— Рано или поздно я все равно узнаю. А за строптивость будешь наказана.

— Задолбал! — Лонку подбросило. Нервы сдали. — Что ты вообще о себе возомнил?! Ты кто такой, что бы меня наказывать?! — вскочив с места, сжала кулачки, впиваясь ногтями в ладони.

— Как это кто? Старший брат. — В открытую наслаждаясь ее взрывом, протянул Вадик в ответ. — И на этих правах, чисто по-братски напомню, как нужно со мной разговаривать. — Объяснил, улыбаясь. После чего сузил глаза и приказал: — Сядь. Сядь, или я встану.

Эх, Илоне бы крепости духа, да стойкости побольше кто дал. Все ее огрызания и выпады, к сожалению, не были присущи ее натуре. Стойкости очень не хватало, а потому после его рыка села и уставилась круглыми глазами.

Разумовский сдержанно усмехнулся. Затушил остаток сигареты и допил коньяк.

— Съешь что-нибудь. Тебя обедом накормили?

— Пытались. — Скривилась непроизвольно в ответ Ила, вспомнив фаст-фуд, который предложил ей розовощекий самовар в форме полицейского.

— Тем более поешь.

— Я… мне надо руки… помыть. — Она встала, не глядя на него обошла стол и чуть притормозила.

— По коридору направо. — Подсказал Вадик, а сам тем временем начал набирать какое-то сообщение в телефоне.

Лона зашла в санузел, закрыла за собой дверь на защелку и первым делом умылась холодной водой. Ей было ужасно жарко. И от выпитого и от собственных ощущений. Понимал ли Разумовский, что своим откровением по поводу их… эм-м-м… нестандартных предпочтений в интимной жизни, подталкивал ее, практически не опытную в этом деле, к эмоциональному срыву? Кажется, нет. Завуалированно посоветовал принять себя, как бабушка Поля. О, архангелы небесные, как это выдержать, спрашивается?! И что не так с этим домом?! Из него словно весь кислород откачали!

Она села на унитаз, решив воспользоваться случаем, так сказать и не тренировать лишний раз мочевой пузырь на выдержку. Уставилась на полотенца, что висели рядом. Нет, в душ она не пойдет, еще чего не хватало. Это бы означало капитуляцию. Но и чувство неудобства из-за личной гигиены тут же тюкнуло молоточком где-то в мозгах. Ила прекрасно понимала, что случится в скором будущем. Ну, сколько они еще просидят вот так? Полчаса? Час? Вадим уже сейчас смотрел таким взглядом, что казалось, сдерживается только из-за желания выжать из нее ответы на свои вопросы.

Подумав, стянула джинсы до колен, выбросила ежедневную прокладку и набрала жидкого мыла в ладошку. Капец. Так она еще никогда не мылась, чтоб не всю себя, а… нет слов. Блииин! Стыдно-то как! С собой ровным счетом — ничего: ни станка, ни эпилятора, ни крема для этого дела…

Еще раз умылась, перед выходом, и, посмотрев на свое отражение, как можно четче произнесла:

— Отстаивать себя. Я — сильная. И буду говорить вслух о том, что не устраивает. Сильная. Очень сильная.

Когда она вернулась, Вадим ел мясо, очень вкусно периодически облизывая кончики пальцев, и продолжал с кем-то переписываться свободной рукой.

— Тебе привет от Марка.

— Напиши ему, что приветы от предателей мне не нужны.

Он не ответил, лишь выдав короткий смешок.

Илона съела немного сыра с виноградом и сказала:

— У меня почему-то складывается такое впечатление, что ты меня так и не услышал.

— Ошибаешься. — Разумовский, видимо к тому моменту распрощался с братом и отложил телефон в сторону. Потянулся за коньяком. — Просто обсуждать это дальше не вижу смысла.

— Отлично. — Она скорчила недовольную мину. — Итого: где сели, там и слезли. Я, так и предполагала, если честно.

— А чего ты ожидала? Что взбрыкнешь и заставишь просесть ради неудобоваримого для меня каприза?

Лона поморщилась. Господи, какой же он топорный и прямолинейный. Тошнота опять подступила к горлу.

— Я надеялась, что каждый из нас сможет подумать спокойно о том, надо ли продолжать такие взаимоотношения, и если да, то найти точки соприкосновения, но, похоже, не суждено.

— Малая. Точка соприкосновения у нас одна — это когда я упираюсь в твою матку. А попытки меня продавить будут заканчиваться плохо. — Сделав неспешный глоток коньяка, добавил: — У меня уже была бизнес-леди на хозяйстве. Больше такой ошибки я не допущу.

Спину Илы окатило волной жара. Ну как это вытерпеть, а? Его резкость обнаженную?

О том, что его бывшая жена закрутила роман на работе, Илона знала. Только и предположить не могла, что этот нюанс может так повлиять на взрослого мужчину. Появление любовника, по ее мнению, зависело не от внешних факторов, а внутренних. Значит, не устраивало что-то, раз искала других отношений. Вадим же теперь дул на холодную воду, не задумываясь и не отдавая себе отчета. Жесть какая.

