Опешиваю хладнокровной речи матери. Как так можно?! Наказывать невиновного, ради спасения собственной шкуры.

— Вы хуже Гончего! — выдыхаю гневно.

— Нет! Мы пытаемся разрулить момент здраво, — решительно, но вполголоса отрезает отец. — У вас сложный момент. Запутанная ситуация. Сергей мешает. Не ради наказания. Пусть его не посадить, но вас бы от него оградить. А вы с мужем пока остынете, поговорите, найдёте выход…

Не выдерживаю наговора на Лютого, спешу прочь от родственников, иначе за себя не ручаюсь:

— Я в шоке от вас и вашего понимания справедливости! Не хочу пока вас видеть! Я к Тимуру, — внутренне содрогаюсь даже от его имени. — Хочу побыть с ним, — но смысл этой фразы в другом.

— Правильно, милая, — бросает в спину мать, явно ошибаясь насчёт моих намерений, — И позвони нам, когда он…

— Да, конечно, — прячусь за дверью палаты Гончего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Прижимаюсь спиной к поверхности и несколько минут с ненавистью смотрю на койку, где спит Тимур.


Весь такой жалкий, покалеченный — прям жертва от и до, но только я знаю, кто он на самом деле. Сажусь в кресло напротив и долго, почти неотрывно гляжу на тирана, деспота, насильника.

Хорошо, что у меня есть время — в тишине, наедине с мыслями, кажется нахожу выход из положения. Только никак не ожидаю, что Гончий подлее и хуже, чем уже предстал передо мной.


— Ты здесь? — хрипит Тимур, тяжко смаргивая сон. Взгляд становится острее, пристальней. — Я думал с ним сбежала, — размазывает мысль, но предельно ясно, о ком говорит.

Ни чуть не удивляюсь реплике. Гончий, как понимаю, обо мне не очень хорошего мнения, о чём кричат поступки и слова. Жаль, что сразу этого не рассмотрела и не расслышала.

Он пропитан ложью и наигранностью! Обманчивое обаяние, поддельная простота и улыбчивость.

— Мне нужен развод, — вот так спокойно бросаю ему, когда молчание затягивается.

Он тоже медлит с ответом:

— Я говорил, что не дам развода, — в прорези марли, которой обмотана голова и лицо, глаза Гончего угрожающе сверкают.

— Тогда я подам на тебя в суд…

— Не подашь, — самоуверенно хмыкает Тимур. — Ты слишком зависима от меня. Твоя семья в моих руках. Ваш бизнес…

— Ты для меня ничто! — перечу ему медленно, с расстановкой.

— Нет, малыш, — не лги себе. — Я уже твой муж. И собираюсь стать для тебя всем: и мучителем, и благодетелем. Так что, я твой спаситель и палач!

— Много на себя берёшь, — шикаю зло, с горечью осознавая, что он до отвращения… прав, а я в очередной раз — безнадёжно наивна и глупа.

— Не вынуждай это подтверждать, — парирует Тимур со скрипом зубов. — Я ведь перестану быть милым и услужливым. Неужели так сложно быть женой?

Неужели так сложно МЕНЯ любить?

— Я старалась, но ты этого не позволяешь.

— Неправда! Будь! От тебя требуется мало — улыбаться, раздвигать ноги и рожать детей. Вот и делай, а ты… Сама всё портишь.

Даже не сразу нахожу, что сказать.

Гончий так аморален! И что самое страшное — то, что говорит… он и правда так думает!

— Раз так, и я такая… никакая — дай развод! Найдёшь другую. Она станет для тебя той, кем не смогла стать я, — всё ещё пытаюсь найти убедительные слова, не переходя в открытую вражду и угрозы.

— Ну вот, — леденеет тон Тимура. — Ты опять не слушаешь. Ты моя! Я это понял, только тебя увидел. И не отпущу — ты мне нужна вся с потрохами. Так что лучше смирись, а не то родителей под удар подставишь.

— Ты сейчас серьёзно? — с запинкой уточняю, не веря своим ушам.

— Думаешь, шучу? — голос Тимура отливает сталью. — Нет, малыш. Я уже из-за тебя пошёл на конфликт с большим количеством людей. Отец от меня отказался. Лишил наследства. Лютого натравила на меня, и все, кто стоял за ним теперь против меня! Думаешь, мне легко? Нет! Мой друг меня чуть не убил! Разве я не терпелив? Разве я не порядочен?

— Ты путаешь… подменяешь понятия, — мямлю, отыскивая верные слова. — Ты мразь, и я жалею, что купилась на твоё обаяние.

— Нет, малыш. Ты ещё не в курсе, какой мразью я могу стать. Так что фильтруй базар и будь паинькой, иначе я переиграю ситуацию и засажу Лютого! Или… устраню!

— Он твой друг… — кажется нелепой его угроза.

— Был, — чуть кивает Гончий. — Поэтому я пока ментов отозвал, но

могу заяву накатать.

— Ты не человек — тварь! — выдыхаю опустошенно.

— Осторожнее со словами, — скрипит зубами Гончий. — Моё терпение не безгранично. И помни, я такой, каким меня делаешь ты. Не гуляла бы, не скомпрометировала бы…

— Тимур, ты всё придумал! Я не отвечаю за твои больные фантазии! — моё терпение тоже на исходе, встаю с кресла, сжимая кулаки.

