Джекс еще раз обходит всё вокруг, поправляет несколько экспозиций и смотрит на меня, легкий кивок означает, что мы готовы. Выдохнув, делаю еще один глоток и все, что я ощущаю, это вибрация во мне, которая с замиранием сердца отдается в виде его шагов и щелчка замка на двери. Отдаю свой бокал официанту, который привел меня в чувство своим появлением. Двумя руками провожу по голове и волосам, проверяя свой низкий хвост.

Джекс корчится на фоне бренд-волла и наверняка уже успел залить свои фотографии в сеть. Мне бы его уверенность, первые полчаса я слишком напряжена, но гостям стараюсь не показывать. Я все еще новичок в этом, и страшно, когда тебя могут очернить, осудить за твоей спиной.

– Успокой свои нервы, иди, посмотри то, что нравится только тебе, я буду заниматься заменой фотографий, когда начнутся продажи, – Джекс подталкивает меня в маленький закуток, услужливо протягивая бокал вина. – Это поможет расслабиться. Всё, начинаем.

Он отходит от меня к двери, и я мельком вижу, как люди заходят, здороваются и хаотично заполняют галерею. Огромный ком, стоящий в моем горле, провалился в желудок. Вычищенный зал, заполненный цветочным запахом, впитывает в себя надушенных посетителей. Интересно, чем руководствуется человек, когда приходит в помещение обрызганный смесью одеколонов? Гул голосов отдается в моих ушах, пока я уставилась не видящим взглядом в фотографию передо мной. Ощущаю небольшое опьянение, после нескольких глотков нервозность постепенно начинает отпускать. Успокаивающая серия вдохов, и я готова встретиться с посетителями.

Выхожу из-за угла и мгновенно ловлю на себе взгляд Джекса, он обеспокоен моим состоянием. Может, однажды я восприму это нормально, но не в одиночку. Мои губы растекаются в приятной улыбке, здороваюсь с гостями, которых знаю. Они жмут мне руку и поздравляют с отличной работой. Когда в дверь заходит сам виновник выставки, сопровождаемый серией вспышек фотокамер, Джекс выталкивает журналистов, чтобы не нарушали правила нашей галереи. Я подхожу к двери, чтобы конструктивно поговорить с ними.

– Извините, но у нас не принято так поступать. Только приглашенный фотограф может это делать. Возможно, в следующий раз это будет один из вас, – закрываю двери перед их лицами, ослепленная вспышками камер. – Охрана, вот что нам понадобится. Пусть сейчас это несколько человек, завтра они будут толпами здесь шататься.

– Я пригласил журналиста, которого выбрал клиент. Они сейчас снимают около полотна в центре, – головой он показывает направление.

Клиент сидит в расслабленной позе, рассказывает о своем творчестве, надеюсь, не забудет о рекламе моей галереи. В противном случае, я вычту с него проценты.

– Ты не видел Селену? – спрашиваю у Джекса, он начинает оглядывать головы людей с высоты своего роста.

– Мне кажется, она еще не приезжала, но я могу ошибаться. Ты займешься клиентами или я? – он показывает на маленький ресепшен, за которым стоит, я немного морщусь. – Главное, не напивайся, как в прошлый раз, и не прячься. Кажется, у тебя есть клиент.

Губы Джекса растягиваются в невероятно очаровательную улыбку, когда за моей спиной я чувствую движение.

– Мадмуазель Пати, очень рад увидеться с вами вновь, – кажется, это тот самый, что клеил меня в прошлый раз. – Мы могли бы отойти в более уединенное место для разговора?

Какой внимательный, может ему еще постель постелить? Беру себя в руки, бросив последний взгляд на Джекса, отправляюсь в закуток, из которого я выбралась некоторое время назад. Я останавливаюсь несколько раз, но мужчина идет намеренно в моё укромное место.

– Я давно за вами наблюдаю, у меня есть предложение. Чем вы заняты в ближайшие дни? Например, завтра?

Вот так сразу я тебе и сказала, почти вырывается из меня, но я придумываю нечто такое, чтобы это не выглядело как хамство. Может пострадать мой бизнес, а это последнее, чего я хочу. Едва отпитое вино в моем бокале сменяется другим, и я рада этому оттягиванию времени.

– Я очень много работаю, – отвечаю ему и прячусь за прозрачным стеклом бокала.

– Вас может заинтересовать моё предложение, поверьте мне на слово. Мы могли бы обговорить все, но сейчас, когда люди… – к нам подходит пара и бурно обсуждает фотографию, висящую прямо за моей спиной. Я с интересом рассматриваю мужчину, пока он яростно сверлит ничего не подозревающих людей ненавистным взглядом. Ему около сорока, немного обрюзгший, редеющие волосы, сальные глаза. Я примерно уже знаю, что он может мне предложить. И снова надеюсь на то, что меня выручат.

– Если это предложение делового характера, то я готова вас выслушать. Мы можем пройти к диванам в центральном зале. Что до остального, у меня есть любимый человек. Ох, вот как раз он здесь, – обнимаю за талию Джекса, отчего он автоматически прижимает меня к себе.

– Думаю, я немного поторопился с выводами, извините, – закрываю глаза, пока меня никто не видит, лицом упираюсь на пару секунд в грудь Джекса.

