Лютый взгляд мужа меня таранит несколько тяжёлых минут. Он хочет что-то сказать, но продолжает яростно сопеть, от злости скрипя зубами…

Он ничего не отвечает — молча уходит, хлопнув дверью.

Его нет пару дней… Лишь СМС прилетают:

«Твоих родителей похоронил».

«Я всё равно тебя люблю».

«Я исправлю, что могу».

«Вы с сыном, всё, что у меня осталось».

«Нет отрицайся от меня».


Нет, ничего внутри не переворачивается, жалости к его горю не появляется.

Я отрешаюсь от проблем Гончего, заставляя себя жить!

У меня сын!

Я обязана быстрее встать! Я должна жить ради малыша!

Ему тяжелее чем мне!

Он один… появился на свет раньше срока, и ещё не знает любви, ласки, нежности… моих рук и поцелуев. Он не слышал моего голоса…

Сын! Вот кому смогу подарить всю нерастраченную за эти годы любовь!


Тимур постепенно начинает появляться.

Видимо злость и обида за мои слова утихает — вот и мозолит глаза.

Видеть его не желала!

Слышать его не хотела!

Но как бы не злилась, как бы не игнорировала, Гончий — продуманный гад! Знает на каких струнах играть — потому и не говорит о нас… Всё чаще его рассказы о нашем малыше. И я, затаив дыхание, слушаю.

И естественно не выдерживаю долгого лежания. Во-первых, тело начинает деревенеть, требуя нагрузки. Во-вторых, я хочу видеть сына!

Поэтому вскоре нарушаю постельный режим и потихоньку прохаживаюсь по палате. Тянусь, делаю какие-то незначительные упражнения, чтобы наконец, ощутить себя живой! И однажды, мне удаётся улизнуть из палаты… тайком, мельком пробираюсь в отделение к своему сыну, а где он лежит, знаю по рассказам Тимура.

— Вам сюда нельзя, — преграждает путь строгая медсестра перинатального отделение. Женщина за сорок. Крепкая, светловолосая.

— Я не уйду, пока не увижу своего ребёнка! — категорично киваю я, нагло потеснив женщину плечом, несмотря на то, что она была гораздо крупнее меня. — Женщина, вы не слышите… — рокочет медсестра, но я её перебиваю:

— Просто скажите где он! — сдают нервы и я… нет, не ору, скорее умоляю со всем чувством, которое меня сюда гонит, и не отпустит, пока не добьюсь своего. — Я посмотрю на него, — губы дрожат, на глаза накатываю слёзы. — Мне нужно убедиться, что он в порядке. Прошу, — голос скатывается на сдавленный шёпот. — Дайте мне на него глянуть, и уйду!

Женщина — сама сталь. Непробиваемая стена! Несколько секунд молчит, но потом её взгляд ломается. Она бегло оглядывается, нет ли кого постороннего, и мне коротко кивает:

— Кого именно ищите?

Я сбивчиво называю фамилию и нюансы попадания в больницу.

— Пошлите, — качает головой в сторону медсестра, и я следую за ней в закрытое крыло отделения.

Меня лихорадит от волнения, слепит от счастья… вот только, увидев сына в специальной камере… такого крошечного, подключённого к аппарату искусственного дыхания, теряю сознание.


— Ну что же вы творите!!! — паникует злым шипение женщина, приводя меня в себя. Я на кушетке в медблоке. Медсестра хлопочет надо мной. — Обещали быстро уйти, а вместо этого меня под увольнение подставляете…

— Простите, — шепчу сипло, пытаясь сесть. — Я не ожидала…

— Всё, всё… — торопливо меня укладывает обратно. — Немного полежите, — ворчит, предложив стакан с водой.

— С ним всё плохо, да? — сбивчиво уточняю, делая глоток.

— С кем? — хмурится женщина, забирая стакан, который я ей возвращаю.

— С моим сыном. Он там… — невнятно киваю, не зная, как описать тот ужас, что у меня в голове от увиденного.

— Не надо так паниковать, — хмыкает медсестра. — Малыша извлекали в срочном порядке. Раньше срока. И бывает так, что лёгкие к такому сразу не привыкают, поэтому какое-то время младенцам требуется помощь… В остальном вам не стоит волноваться. Он… будет в норме!

Как бы она меня не убеждала, а перед глазами стоит картина: мой сынок под аппаратом… и это разрывает сердце!

А ещё следователи бередят рану!

Приходят, как на работу и спрашивают одно и тоже… доводя до нервного срыва.

В итоге отстают, с тем, что когда мне станет лучше, показания дать придётся, хотя я искренне не понимаю, зачем? Стрелявших поймали по горячим следам…

Свидетелей уйма! Доказательства есть!

Что нужно от меня?!

— Они пытаются связать убийц с заказчиками… — виновато поясняет Тимур, когда я прошу мне объяснить казалось бы простое.

— Это были пешки? — опустошённо киваю, теперь начиная понимать суть дела.

— Доказать, что они стреляли — легко, а вот найти главных… вернее найти зацепку, связь между киллерами и заказчиками — не выходит. Они знают кто… на этого не доказать, — прячет взгляд и я вновь умолкаю.

