Вадик застыл, не зная радоваться или огорчаться. Не отказала, но и конкретики никакой. Силой воли замял растущее недовольство. Ладно. Все равно никуда не денется. Он окучит ее тихо и незаметно. Сама потом не поймет, когда все выходы будут отрезаны. Скорее бы в Вильнюс! Там расклады изменятся. Его территория. Будет жаться к нему неосознанно, чем он воспользуется по полной программе.

— Хорошо, как скажешь. — Постарался, чтобы голос звучал спокойно. Подержал еще на руках, показывая, что все в порядке, чтобы расслабилась, но приставать не стал. Уязвленное самолюбие все же дало о себе знать.

Спать легли в обнимку. Ему ужасно хотелось курить, но вставать было лень. К тому же наступила апатия. Все, что он делал сейчас, нужно только ему? А ей?

Лонка, словно читая его мысли, повернулась.

— Обижаешься? — спросила тихо, теплым выдохом в горло.

— Нет.

Она протянула руку и коснулась ладошкой его щеки.

— Я боюсь того, что сейчас происходит. В наши отношения непроизвольно втянуты все…

— Лонк, со штампом в паспорте или нет, а отступать некуда, ты разве не понимаешь этого?

Илона задумалась, судя по всему, так как замолчала на какое-то время.

— Да, ты прав. — Нашла в темноте его губы, поцеловала, но, не дождавшись ответа, вздохнула печально: — Обиделся.

— Давай спать, Малая.

На следующий день Вадим, благодаря связям сделал ей биометрический паспорт, потом отвез Илку домой; заехал на свою фирму, где на нервах устроил разнос и только ближе к вечеру появился на пороге квартиры.

В воздухе, висело напряжение, чувствовалась натянутость в разговоре, несмотря на ночные объяснения. Ехать к матери ему не хотелось. Не то настроение, чтобы чаи гонять и отвечать на вопросы. Поднимаясь по ступенькам, решал что делать.

Илона встретила его на пороге, словно поджидая. Чмокнула в щеку.

— Голодный?

— Да. — Он погладил ее по голове. — Ты, наверное, собирайся. Поужинаем у меня. Маму гложет любопытство. Того, что мы рассказали твоей для них мало. — Улыбнулся вымученно.

— Хорошо. — Кивнула, и, развернувшись, пошла в сторону шкафа.

Разумовский достал телефон, начал машинальными движениями искать нужный номер. Мельком взглянул на Малую и застыл. Нажал на вызов.

— Ма, привет. Мы завтра приедем, сегодня заняты. Угу. Да. Нет, сегодня никак. — После чего вырубил сотовый полностью.

— Ты передумал? — спросила Лонка, не оборачиваясь. Потянулась к верхней полке.

— Замри. — Приказал, двинувшись в ее сторону и чувствуя, как сердце начинает колотить в груди. Подходил и еще не верил до конца. Плохое настроение как ветром сдуло, уступая место изумлению и даже растерянности отчасти.

Нет, быть того не может. Эта малявка решила свести его с ума, однозначно. Приблизившись, поднял вверх короткую юбочку, посмотрел. Непроизвольно задержал дыхание. Земля качнулась под ногами.

— Что ты там приготовила? — поинтересовался осипшим голосом.

— Картошку с грибами. Еще мясо по-французски.

— Накладывай. — Произнес, пытаясь совладать с собой. Лона вывернулась и отошла, все так же, не оборачиваясь.

Понаблюдав несколько минут за пушистым хвостиком, выглядывающим из-под ее юбки, молча отправился в ванную. Принял душ.

— Малая, а ты понимаешь, что я тебя теперь не отпущу, даже если умолять будешь? — спросил, вытирая волосы и отбрасывая полотенце на стул.

— Есть маринованные огурцы к картошке. Доставать? — Заглядывая в холодильник, вместо ответа предложила Илона.

— Да, давай. — Согласился, включаясь в игру. Сел за стол, но спокойно реагировать на происходящее не мог. Глаза сами поворачивались к ее ногам. — Когда нашла?

— Вчера.

— И как… ощущения? — не сдержался, чувствуя, как собрат снизу начинает руководить процессом, заменяя одно чувство голода другим, совершенно иного плана.

— Необычно. — Лонка аккуратно села напротив и взяла вилку в руки. — И возбуждающе. Я мокрая. — После чего… принялась кушать!

У Разумовского от услышанного даже руки задрожали. То, что делала Малая, было намного лучше, чем любые из его фантазий. Чувства захлестывали до помрачения.

— Ешь, а то остынет.

Он не ответил. Молча встал, достал бутылку с бренди и два бокала. Налил.

— Пей. И не наедайся сильно. — Посоветовал, отодвигая тарелку, так и не притронувшись к еде. Илка замерла на секунду, встретившись с ним взглядом, после чего послушно отложила приборы в сторону.

Минут через пять ей видимо захотелось испытать его выдержку.

— О! К бренди у нас есть апельсины. Пробовал сочетание? Мне нравится. — Осторожно встала и опять забралась в холодильник, наклоняясь к нижней полке и заставляя Вадика забыть обо всем, что знал и помнил до этого момента.

— Малая, ты… — Чуть не задохнулся. — Лучше присядь и допей. — Сглотнул, прикрывая глаза.