— Ты — моя фантазия! И жаль, что такая ебучая…

Мы молчим.

Он пилит злобным взглядом и обвиняет. Я соплю гневно и ненавижу.

— Тебе придётся быть со мной! — отрезает Гончий, нарушая повисшую тишину. — И быть мне верной женой, иначе я уничтожу всех и всё, что ты любишь начиная с твоих родителей!

Он всё же это делает — переступает последнюю черту нормальности и адекватна. Теперь между нами окончательно БИЗНЕС! Он не отпустит — теперь я это слышу в его угрозах. Он моё наказание — теперь я понимаю безысходность ситуации, в которую сама себя загоняю. Он и правда мой палач, несмотря на то, что спаситель!

— Будь по твоему, если ты настолько не желаешь нам счастья, но я никогда тебя не полюблю! — последнее, что ему бросаю уходя.

Глава 24

Варя


К моему неудовольствию Гончего выписывают уже через несколько дней.

К этому моменту, я уже прихожу в себя, документы перепрятываю. А вот с родителями встречаться отказываюсь, несмотря на частые звонки и просьбы увидеться. Нахожу сотни причин… увильнуть от них.

Тимура не встречаю.

Его друзья привозят на квартиру Гончего — единственное, что достаётся ему от отца, и то с его позволения в честь свадьбы сына.

Меня коробит, что я приживалка, но раз всё идёт не так… почему бы не играть дальше.

— А где же моя благоверная? — кричит прямо

с порога Тимур, давая понять, что он дома, и я обязана мчаться к нему преданной собачкой, желательно, с тапочками в зубах.

Без желания выхожу из комнаты, которую уже месяц обживаю.

— Привет, — киваю, остановившись на значительном расстоянии, чтобы если вздумает броситься ко мне, я могла удрать к себе. Но Гончий не торопиться расправиться со мной, Да и не один он… с группой поддержки: Виктор, Слава, Ашот, Мурат. Всех знаю, не особо люблю и уважаю, но кто меня спрашивает?!

— А вот и она! — елейно тянет Гончий, всем видом показывая, что спокоен и наигранно рад меня видеть. — Надеюсь, еды заказала?

Изображать неведение по поводу его выписки не решаюсь. Да и зачем? Мне ссоры на пустом месте не нужны, поэтому киваю:

— Да, как ты любишь, — нет желания прогибаться, но подобную мелочь я сделала.

— Хорошо! Парни, — Тимур шатким шагом, ступает в сторону зала и демонстративно приглашает остальных следовать за ним. Его друзья меня шаблонно поприветствовав, спешат за другом.

— Малыш, — уже из зала меня окрикивает Тимур. — А почему ничего не накрыто?

— Я не знала, что ты будешь не один, — парирую умело. — Для тебя накрыто на кухне.

— Не, так не пойдёт, — обманчиво ровно отрезает Гончий. — Мы будем сидеть здесь, — кивает, дав понять, что это не оговаривается, и он с места не сдвинется. — Поухаживай что ли… — и так пристально смотрит, что послать его хочется.

— Так друзья у тебя вроде не калеченные, — мягко, без особого желания скандалить, но с желанием, но намекая на то, что я не прислуга.

— Малыш, — опять тянет с обманчивым спокойствием Гончий. — Ты же хозяйка, — а это уже плохо прикрытой угрозой отдаёт.

Чтобы не конфликтовать на глазах других, одеваю на себя роль послушной жены и гостеприимной хозяйки, и остаток дня прислуживаю ненавистным мне мужчинам.

Но весь вечер меня не отпускает ощущение грядущих неприятностей. Потому в тройне мнительная и осторожная, а Тимур… чем пьянее и веселее, тем мне дёрганней. Но чтобы не казаться истеричной и нервной, держу себя в руках. Вот только Гончий совсем дурит, то меня на колени усадит, то с поцелуями лезет, то по заду ударит. Вульгарный, пошлый, дурной — раздражает до скрипа зубов. И когда прячусь от него уже глубокой ночью, выбив дверь в мою комнату, уваливаясь на мою постель, отметает любую мысля, что буду спать одна!

Без насилия, ругани… просто падает рядом и бурчит, уткнувшись лицом в подушку:

— Не рыпайся, иначе опять буду учить смирению и повиновению!

Внушительно!

Я так затаиваюсь, что бой собственного сердца оглушает. И шумно выдыхаю только раздаётся храп Гончего.

В этот раз повезло!


Вот такая «счастливая» жизнь течёт несколько месяцев. И мне на радость без рукоприкладства со стороны Гончего, без лишних упрёков. Даже начинаю сомневаться в его буйности.

Встречи с родителями продолжаю избегать, но они срывают телефон, караулят у подъезда. И так как у меня из личных занятий — только учёбы в универе, а стало быть, найти меня несложно, мать это и делает. У универа, после моих занятий.

— Варь, так нельзя! — выговаривает, преградив путь к машине. Как всегда идеальна: одета, причёсана, утянута.

— Дай пройти! — тихо прошу, шагая в сторону.

— Доченька, мы тебе не враги, — не повышая голоса требует внимания мать, опять перерезав дорогу.

— Увы, но и родители вы не очень, раз не слышите единственную дочь.

— Ты к нам несправедлива, — бледней мама. — Зачем же так… — ей явно больно подобное слышать. Но и мне до сих пор тошно из-за случившегося.