Ellen Fallen - Магнитная буря

Говорю ей о том, как появился Хаш, каким образом я стал отцом, о том, что происходило на протяжении всего пути к нашему воссоединению с Беатрис. Самой сложной частью для меня стало признание в том, что я натворил. Как повел себя по незнанию и горячности. В этот момент ее глаза наполняются слезами уже во второй раз, она вытирает их салфеткой и кивает головой. Я каюсь во всем содеянном. Это самые искренние признания и извинения, которые я приносил когда-либо в жизни. Она понимает, что значит потерять, и когда я заканчиваю свой рассказ на том, что ушел от Беатрис, она берёт меня за руку.

– Все и так бы разрушилось, этот новый самолёт был последней надеждой вытянуть бизнес из огромных долгов, чтобы компания оставалась на плаву. Ты просто ускорил процесс, и в итоге банкротство избавило меня от головной боли. Беатрис слишком молода и на эмоциях не разобралась. Либо ей так преподнесли. Но я-то знаю наверняка, что ее отец никогда не позволил бы умереть кому-либо намеренно. Они сами летели тем рейсом, чтобы посмотреть, чем заняться дальше. Если бы они знали, что погибнет столько человек, клянусь, не впустили бы на борт ни одного, – она проводит руками по своим темным волосам и вздыхает. – Мне очень жаль, что так произошло с твоей сестрой. Но это была их судьба, с которой они бы, так или иначе, столкнулись, и если не таким образом, то другим. Никому не дано знать, что нам предначертано.

Я не встречал более доброго человека. Когда она сжимала мою ладонь, я будто чувствовал нечто родное, именно так делала Шейла. И мне стало легче, камень упал с моей души, когда до меня дошло, что человек меня не ненавидит, не проклинает. Все действительно произошло по воле судьбы.

– Я, пожалуй, пойду, – встаю с дивана, но внимательный взгляд и чуть отстраненное лицо заставляет меня остановиться. – Что-то не так?

Корин отмирает, моргает и поднимает вверх указательный палец, так точно, она вспомнила кое-что.

– Я сейчас что-то тебе покажу, – она роется в старых видеокассетах, перечитывает все подписи, которые немного подстерлись. – Ты же ходил со своим племянником на детские праздники, дни рождения, так?

– Да, постоянно. Шейла часто была занята работой, а мне нравилось общество детей, – она звонко смеется, почти как Беатрис, и вытаскивает кассету, вставляет в старенький видеоплеер и ждет, когда экран перестанет дергаться.

– Смотри внимательно, и если я не ошибаюсь, то ваша любовь началась задолго до всего этого, – говорит она, и я всматриваюсь в экран.

Очень много шариков, зеленая лужайка, какой-то мальчишка проносится с мечом. Множество гостей, среди которых дети снуют туда-сюда. И тут у меня щелкает в сердце, когда камера ловит парня, сидящего в кресле, его светлые волосы намазаны гелем в смешном стиле, я вижу профиль и кусок плеча. Перед ним стоит светленькая малышка в короне, наклоняет свою голову то в один бок, то в другой. Ее ручки упираются на худенькие бедра, камера приближается, и я вспоминаю этот момент. Смех вырывается из моей груди. Как после этого не поверить в судьбу? Я все еще смотрю на экран, когда оператор перемещает камеру на мою сестру, которая машет с улыбкой в объектив. Впервые за это время по моей щеке скатывается слеза, когда Шейла по ту сторону экрана показывает пальцем в мою сторону, где я сижу спиной, и складывает указательные и большие пальцы рук в форме сердца, соединяя нас с Беатрис.

– Спасибо огромное, – говорю я моей сестре и Корин, я должен был посмотреть это видео, чтобы до конца поверить и осознать.

Пока я размахивала кистью по стенам, испачкала оранжевой краской джинсовый комбинезон и шлепки. В довершение моя маска уже не справляется с едким запахом в галерее. Рукой смахиваю с себя капли пота и поглядываю на достойную работу моих атлантов.

Мальчики ходят с голым торсом в одних шортах, меня бесят их улыбочки счастливой парочки, но в то же время и забавляют. Я даже не представляла, что буду рада снова увидеть Хаша, и его тайна не стала для меня трагедией. Они с Джексом временно живут вместе со мной, на всякий случай я сплю в берушах, чтобы не представлять снова картину их страстного секса. Несколько дней назад Хаш вернулся из Америки, и тут был мой выход. Пьяная в хлам в очередной раз я смотрела «Леди и Бродяга», уж не знаю почему, именно этот мультфильм показался мне таким печальным. Парни увидели меня опухшей от слёз с очередной бутылкой шампанского, которым я уже просто запивала суп. Они вытащили меня из гостиной и заставили нормально поесть. Хаш извинялся за свое поведение, обман, пока я точила все то, что они мне предложили. Полночи отчаянного блева, и вот она я, ожившая с малярной кистью, в бейсболке Джекса на голове. Что уж говорить, когда я затеяла все это ради успокоения своей нервной системы, парни были рады мне помочь. Но я, как обычно, полезла в дебри.

– Мы закончили, – громко говорит Джекс и садится на перевернутое ведро, Хаш лежит, развалившись на полу, всей своей тушей раздавив мягкий пуф.

