— Это очень мило с твоей стороны, — торопливо, почти истерично киваю, едва не размазавшись по стене, потому что пытаюсь избежать близости с этим огромным мужчиной. А он, как нарочно, останавливается возле… так близко, что дышать страшно.

В голове отчаянно бьются испуганные мысли. Коленки дрожат. Таращусь во все глаза на Лютого — он мрачно на меня.

— Наверное я тоже пойду.

— Куда?

— Ну… и у тебя нельзя. Это ненормально, если тебя нет, а я тут…

— Нормально всё! Буду к вечеру. Куплю еды и шмоток, тебе всё равно не в чем идти, — подмечает резонно, намекая на его футболку на мне.

Я в раздрае — что делать, как быть. Нерешительно мнусь у стены в коридоре и смотрю, как Лютый быстро одевается.

Я ещё в смятении и уверена, что нужно уйти, но Лютый вновь настаивает:

— Не уходи, — его голос совсем становится шершавым и низким. Таким бархатным, что по моей коже от частоты его тембра бегут щекотливые мурашки.

— Если у тебя проблемы скажи. Чем смогу — помогу! — вот так просто, но взглядом пожирает.

— Спасибо, но я… — во рту сухо, облизываю губу, и этот жест привлекает Лютого. Он подступает ближе, да так, что вышибает из меня воздух.

Вроде не подпирает, но я едва в сознании от страха. Впервые не зажмуриваюсь — смотрю, точно под гипнозом, в его дивные травянистые глаза, и жадно наблюдаю, как они темнеют всё сильнее.

Вздрагиваю, когда касается моего лица. Осторожно кончиками пальцев, затем нежно ладонью ведёт по скуле до уха, заправляя прядь, выбившуюся из общей массы волос.

И этот жест кажется удивительно не подходящим для такого крупного и сурового человека, вызывающего неконтролируемый страх перед его мощью и опасностью.

Идиоткой стою, не дышу… не шевелюсь… в ужасе! В ожидании не пойми чего, но чего-то страшного и болезненного.

Но Лютый вновь касается… в этот раз большим пальцем скользит по нижней губе к уголку. Суживает глаза, всматриваясь в рану, которая немного затянулась, по-прежнему щиплет.

Я на грани обморока.

Сердце лихорадочно бьётся: сильно, громко, как очумелое, и я почти глохну. Почти слепну от волнения и страха.

— Нужно помазать, — охрипло роняет Лютый, и теперь его глаза уже почти черные… И всё такие же нереально красивые… в обрамлении веера бархатно смоляных ресниц.

Лютый вообще обладает незаурядной внешностью. Смуглая кожа, суровые черты лица, которые с натяжкой назовёшь правильными и стандартно красивыми, но потому он и приковывал взгляд: высокие скулы, четкий контур губ, крупный нос, густые брови — необычно и хищно!

Он завораживает! Особенно его дивные, чуть раскосые, зелёные… скорее травянистые, глаза, которые в момент задумчивости или, вот, как сейчас, темнеющие до непроглядной черноты.

Высокий, мощный… Я бы его назвала гигантом и качком. Особенно в сравнении со мной, с пяти лет стоящей возле балетного станка. Но больше всего меня в нём восхищала и пугала его энергетика — энергетика сильного, властного, смертельно опасного человека, способного свернуть противнику шею или голыми руками снести стену.

На этом мысль ускользает — Лютый со сдавленным выдохом, словно и в нём что-то ломается, переступает черту, которую себе разграничила для него. Но делает это без порывов и грубости. Тяжело дышит, пилит меня помутневшим взглядом, словно прося разрешения, а потом целует. Осторожно в этот самый уголок рта, который зудит и щиплет.

Продолжаю стоять, как вкопанная — хорошо, хоть стену подпираю, а так бы рухнула от волнения: голова кругом, перед глазами свето-карусель.

Цепляюсь в широченные плечи, когда Лютый углубляет поцелуй. С урчанием, пыхтением, с жадностью, напирает решительней. Ручищами пленяет за талию, вдавливая и в стену, и в себя, и отрезая любую возможность на побег. Размазывает меня по стене скромного коридорчика, качает бедрами, имитируя акт. Целует смелее, голодней, без пошлых лапаний «чего бы успеть» и вульгарных вторжений языком «всажу так, что задохнёшься», без мерзких чмоканий и чавканий, но так, что теряю связь с реальностью. Так откровенно желая, что его жаркое дыхание, жадные поцелуи и хозяйские, умелые ласки пьянят. Я плыву…

Отвечаю на его порыв! Плохо контролируя себя — отвечаю! Хотя я вообще-то не слабая на передок девушка, но от его поцелуев и жара… со мной что-то не так…

Наверное, страх — вот и дрожу!

Не знаю как ему противостоять — вот и не отбиваюсь!

Он меня подавляет — вот и подчиняюсь!

Он меня сжирает — вот и не кричу.

Да и как брыкаться и орать, когда тело подводит?

Сердечко суматошно бьётся.

В ногах слабость.

В голове — бах!

В животе что-то непонятное, но томительное разливается.

Чёрт! Чёрт!