— В таком случае наши дороги расходятся. Меня не устраивает жизнь в клетке. Даже золотой. А ты рано или поздно найдешь себе гуттаперчевую барышню, готовую раскорячиться под все твои требования.

— Лоночка, расходиться будут только твои ножки, по мере моего приближения.

— Скажи, а говорить пошлости глядя в глаза — твоя обычная манера общения? Или фишка, предназначенная лично для меня? — поежившись в очередной раз, спросила она напряженно.

— Я всего лишь называю вещи своими именами. — Усмехнулся в ответ.

Вадим наслаждался каждой минутой. Чистый кайф — ловить волны ее страха и ожидания неизбежного. Возбуждение вместе с коньяком распространялось по крови, доставляя сладкую истому во все клеточки тела. Предвкушение — наркота, на которую Малая присадила его, сама того не зная. Внутренняя чаша потихоньку наполнялась и когда желание подберется к краю — остановится все: мысли, время, ветер, да и вращение Земли в целом. Он отпустит сжимающуюся пружину и даст выход эмоциям.

Алена, бывшая жена, была совершенно другого поля ягода. Не понимала и не чувствовала его. Нормально прожили два года. После рождения дочери благоверная не хотела сидеть в декрете. Рвалась на работу, несмотря на его попытки убедить и достучаться к материнским инстинктам. Ныла ежедневно доводя до белого каления. Лерке едва исполнился год, как она вымучила из него согласие, и, оставив ребенка на свою маму, отправилась продвигаться по карьерной лестнице.

Примерно с того момента и пошло все наперекосяк.

Постепенно попыталась отлучить от тела, находя постоянные отмазки: болит голова, устала, нет настроения, парад планет, засуха в Иране… Нагибал ласково, но чувствовал себя при этом последней сволочью, получая в ответ бойкоты и показательные обиды. Тупил год, находя оправдания такому поведению: маленький ребенок, рабочие дрязги, жизнь изменилась — понятное дело. При том, что Лера являла собой пример практически идеального младенца: спала всю ночь, практически не капризничала, могла часами возиться с игрушками, не требуя особого внимания; даже зубки все вылезли без проблем — ни температуры, ни плача.

Еще через год-полтора, у них случился очень неприятный разговор. Как-то на его приставания получил раздраженное шипение о том, что ему только это и надо, а так же претензию по поводу условий жизни.

— Ты бы лучше свою энергию направил на расширение жилплощади для семьи. Ютимся в этой двушке малометражной, как в коммуналке!

— Мне, может, любовницу завести? — огрызнулся в ответ.

— Заводи! Только заразу в дом не принеси.

Уже тогда стоило задуматься над тем, почему пропал ее интерес как женщины к нему, как к мужчине. Ведь до ее выхода на работу — все было отлично. После этих откровений Алена ассоциировалась у него в дальнейшем с классным трейлером к неудавшемуся фильму. Шикарный анонс и облом в итоге. А деньги заплачены. И это не поход на киносеанс, где можно просто встать и уйти.

Неоднократные попытки исправить ситуацию не увенчались успехом. Алена оживала ненадолго и снова возвращалась в уже привычную колею недовольства. С причмокиванием отрабатывала только ништяки — поездки на отдых за границу, кольца с брильянтами, покупку машины для нее. За шубу из соболя не только месяц сосала ежедневно, но и задницу сама себе смазывала. Цветы, мягкие игрушки, ужины в ресторанах — мимо кассы. Принимала такие знаки внимания с застывшим выражением лица, отбив всякое желание их оказывать в дальнейшем.

Семейная жизнь напоминала синусоиду. Иногда Разумовскому даже казалось, что все, наконец, наладилось, когда жена начинала вести себя иначе: возвращалась веселость, хорошее настроение, некий кураж. И интимная сторона жизни чуток оживала. Ненадолго, правда…

Глава 17

Так прошли годы. Вадим немного заматерел, стал крепче на ноги в бизнесе. К Алене — огрубел, сам того не желая. Появилось безразличие, судя по всему, как ответ на ее поведение. А потом была ссора, переломившая их отношения окончательно. Как-то вернулся вечером из командировки и застал супругу в компании подружек с выпивкой и полный бедлам в новой, четырехкомнатной квартире. Нагнул ее ночью, впечатав лицом в подушку, и отвел душу, не стесняясь. После чего, утром, спокойно, медленно, немного озлобленно поинтересовался, какое такое могучее фермерское хозяйство она вела целую неделю, сплавив дочь своей матери и не имела возможности загрузить грязную посуду в посудомойку или запустить робот-пылесос.

Про растущую груду нестираного белья, занимающую уже не первый месяц половину ванной, липкий пол в коридоре, откровенный слой пыли — уже и упоминать не стал. Уюта в доме — ноль. Желания туда возвращаться — столько же.

В итоге — плюнул, нанял домработницу.

С благоверной больше не жеманничал. Брал, не спрашивая и не расшаркиваясь, испытывая лично ему понятное блаженство и не заморачиваясь угрызениями совести. На ее попытки возмущения, отрезал:

— Если что не устраивает — я тебя рядом не держу. Секс никогда не выпрашивал, и делать этого не буду.

Алена порывалась было собрать вещи и уйти, но передумала, услышав от него, что бегать между родителями и ним он не позволит.