— Жуть какая. Я и правда никогда о Черухе не слышала. Ты был там когда-то?

— Приходилось, — киваю коротко.

— Спецоперация?

Женщинам свойственно любопытство. А если речь идет о чем-то почти мистическом или секретном, их сложно остановить.

— Да, — однозначно отвечаю я.

— Ты немногословен, — разочарованно замечает мисс Доусон.

— В Черухе живет человек, семье которого я однажды помог.

— Время отдавать долги? — понимающе кивает она.

— За все в жизни рано или поздно приходится платить. Нет ничего хуже невыплаченных долгов, — озвучиваю я довольно спорную позицию.

— Но разве мы совершаем благородные поступки ради того, чтобы сделать спасённого человека заложником своей воли в будущем? — Рика предсказуемо вступает в полемику.

— Иначе не бывает. Нет ничего хуже невыплаченных долгов, — и это чистая правда.

Если она думает иначе, то глубоко заблуждается.

— Значит, я тоже твоя должница?

— Выходит, что так, — ухмыляюсь я, удивляясь, как все обсуждаемые темы ей удаётся свести к нашим взаимоотношениям.

— И каким образом планируешь взыскать долги с меня?

— Я ещё не решил, — двусмысленная улыбка расползается по лицу.

— Ты невероятно циничный тип.

— Мне об этом неоднократно говорили.

Она оступается, и я успеваю поймать ее под локоть, не дав распластаться на песке.

— Добавь в список, — иронично замечает Эрика.

Маленькая язва.

— Непременно.

— За один долг, по — моему, я уже расплатилась.

— Ты про эту ночь? — скептически спрашиваю я. — По-моему, это была награда, Эйнин.

— Я про кольцо, — в ее голосе появляются стальные напряженные нотки.

Она все-таки вернулась к теме, которую я хотел отложить на потом. Мы оба замолкаем, в образовавшейся тишине слышен только шорох шагов и тяжёлое дыхание. Воздух плавится, проникая под одежду сухим жаром. Перед глазами расплываются темные пятна, отдаваясь гулкой барабанной дробью в висках. Солнце достигло своего зенита, его лучи, отражаясь от золотистого горячего песка, образуют густую дымку с миллиардом крутящихся в ней частиц пыли и крошечных песчинок.

— Тебе нечего сказать? — с обвинением в голосе спрашивает Эрика.

— А что ты хочешь услышать?

— Кольцо принадлежало тебе. Я сохранила его, как и обещала, но ты мог не забирать его вот так? — похоже, она искренне возмущена и расстроена.

— Как, Эйнин?

— Забравшись в мою квартиру, словно вор или сталкер?

— Я кое-что оставил для тебя. Тебе не понравился портрет? Разве ты не об этом просила меня?

— Ты мог отдать мне его лично, объяснить… — выдает Эрика свою главную претензию. Да, я мог. Но где гарантия, что она не сообщила бы о нашем разговоре своим руководителям? — У меня столько вопросов, Джейдан.

— Задай только один, потому что на все я не смогу ответить, — тяжело вздыхаю я, предчувствуя, что моя просьба не будет услышана.

— Это мои глаза на всех твоих безликих картинах?

— Да.

— Да, и все?

— Что ещё я должен сказать?

Мы одновременно останавливаемся и, не сговариваясь, поворачиваемся друг к другу. Я снимаю тёмные очки, Эрика тоже. В бирюзовых глазах сверкают золотые блики, на кончиках ресниц блестят песчаные крупинки, губы упрямо поджаты. Она не успокоится, пока не выпытает у меня мельчайшие подробности. Женщинам необходимо знать, что они особенные, единственные, незабываемые… Но, даже если все обстоит именно так, существуют препятствия, выстроенные временем, прожитыми порознь годами, и их не преодолеть, не исправить. Жизнь жестока, судьба коварна, и какими бы мы ни были сильными, всегда найдется тот, кто разрушит нас, выбьет почву из-под ног, выстрелит в грудь, не моргнув глазом, и пойдет дальше. И самое непостижимое — этим безжалостным врагом можем оказаться мы сами. Друг для друга.

— Тот день в мечети в Аззаме разбил наши жизни на до и после, и каждый сохранил собственные реликвии, хранимые в сердце.

— Ты хранил меня в своём сердце, Джейдан? — тихо спрашивает она.

Я прикасаюсь пальцами к ее лицу, наполовину скрытому никабом. Она выглядит сейчас совсем другой, выше, старше, увереннее, но там, внутри, все та же маленькая испуганная одинокая девочка, пообещавшая молиться за меня. Потерять ее тогда оказалось не самым страшным, намного страшнее будет отпустить Эйнин сейчас, когда я узнал ее, прикоснулся спустя годы безрезультатных поисков. И все это время она жила… в каждой моей картине, в каждом сне, заполняла пустоты, образовавшиеся после исковеркавшего наши судьбы теракта. Бесчисленное количество часов я пытался представить ее лицо таким, каким оно могло бы быть, и впервые моё воображение не справлялось. В разных уголках мира я видел тысячи голубоглазых красавиц, многие готовы были позировать мне, раскрывать свои тайны и запретные желания, отдавать нечто сокровенное, чем не делятся даже с самыми близкими, но ни в одной модели и натурщице я не нашел того, что присуще только Эйнин. Ни одна из них не была ею. Даже в девять лет в ее глазах был упрямый огонь, который я вижу сейчас; внутреннее противоречие, отличающее Эйнин от других девочек, склонивших головы в молитве в мечети Аззама. Она была особенной уже тогда. В ее душе горело пламя, отражаясь в бирюзовых глазах, выделяя из толпы, пробуждая желание смотреть на нее вечно.