– Боже, как я люблю, когда ты приходишь вовремя. Это просто рыцарский поступок, – тихо произношу я.

Ямочки с обеих сторон его лица очаровательно мне подыгрывают.

– На самом деле мне просто хотелось блеснуть перед камерами, мои увлечения любят, когда парень популярен. Не забывай, дополнительный пиар моему… – качаю головой и отхожу от него в сторону, он часто ведет себя как подросток. Только теперь я вижу камеру, направленную на нас, видеозапись которой попадет на все каналы телевидения. Замечательно, теперь я официально буду считаться подружкой этого идиота в коротких штанишках. Мне машет мой клиент, и я киваю мимо проходящим людям, благодарю за приятные слова об организации выставки. Усаживаюсь на диван, и на меня направляют видео камеру.

– Какие чувства вы испытываете к работам ваших клиентов? Это же достаточно импозантный подход к творчеству, – говорит журналист.

Его вопрос не ставит меня в тупик, я даже не успеваю как следует задуматься, слова идут из моего сердца нежели из разума.

– Для меня важно установить связь, контакт с фотографией, работой в целом. Чувствовать, что хотел сказать автор этой экспозиции, ведь произведения сами говорят за себя. Здесь не нужны дополнительные подсказки. Мне интересно находить параллели в искусстве разных культур, эпох и стилей. Это больше похоже на жизнь за камерой. То, как видит это художник… Я уверенна, что произведения искусства в любом виде, будь то фотография или картина, написанная маслом, только выигрывают, если мы пропускаем их через себя, представляем по-своему. И я не отказываюсь работать с более скромными работами, – встаю с дивана, тем самым сообщая, что наш разговор окончен, не у меня он должен брать интервью.

Я просто знаю, какие потом последуют вопросы, и как они полезут ко мне в белье, чтобы поворошить, и, главное, полить меня собственным дерьмом. Это уж как-нибудь без меня. Только сейчас замечаю совершенно пустой бокал в моей руке. На сегодня с меня хватит спиртного, иначе я не вытерплю и часа из всего отведенного времени. А до конца еще, кстати, далеко.

В дверях появляется как всегда элегантная Селена, подает руку Джексу, чтобы он ее поцеловал. Парень пускает в нее стрелы Амура, очаровывает своей нестандартной внешностью метросексуала и ухоженного гея. Когда мы впервые встретились с Селеной, она у меня спросила, кто он, потому что американец – понятие растяжимое. Это может быть африканец, рожденный в этой стране, или даже швед. То есть, американцы – это сброд всех народов, и называют их так, чтобы воспеть свою страну. Джекс же из первой нации, в его венах есть львиная доля крови чероки. От того его внешность очень отличается от всего моего окружения. Он смуглый, брюнет, у него глубокий взгляд черных глаз. Отличный рост, слегка худощавое, но мускулистое телосложение. Я бы назвала его пусть некрасивым, но с изюминкой. Ну, может, это для меня так, потому что Селена пыхтит от одного взгляда на него. Вот и сейчас он все еще сверкает своими ямочками, пока она хлопает перед ним ресницами. Она даже не подозревает, что его ориентация нетрадиционная, Джекс скрывает это от всех.

– А вот и ты, – подхожу к ней, она меня обнимает так, что мои кости трещат. – Рада, что ты смогла приехать.

Я вижу блеск этих глаз, как она все еще горит идеей бала, на который я совершенно не хочу идти.

– Ты уже выбрала себе платье? Вчера должны были сделать доставку, – мне хочется, как маленькой девочке, всплеснуть руками и осесть на пол, закатить истерику, но все тщетно. – Это все для тебя сработает, как ты не понимаешь? Реклама будет сумасшедшая, там нет вот этого сброда, слоняющегося здесь. Только высший свет, звезды и политическая элита. Ты так и останешься с этими работами мастеров однодневок. Постепенно твой бизнес зачахнет, и пойдешь ты работать искусствоведом в маленькую галерею. А ты создана для большего.

Ее речь всегда убедительная, она неплохо смотрелась бы в теледебатах или на выборах президента. Оборачиваюсь на людей проходящих мимо и снова сосредоточиваюсь на ней.

– Почему ты думаешь, что несколько человек исправят ситуацию, как видишь, пока все хорошо, – рукой обвожу посетителей, которые нас окружают. Селена отводит меня под локоть в дальний угол комнаты, и решимость, которую она всем своим видом показывает, начинает меня пугать.

– Ты пару раз откажешь этим богатым пузанам и все. Считай, что тебе перекроют кислород со всех сторон. Я не смогу тебе потом помочь. Так не лучше ли найти себе человека, который станет покровителем? – она шикает на меня, когда я пытаюсь уйти. – Тебя никто не просит спать с ними, просто наладь контакт, покажи себя.

– Я как проститутка на выданье, меня спонсирует неизвестный мужик, позволяет выбирать платье. Естественно, меня все это раздражает. У меня есть финансы, но тратить неуместную сумму на бальное нечто, мне не с руки. Как это будет выглядеть? И кого после этого заинтересуют мои предложения? – шепотом говорю ей на ухо. – Внешность в наше время не главное.