Проклятье! Стеснительность, замаскированная под мизантропию, начинала действовать мне на нервы.

– Понимаю, – деловито произнесла я.– Может, кого-нибудь пригласишь? Друга? Товарища с занятий по актерскому мастерству?

– Здесь у меня нет друзей. Тем более товарища с занятий.

– Тогда позвони кому-нибудь в Лондон, – предложила я, проникнувшись его проблемой. – Пусть прилетят, Пейдж все устроит. Допустим, одной из бывших подруг?

Годрика перекосило.

– Не неси ерунды.

– А родители? Неужели откажутся провести чудный уик-энд в Нью-Йорке?

Годрик приковал ко мне мрачнейший взгляд

– Родители? Забудь. Пейдж уже заявила мне: твои предки не вписываются в имидж, который я тебе создаю. Недостаточно, видите ли, они крутые и аристократичные. Даже спросила, нет ли у меня родственников посимпатичнее, которых было бы не стыдно пригласить на премьеру.

– Неужели? – пораженно воскликнула я.

Годрик кивнул.

– Это еще что. Если бы ты знала, какой она сначала придумала для меня псевдоним. Не в курсе?

Я покачала головой.

– Год. Год Спенсер. Я, разумеется, бурно запротестовал.

Я поджала губы. Год? Выходит, я думала о Пейдж Дроган лучше, чем она заслуживала.

– Как отреагировал Джонатан на… приключение с машиной? – поинтересовался Годрик.

– Я, окажись на его месте, разозлилась бы в сто раз сильнее, – осторожно ответила я. – Бабушка, конечно, перестаралась – превратила историю в дешевую мелодраму. Я попыталась растолковать это Джонатану. По-моему, он даже позабавился.

– Не удивлюсь, если узнаю, что все подробности растрепала газетчикам Пейдж, – проворчал Годрик.– Полиция не имеет на это право, ведь нас тут же освободили, верно?

Я внимательно на него посмотрела и нахмурилась.

– Верно. Должно быть, это она.

– Чертова проныра! – выругался Годрик. – Я ужасно расстроился. А ведь мы здорово покатались с тобой, согласна?

– Э-э, да. Согласна. Годрик уставился в кружку.

– Я сто лет ни с кем так… не веселился. Спасибо. Что выручила из беды. Не представляешь, как я тебе благодарен.

Он неловко похлопал меня по руке. Было в выражении его лица нечто такое, что странным образом трогало. Несмотря ни на что, я вдруг почувствовала, что мы с Годриком понимаем друг друга, более того – что я помогла ему. Стыдно признаться, на душе потеплело.

Естественно, Годрик не заставил долго ждать и испортил волшебство минуты чисто мужской выходкой.

– Знаешь, Мелисса, – сказал он, наклоняясь вперед так, что из-под рубашки «Аэртекс», не застегнутой на две верхние пуговицы, показались темные волосы, – ты девушка что надо. Без комплексов.

Я резко откинулась на спинку сиденья, будто обожглась. В последний раз меня называли девушкой без комплексов, когда я сидела в ресторане «Савой» в парике и чулках, а мой сотрапезник все намекал, что я будто сладкий десерт. Старику было шестьдесят с лишком, и у него пошаливало сердце, однако, ставя его на место, я не делала скидок на болезнь и возраст.

– Что за выраженьице? – спросила я довольно строгим голосом.

– Чем оно тебе не нравится? – Годрик приподнял брови. – Я в самом лучшем смысле. Это же прекрасно – быть без комплексов. – Он уверенно кивнул. – Я, будь на твоем месте, радовался бы.

Знаете, подчас мне кажется, мужчины и женщины, хоть и пользуются одним набором слов, говорят на разных языках.

– Годрик, – твердо произнесла я, – когда тебя называют «без комплексов», возникает чувство, будто ты производишь впечатление… уличной.

– Ерунда! – возразил Годрик. – «Без комплексов» – значит любительница приключений, понимаешь, не та, у которой без счета клиентов. Если кто-то думает иначе, пусть себе думает.

Я в оцепенении на него уставилась.

– По-твоему, это должно радовать?

– Мужчины тащатся от девчонок без комплексов, – развивал тему Годрик. – С ними только и гуляй. Они изобретательны. Выдумают такое! Как ты, когда нас сцапали. Признаюсь честно, у меня нет слов. Вспомнишь, как ты выкрутилась, – не верится. О чем это говорит? Да о том, что натура у тебя на редкость широкая!

Он болтал и болтал: о выпивке, веселых проделках в парке, быстрой езде, охотниках носить одежду противоположного пола.

Внезапно я поняла, почему Джонатан не желал, чтобы я общалась с Годриком, чтобы заменяла подругу всякому другому одинокому парню. В их глазах я была такой, как описывал Годрик. Авантюристкой, готовой на все.

Холодные щупальца страха обвились вокруг моей шеи, где надлежало красоваться жемчужному ожерелью добропорядочной девушки. Почему никогда прежде я не смотрела на ситуацию с этой точки зрения?

Не желала я быть авантюристкой. Авантюристки никогда не выходят замуж. И в пятьдесят пять вынуждены довольствоваться компанией лабрадоров да прогулками на пони из клуба. Авантюристок повсюду приглашают на рождественский ланч, но они неизменно отвечают отказом – «из-за собак». И проводят день, попивая «Бей– лис» да со слезами на глазах следя за путешествиями Майкла Палина. Короче говоря, в таких никто не влюбляется.