— Ты всегда там, Эйнин, — отвечаю приглушенным из-за намотанной вокруг лица куфии голосом.

Эрика растерянно хмурится, по всей видимости ожидая от меня совсем другого ответа. Резко одернув руку, я разворачиваюсь и бреду дальше по хрустящему и рассыпчатому, как крупа, раскалённому песку. Вдали появляются темные очертания гор, у подножия которых раскинулся призрачный Черух. Неожиданно Рика хватает меня за запястье, заставляя повернуться к ней. Ее требовательный взгляд прикован к моему лицу.

— Объясни мне, Джейдан. Я хочу понять…

— Что именно, Эрика?

— Как художник, реставрирующий мечети, стал агентом АРС? Как тот мальчик, который, рискуя собственной жизнью, вытащил меня из-под пуль повстанцев, превратился в человека, способного убивать по приказу?

— Тот мальчик сгорел, Эрика, как и девочка с голубыми глазами. Не думаю, что наши с тобой истории очень сильно отличаются, — с горечью отвечаю я.

— Я не стреляю в людей, Джейдан, — возражает Рика. — Я не способна лишить жизни человека.

— Я тоже не стреляю в людей, — холодно отрезаю я. — Только в преступников, чья вина доказана. В убийц, террористов, сволочей, предавших свою страну ради выгоды, ублюдков, торгующих детьми и женщинами. Это моя работа, Эрика. Мы делаем этот мир чище.

— Вы? — изумленно восклицает она. — А ты уверен, что все приговорённые АРС виновны?

— А ты считаешь, что с категорией особо опасных преступников можно сражаться цивилизованными способами? Только не надо говорить, что ЦРУ не делает то же самое.

— Но именно правительство Анмара отрезало Кемар, решив вычеркнуть свою провинцию из истории страны. Они отказались от нас, позволив поселениям вроде Аззама гореть в огне революций; не пришли на помощь, когда в нас стреляли, взрывали, жгли и методично уничтожали, — с горячностью выдает мисс Доусон.

— Ты забываешь, Рика, что в мечеть ворвались такие же кемарцы, как и мы с тобой. Они до сих пор уверены, что способны отменить решение аль-Мактума, но этого никогда не случится.

— И ты согласен с его политикой? — с холодной яростью спрашивает Эрика.

— У меня нет выбора, Рика. Ты заблуждаешься, думая, что АРС не противостоит террористам. И с чего ты вообще решила, что все задания, которые я получаю, сосредоточены на ликвидации неугодных правительству Анмара? — скептически выгнув бровь, спрашиваю я. Эрика задумчиво моргает, не сводя с меня пытливого взгляда. — Этот разговор можно вести бесконечно, и каждый все равно останется при своем. Поэтому лучше закроем тему, которую ни ты, ни я обсуждать не имеем права.

— Здесь нет никого, кроме нас, Джейдан, — холодно напоминает она. И, оглядевшись по сторонам, добавляет тихо. — Не считая ядовитых змей. Но, признаться, они пугают меня меньше, чем ты.

— Ты боишься меня? — низким голосом спрашиваю я, сделав шаг вперёд.

Эрика запрокидывает голову, смело встречая мой взгляд. Шайтан побери эту девчонку. Воздух между нами накаляется и трещит, и палящие лучи солнца тут вовсе ни при чем. Второй шаг Эрика делает сама. Подняв руку, дергает нижнюю часть куфии, прикрывающую мое лицо от ожогов, и то же самое повторяет с никабом. В следующее мгновение наши губы соединяются в неистовом жадном поцелуе. Яростно толкаюсь языком в ее приоткрытый рот, и Эрика с не меньшим голодом отвечает мне. Сбрасываю с плеч рюкзак и, подхватив ладонями ягодицы Эрики, приподнимаю ее и вжимаюсь увеличивающейся эрекцией в развилку между женских бедер. Сердце наращивает темп, срываясь с ритма, в висках гудит от напряжения, член пульсирует от потребности повторить все то, что мы делали несколько часов назад, но, бл*дь, трахаться под прямыми солнечными лучами на горячем песке — хреновая идея. Нетерпеливо сминая пальцами сочную задницу Эрики, похотливо трусь об ее промежность сквозь плотные слои ткани, издавая грудной голодный рык в теплые губы. Мы оба неумолимо теряем контроль, прижимаясь друг к другу все ближе. Я чувствую, как твердеют ее соски под абайей, как дрожит чувственное тело в моих руках. Клубящийся зной, накопившаяся усталость, бессонная ночь и многочасовой секс-марафон не ослабили мое нездоровое влечение к строптивой стервочке. Эрика приходит в себя первой в тот момент, когда я начинаю задирать подол ее абайи. И мне почти удается, черт…

— Все, Джей, все, — бормочет она, вырываясь и упираясь ладонями в мою бурно вздымающуюся грудную клетку.

Ее губы распухли и выглядят порочно блестящими. У меня в глазах темнеет, когда Рика облизывает их, тяжело дыша. Заключаю ее талию в кольцо и целую снова, но на это раз мягче, нежнее.