Я возбудилась! Впервые в своей жизни… во мне бурлит желание! Да какое там! Во мне всё пульсирует… И я, не отдавая себе отчёта, обвиваю его за шею, льну похотливой кошкой, с мурчанием отвечая на убийственный поцелуй.

Лютый бархатно рычит… и это рык довольного зверя.

Его руки перекочёвывают на моё лицо, крепко удерживая для себя, чтобы не смела прервать поцелуй. Да я и не собираюсь! И это мой крах… запоздало понимаю, что уже обвиваю его ногами, все смелее отвечая на ласки.

Уж не знаю, чтобы ещё позволила, но меня спасает мелодия на мобильном Лютого. Он не бросается отвечать. Сопит жадно, надсадно, носом уткнувшись в мой висок. Одной рукой упираясь в стену, другой удерживая меня за ягодицы. И я на нём вишу… напуганная своим порывом и похотью. Жутко сбитая с толку…

— Не уходи… — ставит меня на пол. — Я… не обижу, — зачем-то опять повторяет Лютый, и с явной неохотой отвечает на входящий: — Уже еду! — с неудовольствием бросает в трубу, даже не глянув, кто ему так настойчиво звонит. — И кстати, меня Сергеем зовут, — а это мне… вместо прощания. Ещё раз мажет по мне взглядом, полный досады, что пришлось прерваться. И только за ним захлопывается дверь, я, точно подкошенная, сползаю на пол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 6

Варя


Нельзя оставаться!

Нельзя!

Я его боюсь!

И себя…

Только куда мне податься?

Звонить Эве?

Мне стыдно перед ней.

Из клуба я сбежала, потому что выносить сальные взгляды, похабные шуточки и приставания клиентов была не в силах. И прямолинейный Лютый со своим убийственным: «Сколько ты стоишь?» — уже казался самым милым и порядочным из всех посетителей элитного клуба.

Видимо, родители и Виктор правы. Я не приспособлена к жизни, тяжелому труду.

Привыкла порхать, не зная бед, и только балетом дышать. Всегда под крылом у любящих родителей.

Родители…

Хм, странно, что трубку не срывают.

Сижу на прохладном полу, и только сейчас меня осеняет — и правда, а почему мне никто не звонит?

Соскребаю себя с пола. Плетусь в комнату очень скромной однушки. Простенькой с дизайном… можно бы назвать минималистический стиль, но скорее аскетичный.

Только диван, кресло, стол, шкаф…

Словно человек только-только приехал и ничего толком не успел обставить — в комнате лишь самое необходимое.

Сумочка на столике. На вид не тронута.

А вот телефон нахожу не сразу — приходится содержимое на постель вывалить.

Ну понятно!

Кисло закусываю губу, с расстройством глядя на чёрный безжизнен экран. Мобильный разряжен!

Чёрт!

Даже не позвонить. Следом другая, ещё более неутешительная мысль поспевает — а зарядку-то я не взяла! Так торопилась удрать, что о такой мелочи не подумала!

Шарю глазами по комнатке в поиске чуда-провода, и наудачу нахожу зарядное устройство на кухне. К моему счастью, у Лютого, как и у меня, айфон.

Пока заряжается, наливаю себе чаю.

Но только стоит включить устройство, помещение тотчас наполняется пиликанием рингтона — мама на проводе.

— Да, — нехотя отзываюсь.

— Боже! Варюшка! Доченька. Ты где? Почему не отвечала? Почему потом вообще пропала? С тобой всё отлично? И почему такой голос? — заваливает вопросами мама.

— Всё отлично, — сглатываю волнение.

Я люблю родителей, и никогда до вчерашнего дня с ними крупно не ссорилась. И они ни разу не попрекали. Не ругали. Я — единственный ребёнок. Желанный, любимый… Избалованный, но благодарный!

Я привыкла на них полагаться. Доверять. Прислушиваться к советам.

Даже не знаю, почему ударила копытом в этот раз.

От обиды. Из-за непонимания…

Ладно бы они не знали, что Виктор мне изменил с Ириной, так ведь рассказала… Была уверена — меня поддержат, защитят, а они и встали на его сторону!

Для меня это стало ударом в спину.

— Варенька, не молчи, — рыдает в трубку мать. — Молю, скажи где ты. Я тебя заберу.

— Не нужно, — торопливо кидаю. Это не пустой гонор. Страшно представить, что будет с мамой, если она увидит меня такой… «красивой».

— Варя, доченька, перестань так говорить. Мы же любим тебя.

— Ну-ка дай мне трубку, — фоном слышится суровый голос отца.

— Нет! — неожиданно папе перечит мать. И тотчас мне: — Милая, мы переживаем. Всю ночь не спали… На ногах… тебя ищем.

— И Виктор? — тихо уточняю. Не то чтобы меня сильно волновало, но ради успокоения души…

— И… он, — чуть медлит мама. Она врать не умеет — вот такие заминки и осторожности всегда выдают, когда она пытается слукавить, или что-то не договорить.

— Вот видишь, мам. Ему всё равно на меня, а вы заставляете…

— Это не так. Ты… просто не знаешь всех обстоятельств, — частит мать.

— Витя… он не плохой. Поверь, есть мужчины куда хуже.

— Не сомневаюсь, — бурчу, кусая губу.