заметил Дэниел, — то к тебе я обратился бы в последнюю очередь.

— Так зачем ты звонишь мне?

— Потому что я скучаю по тебе.

Я не сразу смогла придумать что-нибудь оскорбительное в ответ, и Дэниел воспользовался паузой.

— У меня все в порядке, — заверил он. — Я не чувствую себя одиноким. Мне не нужна компания женщины. Мое эго не нуждается в подзарядке. Я просто хочу увидеть тебя. Никого другого, только тебя.

Дэниел сказал это с такой искренностью, что я почти поверила ему.

— Ты мастер красиво говорить, — засмеялась я наконец. — Наверное, ты думаешь, что можешь очаровать любую девушку, да? — Моя язвительность была показной, на самом деле мне было приятно. Но я не собиралась признаваться в этом Дэниелу, по крайней мере пока. — Эти твои гладкие льстивые уговоры на меня не действуют, помнишь?

— Помню, — согласился Дэниел. — И я знаю, что если мы встретимся, ты будешь вести себя отвратительно по отношению ко мне.

— Да.

— Ты будешь называть меня бабником и… и…

— Слизняком? — поспешила я на помощь.

— И слизняком. И волокитой, наверное.

— Обязательно. Ты даже представить себе не можешь, как я буду тебя называть.

— Я готов.

— Ты болен, Дэниел Уотсон.

— Но ты согласна встретиться?

— Хм… мне и здесь хорошо.

— А что ты делаешь?

— Лежу…

— Можно полежать и у меня.

— Ем шоколад…

— Я куплю тебе столько шоколада, сколько захочешь.

— И я читаю замечательную книгу, а ты захочешь разговаривать со мной…

— Нет, обещаю молчать.

— И я не накрашена и выгляжу ужасно.

— Ну и что?

Мой вопрос о том, как я доберусь до его квартиры, означал, что я сдалась.

— Я заеду за тобой на машине, — тут же предложил Дэниел.

В ответ я невесело рассмеялась.

— Что в этом смешного? — не понял Дэниел.

— Дэниел, — сказала я, — будь реалистом. Как ты думаешь, что почувствует Карен, увидев под окном твою машину?

— Ах да, я и забыл, — пробормотал он пристыженно. — С моей стороны это было бы не очень красиво.

— Да я не о том, что красиво и что некрасиво, — поправила его я. — Я о том, что, когда она поймет, что ты приехал ко мне, а не к ней, она убьет тебя. И меня, — добавила я тихо, и холодная рука страха сжала мое сердце.

— Так давай придумаем что-нибудь, — взмолился Дэниел.

Я не видела выхода из положения и ждала только, когда и он признает это.

— Знаю! — воскликнул он. — Я буду ждать тебя у светофора. Там она меня не заметит.

— Дэниел! — возмутилась я. — Как ты можешь такое… А, ладно.

Собиралась я со смешанным чувством страха и возбуждения.

Карен не запрещала мне видеться с Дэниелом. То есть не запрещала явным образом. Но она ожидала, что я буду ненавидеть Дэниела за то, как он поступил с ней. Женская солидарность требовала, чтобы все подружки обиженной девушки порвали всякие отношения с обидчиком. В нашей квартире этот принцип всегда соблюдался: молодой человек, бросивший одну из нас, лишался общества всех трех.

Однако, поговорив с Дэниелом, я осознала, что тоже скучала по нему. Теперь, когда мы снова стали друзьями, я могла признать это.

С ним мне было легко и весело, а легкость и веселость были слишком редкими гостями в моей жизни, чтобы закрывать перед ними дверь.

С другой стороны, мне надоело, что Карен, Шарлотта и я ходим по квартире с мученическим видом и практически ничего не едим — так, откусим печенье, отложим его в сторону и забудем о нем на несколько часов.

И я уже больше не могла смотреть кровавые фильмы, к которым пристрастилась Карен. А в те редкие моменты, когда экран не был заполнен кровью и мстительными женщинами, Шарлотта ставила «Звуки музыки» (а мы-то надеялись, что она пережила это свое увлечение!).

Я устала жить в доме скорби, я мечтала надеть красное платье и как следует повеселиться.