По большому счету в этих девушках нет ничего дурного. Но они все еще девушки, когда приходит пора прибегать к помощи гормонозаместительной терапии. Не совсем это правильно.

Быть изобретательной мне, разумеется, нравилось. И приятной собеседницей, но не авантюристкой.

Я молча смотрела на разворачивавшиеся перед глазами картины грядущей жизни, что напоминали мрачные сцены из диккенсовских книг, а Годрик взахлеб рассказывал о рисковой девице, которая однажды, будучи в одном лишь шлеме полицейского, оседлала бронзового льва на Трафальгарской площади. Готова поспорить на кофе с молоком по цене Гринич-Виллиджа, что не обошлось в его жизни без влюбленности в некую чокнутую, может, старше, чем он.

– …и, само собой, все это… ужасно… сексуально.

Годрик, причмокивая, сделал глоток чая и прикинулся, что последнего слова вообще не произносил.

– Знаешь, Годрик, – сказала я, – может, в твоем понимании «девица без комплексов» – это забавно и весело, но послушайся моего совета: больше не отвешивай этот комплимент девушке если только не хочешь окончательно с ней порвать. У меня был один… – Я в нерешительности помолчала, но продолжила: – У меня был один парень, который тоже полагал, будто слова «ты малышка без комплексов» – для девушки лучшая похвала. Он носил туфли от Гуччи и заставлял меня забирать из химчистки его шмотки.

– Серьезно? – Судя по выражению лица, Годрик, видимо, не знал, положительная это характеристика или наоборот. – И чем все закончилось?

– Мы расстались – он ушел к другой. Но речь не об этом. Мне следовало понять в самом начале, что раз уж Орландо заявляет: «Парни обожают девушек без комплексов», ему нужно только одно.

Лицо Годрика потемнело.

– Нет, я, конечно, сходила по нему с ума, – продолжала я, ободренная тем, что собеседник в ужасе. – Он необыкновенный. Настоящий красавец и невообразимо хорош в… – Я покачала головой. Разглагольствовать о подобных вещах было не время. – Но теперь я осознаю, что лишь человек типа Джонатана… Что? Почему ты так странно на меня смотришь?

– Орландо? – требовательно спросил Годрик. – А фамилия?

– Ты его не знаешь, – сказала я. – Он не актер.

– Я ведь не только актер, – пропыхтел Годрик. – Как его фамилия?

– Фон Борш, – ответила я. – Орландо фон Борш. Его отец – производитель фаршированных оливок. Сам Орландо стопроцентный европейский щеголь. Я бы даже сказала: щеголь в позолоте. Может, ты видел его…

– Я прекрасно знаю, о ком речь. – На Годрике лица не было. – Он увел Крис… Мою девушку, после «Сумасшедшего Ларри», как раз перед тем, как я полетел на съемки этого дурацкого фильма. В тот вечер я видел ее последний раз.

Как же тесен мир!

– Правда? А что, «Сумасшедшего Ларри» еще показывают? – полюбопытствовала я. – Я к тому, что… Послушай, это ужасно! Бедняга! Как, говоришь, ее имя?

– Кристи, – неохотно ответил Годрик–Кристи Каррутерс. Ты с ней знакома?

Я покачала головой.

– Нет.

Годрик отвернулся, точно раненый зверь.

– Я почти переболел. А она… Если ей по вкусу такие придурки, что ж! Ради бога!

Я протянула руку и пожала его большой палец. Вот, значит, о какой бывшей девушке упоминала Пейдж. Неудивительно, что Годрику было на все наплевать. Я чувствовала, что он хоть и огрызается на каждое слово, в душе неплохой парень. Вроде Храбреца: рычит, но не кусает.

Впрочем, нет, Храбрец вполне мог пустить в ход зубы. А Годрик – поднять руку даже на полицейского. Хорошо, в тот раз он промазал, в противном случае не помогли бы никакие выдумки Однако, несмотря на все это, догадалась вдруг я, и тот и другой ведут себя так лишь потому, что боятся доверять людям, не желают снова страдать. Храбрец, в свое время заброшенный хозяевами-трудоголиками, намучился от одиночества. Годрик стал отъявленным грубияном после того, как его бросила подруга.

Какая проницательность! Я моргнула, поражаясь собственной способности так точно определять источники чужих бед. Ни дать ни взять Опра! Еще месяц-другой в Нью-Йорке, и будет впору открывать собственное телешоу.

– Не то чтобы у нас была большая любовь, – промямлил Годрик. – Но Кристи мне, э-э, очень нравилась. Казалось, и я ей небезразличен. – Он в нерешительности замолчал и поднял на меня свои щенячьи глаза. – Э-э… Ты женщина, Мел… Как думаешь, не потому ли, что я просил ее…

– О чем просил?

Годрик густо покраснел, а в моей голове закружились вереницей самые невероятные предположения.

– О чем? Просто скажи, и все. Годрик испуганно на меня взглянул.

– Нет, я не о том… Боже упаси!

Я мигнула. Честное слово, я уже не знала, что и подумать.