— А как же… работа?

— О чем я тебе только что сказал? Еще помнишь? Так вот для меня важнее ты. — Вадик взял ее за подбородок и потянул вверх. Легонько коснулся губами кончика Лонкиного носа. — Лапуля, проявляй гибкость, а то поломаю ненароком. Есть вещи, которые обсуждению не подлежат. Прими это как данность, без возмущений и других эмоций, спокойно. Как то, что небо голубое, а вода мокрая. Супранти?

— Супранти. — Кивнула неуверенно.

Разумовский отвез ее в Тракай; там нашел гида; терпеливо гулял с ней несколько часов вокруг и внутри замка. Он даже, поражаясь сам себе, бросил монету в «Колодец желаний» целя в заветный кувшин, загадав двух сыновей. И попал! Отчего потом радовался как мальчишка.

Счастливая Лонка, по дороге назад, жевала кибинай держа двумя руками и не было для него картины приятнее. Если в таких совместных поездках и заключается сакраментальная фраза «уделять внимание» — так он готов повторять это каждую неделю. И не обязательно дожидаться выходных!

Декабрь прошел тихо и спокойно. Жизнь наладилась. Так ему казалось. Ровно до того момента, пока не наткнулся на список плюсов и минусов касательно собственной персоны. Это была незамысловатая таблица из двух столбцов, написанная Илкой в блокноте, где она делала записи по работе.

Прочитав, у него вначале задрожали руки. Потом закипела голова. Удар был нанесен не по самолюбию, а по уверенности в себе. Он-то думал, что между ними нет недомолвок или неприятия, а оказалось — нет.

Пункты под отрицательным знаком напрочь вышибали из колыбели покоя, в которой находился до этого… Из всего выходило, что то, что удобно ему — Лонку… не устраивает!

Глава 24

А Илона действительно написала его, список этот. И не развлечения ради. Ей было некомфортно от многих вещей. Напрягал каждодневный скрупулезный отчет о том, что делала и куда ходила. Бесила просьба не гулять по городу без него, а так же недовольство из-за ее общения с Лаурой. Раздражал запрет на спиртное — теперь ей полагался максимум один бокал красного сухого вина вечером (которое она терпеть не могла!). Секс как ежедневная повинность тоже не воодушевлял. После той злосчастной ночи ей почему-то было тяжелее расслабиться, чем раньше. Живя фактически в замкнутом пространстве, выход из квартиры начала воспринимать как праздник. Разве это нормально? Радоваться так обыденным вещам? Пристрастилась вдруг ходить в церковь неподалеку. Нет, последнее не значилось в списке, но почему-то вызывало в душе тоску.

Из плюсов — забота, защита, внимательность, уверенность в том, что желанна. Она все еще до конца не понимала, любит ли ее Вадим или ему просто уютно с ней? А потому это слово стояло со знаком вопроса. Главным пунктом было: он мой. Просто и лаконично. Но на чаше весов сие играло самую важную роль, как ни странно.

Еще Лону очень смущали странные перепады настроения Разумовского. Периодически стала появляться некая натянутость, что ли. Она догадывалась, что это связано с его желанием ребенка, но до конца уверенности не было. Он, после начала очередных месячных, вдруг озаботился вычислением периода овуляции. Попросил измерять температуру. Там. Признаваться в том, что пьет таблетки, не хотела, а потому пришлось мириться и с этим.

Одним словом, несмотря на вполне положительный окрас их отношений, чувство неудобства присутствовало, затягивая все незримой душной пеленой. Вот так и появился список.

Вадик вернулся в тот день в обед. Пока Илона разогревала и накладывала еду, не обратила внимания на то, где он и чем занят. Поставила тарелку на стол и начала доставать приборы из кухонного ящика. За спиной раздался грохот. Разумовский смел рукой все со стола и бросил на него блокнот. Потом взял Илу за предплечье и подвел туда. Молча нагнул, уперев ее ладони по бокам от тетради, дернул вниз штаны.

— Пройдемся по пунктам, Малая?

…

В процессе схватил за кисти рук, заставив упереться лицом в написанное.

…

После, ткнул пальцем в таблицу и прошипел:

— Ты забыла дописать, что течешь от меня всегда. Даже сейчас.

Он ушел, бахнув за собой дверью. Вернулся часа через три. Без слов подхватил Лону и усадил на руки, лицом к себе. Прижал крепко.

— Вадим… где мой паспорт?

В ответ молчание.

— Верни мне его, пожалуйста.

Никакой реакции, лишь щурился напряженно. Минут через двадцать сказал негромко:

— Поменяй свое отношение к тому, о чем прошу, иначе зайдешь в тупик. Я не смогу измениться. И не отпущу. Даже не надейся.

Ее торкнуло не то, что он говорил, а как. Мольба на надрыве. Рычание раненного зверя. Ультиматум палача. В тоне голоса было все это вместе приправленное такой горечью, от которой кровь останавливалась.

— Дай мне немножко свободы. Я задыхаюсь, Вадь.

— Столько хватит? — измученно улыбнулся, показав большим и указательным пальцами в воздухе некий отрезок в несколько сантиметров.

— Не. Мало. Вот столько. — И она раздвинула его пальцы немного, втайне радуясь, что конфликт не вышел за пределы невозврата.

