— Больно?

— Немного…

— Потерпи… — Погладил по щеке и прежде, чем поцеловать, пообещал: — Сейчас потешу…

…

Сил у Илоны после водных процедур стало еще меньше, чем было до. Разумовский вытер ее, замотал в свой махровый халат и отнес на кровать.

— Кофе сделать? Будешь?

— Да, если можно.

Минут через пятнадцать он принес не только кофе, но и кучу бутербродов. Сел рядом и во время такого вот импровизированного завтрака предложил:

— А теперь давай поговорим. Для начала ты мне объяснишь, что вчера произошло, а потом я расскажу, что и как будет дальше.

Илона чуть не поперхнулась. Вот же въелся! Не собиралась она ему ничего рассказывать. Выложить правду — означает фактически признаться в собственной любви и зависимости, которую теперь скрывала. Он не ценил ее. Годами относился как к бесплатному приложению: есть и хорошо. Ила ведь не по доброй воле, а от безысходности сыграла ва-банк и как ни странно не проиграла… пока. А сможет ли победить? Как же тошно от всего этого ей было!

— Мысли о том, что мне просто понравился Кирилл не возникало?

— Ах, Кирилл… Малая, для тебя он был, есть и будет — Кирилл Геннадиевич. Поняла?

— Тебе то что? Вадим, не знаю, как еще сказать, чтоб ты, наконец, понял. Чего не будет больше — так это игры в одни ворота. Живешь в свое удовольствие — вот и живи дальше. Теперь и я хочу жить для себя. Поэтому и прошу: отойди в сторону. И прекратите с Марком лезть со своими советами: с кем мне общаться, а с кем нет. Мне давно не шестнадцать!

— Так, так, тихо. Стоп. Помолчи пару минут. — Разумовский брякнул подносом о тумбочку, закрыл глаза и закусил кулак, явно сдерживая эмоции, пытаясь сделать глубокие вдохи. Потом повернулся: — По ходу не долечил, да? — потянул за край халата, разворачивая.

— Вадим! Пожалуйста, нет. Я не могу больше. — Лона попыталась увернуться, но уже через секунду оказалась обездвиженной под ним. — Вадим!

— Лоночка, девочка моя, запомни: чалить тебя буду только я. Когда уяснишь — дай знак.

Он целовал ее до тех пор, пока не застонала: вылизывал, покусывал — оставляя новые следы, возбуждая до одури. Довел до оргазма языком, заставив прикоснуться в очередной раз к вечности и взмолиться в исступлении. Улыбнувшись, подхватил ее ноги, укладывая на плечи.

— Вад-дим…

— Да, моя маленькая, да. — Пристраиваясь, прошептал в ответ.

— Н-не надо… я все поняла.

— Что поняла? — Продвинулся и замер, глядя в глаза.

— Только ты… только с тобой…

— Умница. Видишь как все просто. — Сделал медленный, но глубокий толчок. — Попробуешь гульнуть — шкуру спущу.

…

Откидываясь в сторону, и тяжело дыша, заявил:

— Усвой для себя одно — в постели между мной и тобой может быть только малой, которого понесешь от меня.

У Илоны отвисла челюсть. Сколько лет она мечтала услышать что-то подобное, и вот..! Но вместо радости почувствовала напряжение. Происходящее не радовало. Ее молчание Разумовский воспринял иначе. Ну, кто б сомневался. Мужчина, что с него возьмешь?

— Значит так. Слушай сюда. — Вадик лег на бок, подтянув ее к себе. — Послезавтра я улетаю. Вернусь в пятницу. К этому времени ты должна уволиться и решить вопрос с отработкой. Две недели я тебе не дам. Биометрия есть? Значит сделаешь. Соберешь самое необходимое. Все барахло купим там.

В этот момент у Лоны ожил айфон, оповещая о сообщении.

— Дальше. В телефоне у тебя могут быть контакты только тех мужиков, с которыми я знаком лично. Засеку кого-то левого — раскатаю, как бог черепаху. Разбираться кто он: друг-сокурсник или гей-сосед никогда не буду.

Ила смотрела на него во все глаза и чувствовала, как по плечам ползут мурашки. Вот оно. То самое чувство, которое зудело и мешало — начинало формироваться в мысль. Ну, давай же. Добей. Разочаруй окончательно.

— А обратную силу это условие имеет? По поводу женских номеров у тебя?

Вадим застыл в недоумении. Не ожидал.

— Знаешь, я, возможно и не имею такого опыта как ты, но мне кажется, что без доверия в отношениях никак. — Закончила мысль, глядя в потолок.

— До недавнего у меня не было повода не доверять тебе. Сейчас же ты навострилась бросать зажженные спички в порох. Хочешь доверия — верни его мне.

— Угу. Хорошо. Ну а ты в таком случае вынужден будешь его заслужить с моей стороны. — Заметив краем глаза, как вытянулось лицо у Разумовского, даже бровью не повела.

— Что?!

— Какие еще условия? Хотелось бы знать весь список. — Бесцветно спросила в ответ, чуть сморщившись, словно кусочек лимона разжевала.

— Для начала я не потерплю такой борзоты. — Его голос зазвучал предостерегающе, как потрескивание линии электропередач.

— И в чем же мое неуважение?