Значит ещё не всё!

Значит… смертью родителей наши проблему не закончены!

Опять ухожу в себя!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 42

Варя


Звонок от Лютого только сильнее злит, и тогда меня прорывает.

Высказываю ему всё, что думаю, что наболело. Без стеснений упрекаю в том что он не выполнил обещаний — бизнес слит, родители погибли…

— Я тебя ненавижу! Слышишь?! Никогда мне больше не звони! Ни видеть, ни слышать тебя не хочу! Я вычеркнула тебя из своей жизни. И ты… сделай милости, забудь! — сбрасываю звонок, а номер вношу в чёрный список.

Больше не беру телефон, если на экране высвечивается незнакомый номер. Но звонки продолжаются какое-то время… а потом прекращаются!

Вот и хорошо!

На Лютом нет полной вины, но будет лучшим, если мы больше не увидимся. Ссора и ультиматум — самый быстрый и действенный метод разрыва отношений.


Через пару недель меня выписывают. Сына ещё через две, но в анамнезе значится: проблемы с дыхательными путями! Консультация специалиста!


Я так спешу домой… радуюсь, что наконец буду с сыном, но уже через несколько дней у него случается первый приступ астмы.

И к этому я оказываюсь не готова!

Нет ничего страшнее, чем видеть, как твоему ребёнку плохо!.. Он, чёрт возьми, такой маленький… и даже сказать не может, где и что болит!

Думала умру!

Артёмку забирает скорая, а я… смутно помню что тогда делаю… кидаюсь на Тимура с кулаками. Проклинаю его! Желаю скорой смерти! И обещаю его грохнуть, если с сыном что-то случится!

И-истерика!

Меня накачивают успокоительным…

И в таком состоянии пребываю долго.

То прихожу в себя, то с очередным приступом, вновь впадаю в отчаяние… Артёмка под лекарствами и я… после уколов качаюсь где-то в пустоте и безмятежности. Мне это нравится, первое время, — помогает отрешиться от проблем, не ощущать так остро боль. Вот так и качает…

Размазано помню тех, кто меня навещает, принося соболезнования.

На сороковой день нахожу силы съездить на кладбище. Могила не оформленная, обсыпка гравием и два простых креста… фотографии…

Зато много цветов… и горят свечки.

И тогда я впервые ощущаю благодарность Гончему — что я не занималась похоронами, не видела родителей в морге, на отпевании в гробах. Что не пришлось бросать щепотки земли на крышки их гробов. Не видела, как их закапывают…

Моя психика для этого слишком слаба.

Уверена, если бы это свалилось на мои плечи, меня бы это добило!

Поэтому стоя на кладбище у могил родителей, и кивая веренице знакомых и незнакомых, пришедших выразить соболезнование в очередной раз, я позволяю Тимуру меня обнять. Мягко, участливо.


А потом я прозреваю!

Нет уж! Больше не позволю меня держать ручной собачкой!

Никаких больше успокоительных!

Никакой больше няни! А Тимур был так заботлив и участлив, что нанял женщину, чтобы она помогала присматривать за Артёмом.

Я её увольняю! Без скандала, каких-либо объяснений.

Просто выписываю чек с небольшой компенсацией, беру её данные, если вдруг, мне понадобится помощь, и только она уходит, остаюсь со своим ребёнком один на один!

И мысленно готовлю план побега!

Загвоздка в деньгах… Загвоздка со здоровьем сына…

Загвоздка — со временным пристанищем! Мне некуда пойти. Нет такого места, где бы муж меня не нашёл!

А уже после посещения нотариуса, просыпается надежда!

Родители оставили небольшое наследство, вот только им воспользоваться смогу через полгода со дня их смерти.

Но это лучше, чем ничего!

Жить без шанса на будущее, хуже!

Тяну это время, как могу… стараясь ни видом, ни жестом, ни словом не выдать свои тайные желания, и становлюсь счастливей только от мысли, что скоро уйду от Тимура!


Гончий пытается делать вид, что всё нормально.

Что жизнь продолжается! Что между нами всё наладилось!

Постоянно о чём-то рассказывает, не забывая баловать меня и малыша подарками.

А я, как никогда остро понимала, что между нами конец! У меня к Тимуру нет ничего доброго и нежного. И всё, что происходит в нашей семье, лишь усугубляет мою ненависть к этому человеку!

Даже насилие не было таким сильным стимулом, как стала — смерть родителей. Теперь мне уже нечего было бояться.

Тимур, так или иначе, уничтожил мою семью.

Своего сына я ему не отдам!

Теперь я сильнее, чем когда-либо уверилась в том, что смогу от него уйти!

Просто нужно сделать решительный шаг, иначе Тимур опять найдёт что-нибудь, чтобы меня удержать!

А я так больше не хочу и не могу!

Отсчитываю дни, и твержу себе: «Полгода! Это быстро! Полгода — короткий срок. Как раз на то, чтобы у Гончего притупилась бдительность. А потом шаг — и свобода!