— Хорошо. Мы обсудим. — Он потянулся к ее губам и поцеловал. Нежно, ласково. Посмотрел прямо: — А теперь мне нужен честный ответ. Пообещай, что скажешь правду.

Ила подняла в удивлении брови и нерешительно ответила.

— Ну… хорошо. Обещаю.

— Ты кончила или… я не правильно понял?

Почувствовав, как кровь ударила в лицо, уткнулась ему в шею. По ходу бабушка Поля послала ей пламенный родственный привет. Стыдно-то как! Признать личный атавизм такого плана пока не могла.

— Я пойду на курсы литовского. Они по вечерам, три раза в неделю. И тебе придется мириться.

Разумовский отклеил ее от себя, заглядывая в глаза с лукавой улыбкой.

— Пользуешься моментом?

— А как же. С тобой, видимо, иначе нельзя.

— Окей. Но с условием, что я буду забирать тебя оттуда. И ты познакомишь меня с преподавателем. — Он опять ее обнял и поцеловал в волосы. Подышал, обдавая теплом, и видимо, все же решился: — Я тебя… не сильно? Нигде не болит?

— Нет. — Ответила и тут же сжалась, стесняясь.

Помолчав немного, предложил:

— Как на счет французской кухни?

Илона все еще конфузилась и краснела. Где взять сил, чтобы это выдержать, спрашивается? И как он понял?! Ведь сдерживалась!

— Не знаю. — Ответила, лишь потому, что молчание затянулось.

— Идем. Закажем тебе улиток. Возьмем двойную порцию — целых двенадцать штук! Будешь весь вечер жевать. Все как ты любишь. — Начал подтрунивать, пытаясь ее расшевелить.

— А ты? Лягушечьи лапки? Порций пять сразу?

— Фу, нет. Там отличный тартар из тунца.

— Прелестно. Мне, значит хрупать резиновые шарики, а себе дорогущую рыбу.

— Я поделюсь. — Вадик, воспользовавшись моментом, добрался к ее губам, легко прорвался языком внутрь, заставляя отключиться от стеснения и робости. Оторвался нехотя. — У нас коньяк дома есть?

— Не знаю. Ты же ввел квоты для меня.

— Лон, это временно и мы ведь обсудили уже.

Разумовский ввел ей лимит на спиртное в связи с надеждами на беременность. И слово «обсуждали» было не совсем верным. Но удивляло другое. Несмотря на ситуацию, и, казалось бы, желанное примирение, позиций не сдал даже на тот вечер. Единственное, на что расщедрился, это заменить красное вино белым.

Ресторан «Бальзак» находился буквально в десяти минутах ходьбы от их квартиры, а потому решили пройтись пешком. Погода способствовала. Двадцать третье декабря, а на улице всего три градуса мороза. Днем даже солнце показывалось периодически.

— Лапуль, скажи мне, ты давно у гинеколога была?

Илона чуть не споткнулась, ощущая, как по спине прокатилась волна паники, вызвав дрожь.

— Сравнительно недавно. А что?

— Когда? — поинтересовался вместо ответа.

— Месяца три назад. — Соврала. Не рассказывать же про поход к Надежде Серафимовне накануне отлета. Не озвучила тогда, так теперь и вовсе незачем.

— Погоди. Ты что же, в чужом городе пошла? — Вадим остановился.

— Это так удивительно?

— Не знаю. — Он вперился в нее своими темными глазами. — Объясни, чтобы я сейчас плохих догадок не строил.

— У меня была задержка. Как потом оказалось на нервной почве. Еще я родинку на ноге лазером удалила, пока жила у Алевтины Васильевны. Допрос окончен?

— Не рычи на меня. — Наклонился к ней Разумовский, заставив неосознанно отшатнуться, но руку не выпустил.

Ила замерла и вдруг в голове прозвучала отчетливая резкая мысль: «Ничего у нас с тобой не выйдет, Вадь». Настолько ясно и больно, что воздуха стало мало для вдоха. И горло закрутило чем-то острым.

— Иди сюда, хрустальная моя. — Он внезапно подтянул ее к себе и обнял. Видимо увидел во взгляде что-то нехорошее. Читал как книгу. — Малая, контролируй себя, пожалуйста.

— Извини. — Попросила прощение ему в грудь, потому, что понимала — огрызалась из-за напряжения, а оно было вызвано тайной, которую сама же создала. Вадик лишь ковырнул в правильном направлении и ничем не заслужил грубости.

Придя в ресторан и сделав заказ, Лона хотела было посмотреть ленту новостей в соцсетях, но стоило взять телефон, услышала:

— Давай поговорим. — Он дождался пока она отложит айфон в сторону и накрыл ее руки своими. — Лоночка, послушай меня внимательно. Я хочу обсудить с тобой один раз и по возможности больше не возвращаться к этой теме. Тебе придется смириться с тем, что я хочу быть в курсе любого твоего шага. Знать, что ты делаешь и чем занята — для меня такая же необходимость, как почистить зубы утром и вечером. Дальше. В конце января сюда переедут Марк с Сашей. Если тебе мало прогулок — подожди немного. Будете гулять вдвоем. Общение с Лаурой закругляй. То, что вы встречаетесь иногда — для меня не секрет. — Заметив изумленный взгляд Илоны, пояснил: — У нее отвратительные духи и каждый раз, когда вы встречаетесь, я чувствую запах от тебя. Она ими поливается, что ли?