— Да, сейчас, погоди минутку. — Ответила с расстановкой твердо, направляясь к мойке.

Разумовский, теряя самообладание, двумя глотками осушил бокал и поднялся. Прижался к ней сзади.

— Если хочешь еще поиграть, разряди меня. — Потребовал хрипло, упираясь и давая почувствовать насколько возбужден.

— Думаю… на первый раз хватит. Я еле держусь. — Призналась тихо.

От услышанного его окончательно повело. Нет, это не женщина, а край Вселенной!

А потом было все и даже больше. Полный улет. Безудержно, остро, горячо. По самой кромке. Отпустив себя истинного на волю. В вечность. В систему координат, куда заглядываешь лишь на миг — он провалился… и только имя на губах… Малая…

…

Глава 21

Илона потянулась всем телом и перевернулась на другой бок. Хотелось еще поспать, но сознание уже вынырнуло из неги не давая расслабиться. Впереди суматошный день. Ей предстояло съездить к Надежде Серафимовне, чтобы та назначила противозачаточные, потом к себе на работу — вымолить прощение и в идеале договориться о дальнейшем сотрудничестве по удаленному доступу, а вечером ее ожидала вишенка на торте — встреча с Лидией Ивановной.

Почему-то перед последней было особенно стыдно. Словно выканючила ее сына, измором взяла. О каком уважении с ее стороны может идти речь? Нет, тетя Лида не относилась к ней плохо, наоборот, всегда была ласковой и понимающей, что ли. Но теперь ситуация изменилась и как сложатся их отношения в дальнейшем — одному богу известно.

Разумовский еще спал, устроив голову на собственном плече и смяв подушку. Как же хорошо, что он не храпит! И красивый. До боли. Идеальный какой-то даже. В юности долго занимался боксом, и, не смотря на годы, спортивное прошлое оставило след на слаженности фигуры. Ему очень шла его запущенная небритость — и бородой нельзя назвать, но и далеко не щетина. А глаза! Темно-карие, практически черные. В них невозможно смотреть без содрогания. Становится страшно и сладко одновременно.

Непонятно к чему вспомнился Дима Соловьев, парень с которым встречалась недолго. Он был на три года старше, работал юристом в большой корпорации. Завидный жених, как сказали бы многие. И это, наверное, действительно было так, если бы ко всем своим достоинствам смог хоть немного стать… Вадимом.

Не сумел Димка заварить в ней тот гормональный соус, который Вадик вспенивал одним взглядом. Храпел во сне, курил что-то невообразимо вонючее, и кушал. Много. Да так, как будто пережил голодовку. В постели ни разу не довел до оргазма. А еще по утрам чистил носоглотку с таким ревом, что казалось и мозги свои, юридически подкованные спустит в умывальник.

Он ночевал-то у нее раз пять, но и этого хватило за глаза. Плюс Разумовский примчался нежданно-негаданно. Как почувствовал, что надо вмешаться. После той ночи Илоне стало окончательно ясно — с Соловьевым пора прощаться.

Она тихонько выбралась из кровати, морщась от боли. Так, наверное, чувствуют себя марафонцы, пробежав энное количество километров. Дружба с равновесием опять дала крен, но на ногах девушка кое-как удержалась.

Зашла в душевую кабину и включила горячую воду. Как же хорошо! Набирая в ладонь гель, отчего-то покраснела, вспоминая прошедшую ночь. Где проходит грань между чувственностью и развращенностью? Кто ее проводит? По всему выходило, что оба — и мужчина и женщина. Эдакая тонкая материя одна на двоих.

Лона всего лишь подыграла. Это оказалось проще, чем казалось вначале. Мало того, ей понравилось то, что происходило. Другой вопрос как вести себя, если он захочет чего-то такого, что для нее неприемлемо? Как-то одна из сотрудниц, переживая развод, в сердцах поделилась, как пошла на поводу у бывшего мужа и позволяла надевать на себя ошейник с кляпом. Она вспоминала об этом с отчетливым отвращением и далеко не литературными фразами, а потому было понятно сразу — насиловала сама себя непонятно зачем. В угоду. Бред, конечно, но сколько подобного сплошь и рядом?

Ила намазывала себя кремом, когда он появился на пороге. Подошел, поцеловал в шею.

— Чего меня не разбудила? — спросил сонно и отправился в душ.

— Не знаю, а ты торопишься куда-то?

— Ну, не то чтоб тороплюсь, но дел еще сегодня хватает.

В то утро Илоне показалось, что жизнь прекрасна. Она была настолько заряжена позитивом, что все вопросы решались сходу. Взобраться на гинекологическое кресло? Да запросто! Покаяться и полебезить перед директором бюро переводов? Без проблем! Объясниться с мамой, к которой так и не заехала вчера? Легко! Все шло как по маслу, аж дух захватывало. Ровно до того момента, как села к Разумовскому в машину.

По дороге к тете Лиде, он, словно невзначай, поинтересовался:

— Как день провела? Что делала?

— Моталась по городу, утрясала все. — Ответила туманно.

— И что, если не секрет?

Его спокойный тон почему-то насторожил. Люди, живя под одной крышей, начинают чувствовать подобные вещи. Сбой невидимой атмосферы не требует доказательств, его понимаешь сразу.