— Лоночка, не разговаривай со мной так. Никогда. — Вадим повернул ее к себе, взяв пальцами за подбородок. — Я ведь не делал тебе одолжений, правда? Вот и мне они не нужны.

Ила смотрела глаза в глаза и чувствовала, как холод проникает в душу. Медленно, неотвратимо, удушающе. По капле отвоевывая пространство и замораживая тепло. Что это? Ответ возник буквально сразу — разочарование… обида… огорчение…

Видимо он почувствовал, или в глазах прочитал, потому как со стоном полным то ли злости то ли горечи, потянулся к ней и поцеловал.

— Малая, не тяни меня так за нервы. Я не зло мирового масштаба. Просто чувствуй границы. Ты же не ребенок, а словно специально напрашиваешься.

Илона зажмурилась. Сил смотреть на него не осталось. Впервые в жизни ей захотелось уйти, испариться, оказаться далеко-далеко. В груди что-то давило и плющило — ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Нет, нет, не надо. — Его губы вновь припали к ней; требовательно, но ласково. — Открой глаза. Посмотри. Ну же! — в голосе Вадима чувствовался надрыв, а Лоне стало страшно. За ним стояло не отчаяние, а агрессия.

Разумовский еле сдерживался. Ему до ломоты в суставах хотелось сломать, раскрошить, уничтожить Илку. За то, что вдруг стала слишком важной для него, за то, что заимела власть над ним, за то, что оказалась такой несгибаемой! За упрямый подбородок и голубые, почти прозрачные глаза, которые теперь руководили стуком его сердца!

Вспомнились слова Марка о Саше: «Я хочу ее убить», сказанные в порыве бешенства, когда точно так же — не владел до остатка, не чувствовал принадлежности, не мог подчинить на моральном уровне, чтобы видела и слышала только его и никого больше!

Дикое месиво из животного инстинкта самца и необузданной страсти требовало выхода, иначе мозги окончательно расплавились бы от градуса напряжения охватившего все тело сразу. Это был второй раз, когда в глазах Малой он увидел разлом. Боль в чистом виде. Только теперь она ударной волной отразилась в груди и молотом застучала, эхом отдавая в ушах.

Невозможное сочетание — такая непреклонная и хрупкая одновременно. Чуть поднажал — и стала крошиться как сахарное печенье. Но при этом колко и метко отвечала на неугодные правила, диктуемые им.

Тонко чувствовать оппонента — одно из важнейших качеств для ведения успешного бизнеса. И не только. Вадим обладал этим навыком отменно.

— Ты же знаешь причину моего развода? — спросил негромко.

— Знаю… — прошептала в ответ.

— Так вот с тех самых пор с доверием у меня сложно. — Он перевалился с бока на спину, не нависая больше над ней.

— Но я же — не она. — Лона открыла глаза.

— Понимаю, но дело не только в этом. За непотребное поведение буду вводить санкции. — Разумовский повернулся и внимательно посмотрел на ошарашенную девушку. — Лон, я ведь не прошу чего-то заоблачного. Просто не фыркай в мою сторону. Если что-то не так — говори сразу, не копти в себе.

— Хорошо. — Ответила она вдруг. — Тебе не кажется, что выдвигать условия едва озвучив предложение уехать с тобой в Вильнюс, мягко говоря… даже слова не подберу..!

— Это не условия, а правила, по которым мы будем жить. И в них нет ничего сверхъестественного. Соблюдать элементарное уважение и хранить верность — так сложно?

— Да с чего ты взял, что я буду по мужикам бегать? Ты после жены теперь обо всех женщинах такого мнения?

— Малая, тебе напомнить, что ты заявила мне буквально полчаса назад?

Глава 12

Лонка заметно смутилась. Он, конечно же, сманипулировал немного, но цели своей достиг. Даже больше. Вадик замер на секунду. Ощущение от ее растерянного состояния было таким, как будто в прошлое их вернули. Маленькая, трогательная девочка, без защитных колючек, невинная…

Разумовский, недолго думая, опять перевернулся, придавливая ее слегка. Неожиданно захотелось как раньше — ласково, без лишней жесткости покачаться на волнах собственной чувственности, и заглянуть ей глаза, когда кончать станет…

Илона, судя по всему, вначале не поняла, что поцелуи будут с продолжением банкета, а когда осознала, попыталась было взбрыкнуть, но слово «хватит» так и не смогла произнести. Не дал. Он и сам себе поражался, но разбираться, почему так происходит, не собирался. Зачем? Раз идет масть — надо брать. Тем спокойнее ему потом будет в Литве. А Малой после такого затяжного марафона уж точно слева ничего не захочется.

Как же сладко вышло! По грани, по краю, остро, долго, глубоко — так крышесносно, что сам в итоге стонал ей в унисон, не сдерживаясь. А в конце реально отключился на несколько секунд. Нырнул вдруг туда, где времени не было… вообще ничего не было. Только темнота и чувство полета. Очнулся, собирая по крохам мир воедино. Слизал слезинку с ее щеки, и все еще чувствуя, как она дрожит под ним в послеоргазменных конвульсиях, прохрипел:

— Так что ты там сказать хотела? Хватит? — еще раз, напоследок подался вперед, прихватив губами ее зацелованный рот и поймав выдох — усмехнулся. — И не надейся. Отдыхать потом будешь. Аж до пятницы.