Ульяна Романова - Майя для сурового

– Блядь... Дыши, – зло приказал он, подхватывая меня под бедра и кидая на кровать. Рывком снял брюки вместе с кружевными трусиками и плотоядно осмотрел меня, голую и раскрытую. – Раздвинь ноги, – потребовал он.

Я подчинилась, мутным взглядом смотря в напряженное лицо Богдана. Он споро избавился от одежды, откинув ее в сторону, накрыл мое тело своим и сразу вошел. По всему телу прошла судорога удовольствия. Я закусила губу, ничего не видя вокруг, только чувствуя резкие толчки, и плавилась от наслаждения.

Оргазм накрыл с головой. Слишком быстро, слишком остро и мощно, как всегда было только с Богданом. Ни один из моих немногочисленных любовников не мог добиться того, чтобы я теряла голову и полностью растворялась в сексе с мужчиной.

Суворов тоже долго не продержался. С протяжным стоном он кончил мне на живот и лег на спину, пытаясь отдышаться. На лбу у него собрались бисеринки пота, а на шее забилась жилка.

Повернувшись на бок, размазал сперму по моему животу указательным пальцем. Взгляд Богдана снова потемнел:

– Почему ты тогда сбежала? – поинтересовался он, выводя узоры на моей груди.

Я вздрогнула, растерявшись от подобного вопроса в такой интимный момент.

– Испугалась, – честно призналась ему.

– Чего? – Богдан так на меня посмотрел, что захотелось стать меньше ростом.

Попробовала натянуть покрывало на себя, но Суворов не позволил.

– Не знаю, – отмахнулась я. Знала. Но соврала.

В самый первый раз это случилось, когда мы с подругой поехали в родной город на встречу выпускников. За неделю до знаменательного события я рассталась с парнем и готова была на любые безумства, ибо Олег меня достал до зубовного скрежета. Олежа был из разряда тех, кого называют «сыном маминой подруги». Отличник, «комсомолец» и просто красавец. А еще педант и зануда! Родители были от него в восторге и постоянно твердили, какой Олежек молодец. А вот рассеянного Вадика чуть кондратий не обнял, когда он впервые увидел идеальную чистоту в доме Олега. Костюмы висели в строгом определенном порядке, кружки он расставил по цвету, а носки были только белыми, и надевал их Олег только один раз. В свою очередь Олежек чуть не схлопотал сердечный приступ, когда посетил комнату Вадика. Тот порядком себя не утруждал, называя хаос, который царил в его комнате, художественным беспорядком.

Меня хватило ровно на месяц. Потом, невзирая на маменькины возражения, я послала Олега в пешее эротическое вместе с костюмчиками и кружками и со спокойной совестью поехала чудить в родной город. Как водится, на встрече выпускников алкоголь присутствовал в невообразимых количествах, а невесть зачем явившийся туда Богдан был так близко… Он ходил вокруг меня, словно кот вокруг крынки сметаны, окутывая ароматом своего парфюма, и так смотрел, что в животе бабочки порхали. Так, что проснулась я рано и у него дома, сгорая от стыда и посыпая голову пеплом от своей собственной несдержанности.

И сбежала, забыв собственные трусики где-то в недрах Суворовской квартиры, представляя в красках, что Богдан может обо мне подумать. Нет, мне в принципе всегда было наплевать на чужое мнение… Чужое, но не его. И дабы спасти остатки гордости и самоуважения, я уехала. Чтобы через год снова оказаться в его объятиях.

Тогда все было проще и намного банальнее. Мы встретились в ночном клубе. Бага был с друзьями, я с Вадиком и его новой пассией. Нас просто притянуло друг к другу из разных углов клуба. И как с танцевальной площадки мы переместились в гостиничный номер, я помню смутно, ибо снова потеряла голову только от одного прикосновения. А утром… Снова страх и сомнения. Глупо, конечно, но я ничего не могла с собой поделать. Тогда я даже представить себе не могла, что у нас с Богданом может быть хоть подобие отношений.

– Врешь, – уверенно сообщил Богдан, – ладно, не хочешь говорить – не надо.

Он легко поднялся с постели и натянул джинсы на голое тело. А я плотоядно облизнулась, разглядывая его спину и… то, что ниже. Мышцы спины плавно перекатывались от каждого движения, а у меня покалывали кончики пальцев от желания дотронуться, обвести каждую. Но, кажется, Суворов на меня обиделся, потому что ушел он, не оборачиваясь. Я тяжело вздохнула, разглядывая потолок.

В кухне Бага погремел посудой и вышел на улицу, громко топая. Вернулся через несколько минут с полной кастрюлей воды и поставил ее на крохотную плиту, состоящую из одной конфорки.

Я тоже поднялась и просто накинула покрывало на голое тело, внимательно наблюдая за действиями Богдана. Я не знала, о чем говорить, а Суворов психовал и даже не пытался это скрыть.

Я начинала медленно, но верно закипать. И тоже решила обидеться! Я, между прочим, на природу не собиралась и на разговоры по душам не нарывалась. Душу грыз большой такой, упитанный и неимоверно наглый червяк сомнения и чувства вины. А еще было очень стыдно. Потому что как дура себя повела. Два раза. То гадкое чувство, когда понимаешь, что здорово накосячила, хочется отмотать время назад и поступить по-другому, но… Но! Машину времени еще не изобрели. И лекарства от сомнений тоже!

