Я догадывался, что Эрика Доусон горячая штучка, но реальность превзошла ожидания. Несколько часов практически беспрерывного секса, и она напрашивается на новый раунд, прекрасно понимая, что ее громогласное «нет» я, скорее всего, приму как сигнал к действию.

— Не скажешь, Эйнин, — подразниваю я, приподнимаясь и удерживая вес на одном локте.

Опускаю ладонь на ее грудь, сжимая пальцами сосок. Румянец заливает шею и ключицы Эрики, опускаясь ниже, мурашки бегут по телу, следуя за моей рукой. Мышцы пресса напрягаются под бархатистой кожей Эйнин от соприкосновения с моей наглой ладонью.

— Ты хочешь еще, Медина? — хрипло спрашиваю я, и она вздрагивает, впервые услышав свое имя, неосознанно сорвавшееся с моего языка.

— Мне нужен душ, и я не уверена, что смогу… — выдыхает Эйнин, когда я раздвигаю пальцами складки влажной плоти и нахожу чувствительный узелок. — Ты ненасытный. Утром придется носить меня на руках… Божее, — всхлипывает она, выгибаясь и постанывая, инстинктивно разводит ноги, позволяя мне ласкать ее пульсирующий клитор ритмичными поступательными движениями.

— Утро совсем скоро, Эйнин. Я дам тебе немного поспать, потому что на рассвете захочу тебя снова.

— Это безумие… — ее голова мечется из стороны в сторону, волосы прилипли к влажным губам, глаза прикрыты длинными черными ресницами, соски превратились в твёрдые камушки, покрасневшие, раздраженные длительными ласками.

— Согласен, — бормочу я, убирая руку от ее промежности и упираясь локтями в подстилку из искусственного меха, плавным скользящим движением бедер вхожу в распростёртое подо мной напряженное тело, липкое от наших предыдущих яростных соитий.

Хриплый рык вырывается из груди от яркого удовольствия и крышесносного ощущения пульсирующих вокруг моего члена тугих створок. На мгновение закрываю глаза, задерживая дыхание, пропуская сквозь себя нарастающую волну экстаза. Это слишком, бл*дь, даже для меня, перепробовавшего в сексе, казалось, все, испытавшего на себе самые разные грани похоти и разврата. Но настолько остро и хорошо не было никогда, ни с кем. Я бы запомнил. Возможно, это всего лишь эмоции, которые забудутся со временем, но я чувствую нечто большее, чем низменное удовлетворение от качественного секса. Всеобъемлющее погружение в нирвану, безграничный кайф, зашкаливающий до запредельных высот, до невыносимого напряжения с каждым новым толчком внутрь податливого, двигающегося мне навстречу женского тела.

На этот раз я беру ее без голодного агрессивного натиска, медленно и чувственно, доводя до отчаянных стонов и криков. Влажные столкновения наших разгорячённых тел, скользящие движения, дрожащие колени, сжимающие мои бедра, глубокие борозды от острых коготков, впивающихся в спину. Она кончает бурно. Яростно, раздирая кожу на моей пояснице, запрокидывая голову назад и содрогаясь всем телом. Наклонив голову, я ловлю губами твердый сосок, ласкаю его языком, продолжая трахать ее в том же непрерывном размеренном ритме. Глубокие точные толчки сотрясают сокращающееся в оргазме лоно, тугими тисками сжимающее неутомимый член. Пот стекает ручейками по спине, и воздух вокруг нас становится влажным, пропитанным густым, мускусным запахом секса. Тела скользят, соединяясь снова и снова, во вздымающейся от тяжелого дыхания груди молотом колотится сердце. Отпустив измученный сосок, впиваюсь губами в чувствительное местечко за маленьким ушком Эйнин, покусывая и втягивая нежную кожу, оставляя следы от жадных поцелуев; ее тело покрыто ими почти полностью. Она ужаснётся, когда посмотрит на себя утром при неподкупном свете пробудившегося белого солнца.

— Чертовски хорошо, да, девочка? Уверен, что тебя так ещё не трахали, — обдавая горячим дыханием ее ушко, прерывисто шепчу я, ускоряя движения бедер, вбиваясь в нее мощнее и глубже.

Красноречивые влажные шлепки бьющейся друг о друга плоти взрывают последний рубеж сдержанности.

— Джейдан, угомонись, — умоляет Эрика.

— Я хочу, чтобы ты ещё раз кончила, Эйнин, — гортанно рычу я возле ее губ.

Она охрененно мокрая между ног, горячая влага покрывает мои яйца и низ ее живота, стекает по стройным бедрам под задницу, пропитывая настил спального мешка. Приподнимаясь чуть выше, я тараню ее тело в бешеном ритме, и, впившись когтями в мой пресс, она пытается замедлить скорость ударов.

— Я сделала это уже миллион раз. Хватит, Джейдан. Я не шучу… — с отчаянным стоном отзывается она, глядя на меня туманным взглядом.

Мое искажённое жаждой и удовольствием лицо отражается в бездонных черных зрачках. Удерживая вес на одной руке, второй я уверенно хватаю ладонь девушки и опускаю между нашими телами, надавливаю кончиками ее пальцев на припухший клитор. Я чуть не кончил, увидев, как она делала это впервые пару часов назад.

— Давай, — властно рычу я, проникая в нее быстрыми методичными толчками.

Опуская взгляд смотрю, как она прикасается к себе, растирая пальчиками влагу вокруг розового комочка плоти. Член увеличивается в преддверии скорой разрядки, вбиваясь в истекающее соками лоно быстрее и жестче.