– Что значит закончили? – поправляю маску и показываю им на косяк, где еще пара рулонов стоят в углу, девственно неиспользованные. – Вы можете наклеить, например… Эмм… – упираю руки в бедра и кружусь вокруг своей оси, размышляю, чем бы их еще занять.

– Прекращай, тут уже просто нечего белить, красить и клеить, – стонет Хаш. – Я понимаю, что ты в депрессии, но и мы не трёхжильные. Посмотри на это, – он оттягивает кожу на своих боках. – Я истощен, хочу нормально поесть и отдохнуть.

Тычу в его тело пластиковой штангой для валика, он откатывается в сторону и зажимает ее руками.

– Это жир, – констатирую я, – и его надо сжигать!

– Ты хотела сказать мышцы и бицепсы, – вступается за него Джекс. – Прекращай тыкать палкой в моего парня. Не посягай на чужое имущество, – он встает и подходит ко мне, выдирает из моей руки инструмент и бросает в ближайшее ведро. – Серьезно, хватит заниматься х*рней. Когда ты сказала, что мы просто передвинем мебель в гостиной, никто не предполагал, что дубовый шкаф, от которого мы до сих пор ещё не можем отойти, тоже подлежит перемещению. Затем кухня, на кой-то черт, была разделена на две части, и мы мочалили все эти полки. Люстры, окна, чертова побелка…

– Да, это было жестко, – вступает Хаш, кряхтит и усаживается на свою задницу. – Ты всегда такая чокнутая, когда расстроена?

Кидаю в него тряпку, и он ловит ее перед самым своим лицом. Кто сказал, что я расстроена? Просто все пошло не так, как я ожидала. Я уже успела прийти в себя, хорошенько протрезветь и, вообще, пересмотреть то, в чем обвиняла Энтони. Но это ерунда по сравнению с тем, что я теперь испытываю. Помимо угрызений совести и апатии, в дополнение ко всему, на меня нахлынула удушающая тоска. Я брожу как во сне, лелею свои воспоминания. Еще этот подарок в виде кольца, как бельмо в глазу. Выкинуть рука не поднимется, а вот эти перекладывания с одного места на другое излишне выводят из себя.

– Хорош уже киснуть. Давай оторвемся, – Джекс потягивается, крутит кистями рук, затем полностью руками, профессионально разминается перед нами, притягивает колени к животу и хрустит суставами. – Как насчет клуба?

Хаш переворачивается на живот и начинает отжиматься, выпендриваются друг перед другом, придурки. Они вообще интересная парочка, один абсолютный любитель моды, второй же страдает полным отсутствием вкуса в одежде, к тому же спортсмен. Удивительно, как они вообще сошлись, настолько непохожие между собой? Всегда энергичный Джекс и спокойный, как слон, Хаш. Закатываю глаза, когда Хаш закидывает она руку за спину, а на второй отжимается.

– Не пойду в клуб, – ною я. – Мне придется приводить себя в порядок пару часов, потом вся эта перестановка. К тому же, вы забаррикадировали дверь в мою ванную, а в вашей, после «эксперимента» на диване, я не рискну, – теперь приходит их черед закатывать глаза.

Беру швабру и специальную губку, чтобы начать мыть полы.

– Я знаю, куда мы пойдем, – меня лишают уборочного инвентаря и толкают к двери, они это делают в буквальном смысле, потому что на их фоне я маленькая букашечка.

– Намордник снимай с неё аккуратно, а то укусит, – посмеивается Хаш, пока Джекс закрывает двери.

Освобожденное лицо от маски, получает глоток свежего вечернего воздуха, у меня кружится голова, желудок напоминает о том, что мы еще не ели сегодня. Я цепляюсь за талию Хаша, старательно удерживаю равновесие, закрываю глаза и жду, когда в ушах перестанет так сильно гудеть.

– Она опять не завтракала? – Джекс подхватывает меня на руки и несет в дом, укладывает на диван и ждет, когда открою глаза.

– Хаш, убери все эти полки от двери ванной комнаты, я пока покормлю ее, – он наклоняется надо мной. – Беа, я тебя прошу, давай без капризов. Поешь немного, съездим в одно место, отдохнем, и пошел он на х*р. Раз уж решил, что он выше всего этого. Не надо думать, что это конец света. Ты такая тощая, кожа уже просвечивает, – он поднимается и делает несколько шагов в сторону кухни. – И, если ты умрешь, Леклер обязательно выкупит это здание. Ты же не сможешь себе этого простить?

Только не Селена, в моей голове взрываются пузырьки загустевшей крови и моментально заставляют принять сидячую позу. Эта сучка не получит и кусочка от моей галереи. Я являюсь полноправной хозяйкой этого здания и плевала на то, что она предложила мне за него другую, более высокую сумму. После встречи в ресторане она замучила меня бредовыми сообщениями на тему продажи галереи. Ей, видите ли, стало понятно, что здание может быть не только жильем, но приносить доход. Очевидно, раньше ее отупелые в конец мозги об этом не догадывались. Теперь же хр*н. Грязная игра против меня ничем не закончится, все законно.

Джекс приносит мне творожное бланманже с ананасами – восхитительный, нежный десерт, который он делает лучше, чем в любом ресторане. Сладкие кусочки тают на моем языке, я смакую их с наслаждением. Живот удовлетворительно урчит – пища Богов, не иначе. Не проходит и десяти минут, как на тарелке остаются только разводы, оставленные моими пальцами, пока я слизывала остатки.