Резко обернулась и ушла в комнату. Наскоро обтерлась влажными салфетками, натянула шорты и майку, стараясь избавиться от гнетущего ощущения, которое продолжало нарастать в груди. Перевела взгляд на окно и… Сразу все Суворову простила. Оптом. Завизжала на одной ноте и, одним прыжком оказавшись в кухне, повисла на Богдане как мартышка, обвив его руками и ногами. Я бы и на голову залезла, если бы могла. Вцепилась так сильно, что Суворов крякнул и чуть присел под моим весом. Болезненно скривился и склонил голову, хоть как-то желая уберечь собственный слух.

– Майя, что?! – гаркнул он, пытаясь перекричать меня.

– Кто, Суворов, кто! Паук! Огромный, мохнатый, длинноногий паук, – трясущимися губами сообщила я, не желая покидать свое уютное, а главное, безопасное место, и еще сильнее прижалась к Богдану.

Через пару мгновений его тело начало содрогаться, а еще через секунду Бага, не сдерживаясь, заржал! Громко, заразительно и жутко обидно!

– Богдан, убей его, а, – жалобно попросила я, сильнее стискивая бедра Суворова ногами и ерзая, чтобы забраться повыше.

Богдану стало не до смеха:

– Он уже умер, – серьезно сообщил он мне, – от твоего визга у бедного паука случился разрыв сердца.

– Гад, – решила я. – Вези меня домой, я не останусь в одном доме с пауком.

– Будем спать на улице, – решил Богдан, поддерживая меня под бедра одной рукой, а другой нахально забираясь под майку, невесомо поглаживая спину и обводя пальцем позвонки, отчего я заерзала с еще большим усердием.

– Суворов, я не буду этим заниматься, пока жив паук, – сообщила ему, понимая, к чему дело идет.

– Он не страшный, – прошептал Богдан, не отрываясь от своего занятия, – и тебя не съест.

– Он же смотрит! – завопила я, спрыгивая на пол.

Суворов не сразу понял, о чем я, а потом снова заржал. Конь! Натуральный конь!

– Он обещал отвернуться, – еле сдерживая смех, пробормотал Богдан, но губы его так и норовили разъехаться в широкую ехидную улыбку.

– В общем, так: либо он, либо я, выбирай, – скрестила руки на груди, с вызовом глядя в глаза Богдану.

– Я даже не знаю, – Суворов пожал плечами. – От паука хоть толк есть, он мух ловит. А от тебя, Майя, одни убытки и нервные потрясения.

Такого хамства я стерпеть не могла. Схватила первое, что попалось под руку, и замахнулась для броска, но Бага как-то пригнулся, в один шаг приблизился ко мне и закинул на плечо. Стало крайне неудобно, живот сдавило жесткое плечо, а горячая ладонь от души шлепнула по пятой точке. Я взвизгнула и попыталась вырваться, замахав одновременно руками и ногами, уронив колбасу, которой и собиралась швыряться, и чуть было не сверзилась на пол. Богдан удержал меня и зашагал к треклятому окну с еще более треклятым пауком.

– Драться будешь? – уточнил он, подходя к кровати.

– Нет, – сдавленно пробурчала я. И тут же была поставлена на ноги, а Богдан подошёл к окну и взял этого монстра голыми руками, спрятал в ладонях и вынес на улицу. – Надеюсь он не вернется, – облегченно выдохнула я, опускаясь на постель и пряча лицо в ладони. Щеки горели, а кончики пальцев, наоборот, заледенели. Что поделать, моя арахнофобия неизлечима. Пауков я боюсь панически и ничего с собой поделать не могу.

Сама не заметила, как вернулся Богдан и сел на корточки передо мной. Осторожно убрал ладони с лица и серьезно на меня посмотрел:

– Все в порядке? – участливо поинтересовался он.

– Не уверена, – меня передернуло от одного воспоминания о монстре на окне.

– Все хорошо, я с тобой, – Суворов нежно погладил мои запястья большими пальцами.

– Точно? – поинтересовалась я, но мы оба знали истинный смысл моего вопроса.

Я хотела быть уверенной в нас. Хотела знать, что не обманет больше. Я хотела верить.

– Точно, – твердо пообещал Богдан, неотрывно глядя мне в глаза.

– Не знаю, почему сбежала. Испугалась, – заговорила я. – Это глупо, но мне казалось, что ты не очень хорошо обо мне подумаешь и… выгонишь, – закончила уже шепотом.

– Мышка, ты обалдела, да? – почти сочувственно поинтересовался Суворов. – Откуда у тебя столько комплексов?

А вот об этом я рассказывать не хотела. Не только рассказывать, но и вспоминать тоже. Нет, я, конечно, потом отомстила, но осадочек остался слишком горький.

– Детские травмы, – отшутилась я, притягивая к себе Богдана и утыкаясь носом ему в шею.

Страх постепенно уходил, а его место занимало что-то щемящее, крохотное, пушистое и теплое. Как котенок. Кот Богдан.

Суворов гладил меня по голове, перебирая пряди волос. Он был совершенно спокоен, и это передавалось мне. Постепенно дрожь уходила, а дыхание восстанавливалось. Я опустила ладонь, поглаживая спину, на которой еще алели царапины, оставленные мной в нашу первую ночь. Провела подушечкой пальца по одной, отчего Богдан вздрогнул, но комментировать не стал.