— О господи. Да… — выдыхает Эйнин, выгибаясь.

У меня крышу сносит от того, как дрожит и бьется, отчаянно лаская клитор, балансируя на границе между усталостью и желанием снова испытать блаженство освобождения. Мы кончаем одновременно, заглушая свои стоны в жадном глубоком поцелуе, вгрызаясь друг в друга, сплетаясь языками, дрожа от волн экстаза, сотрясающих нас вспышками острого удовольствия. Спустя несколько секунд отпускаю ее губы и, задыхаясь от нехватки кислорода, скатываюсь набок, уверенным движением обнимаю девушку за талию.

— Ты сумасшедший, — нервно смеется Эрика, затихая в моих объятиях.

— Не больше, чем ты, Эйнин.

— Мое имя…

— Медина, — отвечаю быстрее, чем она успевает договорить.

Девушка шумно вздыхает.

— Скажи мне свое.

— Спи, малышка, — прижимаясь к покрытой испариной спине девушки, приказываю я, и, к моему удивлению, она не спорит и почти сразу засыпает, уткнувшись носом в мое плечо.

Я какое-то время лежу рядом, обнимая ее, прислушиваясь к размеренному дыханию. Все-таки я не солгал. Ночь действительно выдалась длинной и выматывающей. Но, как ни странно, я не чувствую усталости. Напротив, внутри меня бурлит энергия, и, даже приложив усилия, я не смогу заставить себя уснуть. К тому же, не имею права ни на минуту отдыха. Я отвечаю головой за нашу безопасность и жизнь Медины, Эйнин, Эрики — строптивой противоречивой девушки с тремя именами, каждое из которых олицетворяет одну из многочисленных граней ее души.

Костер почти потух, бледное пламя лениво танцует на догорающих углях, и холод, поджидающий снаружи, постепенно пробирается внутрь. Я встаю, чтобы подбросить дров в огонь. Натянув штаны, набрасываю на плечи кожаную куртку, подбитую изнутри овечьим мехом, и собираю обломки мебели, разбросанные повсюду вперемешку с осколками витражей и мозаики. Разноцветные стекляшки, тускло поблёскивающие в песке и пыли когда-то украшали стены и массивные колонны из белого мрамора, подпирающие частично разрушенный свод главного зала.

Пару десятилетий назад Обитель Звезд завораживала своей красотой, хрустальным зеркальным сиянием. Согласно имеющимся у меня фактам, советник короля Аль-Басим погиб здесь вместе со всей семьей во время массовой террористической атаки на Асар в самом начале революции. Правитель тогда уже начал терять разум. Но в настоящее время вслух никто в правительстве не говорит, что аль-Мактум безумен, и у исполнителей абсолютной монаршей власти нет другого выхода, кроме как подчиняться приказам. Тем не менее, новый премьер-министр научился дискутировать и договариваться с правителем, не обращая на себя его гнев.

История умалчивает, как старшему брату Ильдара удалось укротить дикий нрав короля и заручиться его доверием, но отрицать благотворное влияние правительства на внутреннюю и внешнюю политику Анмара бессмысленно. Однако даже советник не способен убедить Мактума остановить кровопролитную революцию в отрезанной провинции. Мне известны причины ненависти короля к Кемару, и я даже частично понимаю ярость правителя. Но разве человек, благословенный Аллахом на властвование, не должен ставить интересы своей страны выше собственных эмоций?

Присев возле разгорающегося с новой силой кострища, достаю из рюкзака бутылку с водой и, сделав несколько глотков, запрокидываю голову и выливаю остатки на опаленное жаром лицо. Прохладные ручейки льются по губам и шее, стекают по груди. Стряхнув ладонью остатки влаги, устремляю взгляд на Эрику, мирно посапывающую в спальном мешке, прикрытую сверху теплым одеялом. С двух сторон от ее головы установлены светодиодные фонари, рассеивающие окружающую небезопасную тьму, в которой с легкостью могут затаиться змеи и скорпионы. По моим ногам пробегает юркая ящерица с черными бусинами глаз, отвлекая внимание от свернувшейся фигурки Эрики Доусон. Разбитые осколочными снарядами двери и окна — слабая защита от оживающей по ночам фауны. Ночевать здесь не менее опасно, чем в открытой пустыне, но, по крайней мере, можно укрыться от песчаной бури.

Я много ночей провел в Махрусе, путешествуя вместе с отцом от одного маленького поселения к другому в поисках работы. Мы спали на голом песке, прикрываясь теплыми куртками. Керосиновая лампа, костёр, разожженный из верблюжьей колючки, фляга с водой, испеченный матерью хлеб, да сумки с инструментами для реставрации мечетей — вот и все наше снаряжение. Пустыня меняет людей, пробуждая дремлющие инстинкты предков-кочевников, научившихся выживать в этих жестоких местах. Оставшись один на один с немилосердной дикой природой, мы достаем из глубин подсознания все то, что уверенно прячем при свете дня в комфортных условиях построенной за пару столетий цивилизации.

Песчаная буря успокаивается, и сразу становится настолько тихо, что любое лишнее дуновение ветра или шорох вызывают во мне тревогу. Я несколько раз обхожу вокруг безмятежно спящей Эрики, чтобы убедиться в отсутствии представителей ночной пустынной фауны. Летучие мыши, полёвки, маленькие жучки и ящерицы не в счет. Они безобидны, в отличие от ядовитых змей и скорпионов.