— Да, — согласилась Анна. — Вам надо было сесть всем вместе, как взрослым людям, и обсудить эту проблему.

Мирна долго смеялась.

— Я думала, что ты знаешь мою семью. Папа вечно нудит об эмоциях Грима.

— Ну, возможно, это только потому, что он не умеет выражать свои собственные.

— Нет. Он просто думает, что чувства Грима каким-то странным образом связаны с его сексуальностью.

Анну беспокоило, что Грим — гомосексуалист. Он был единственным мужчиной в ее жизни, который по-настоящему потерял от нее голову. Он бегал за ней все эти годы — с тринадцати до тридцати. Его страсть придавала Анне уверенности в себе. Она чувствовала себя роковой женщиной — по крайней мере, для одного мужчины. Так было до тех пор, пока в прошлом году Грим не объявил о своей гомосексуальности. И после этого Анна почувствовала себя каким-то идолом гомосексуализма, этакой провинциальной Джуди Гарланд[46].

Ее посетила мысль, что, если бы она не дала Гриму от ворот поворот, то сейчас они были бы уже женаты и у них было бы двое детей. Они были бы счастливы. До тех пор, пока в один прекрасный день во время их поездки в торговый центр садоводства он вдруг не признался бы ей, что все это время он был геем. Плоская грудь Анны заставила его поверить в то, что вообще-то она была мужчиной. Как же они объяснят все это своим четырем детишкам?

— Почему бы тебе не вернуться сегодня? — предложила Анна. Если бы Мирны не было дома, переезд на квартиру Себастьяна прошел бы менее болезненно для всех них.

— ТЫ шутишь? Чтоб я рисковала жизнью и разъезжала на метро в такую темень! — По словам Мирны, проблема общественного транспорта состояла в его доступности для широких масс.

— Между прочим, звонил твой отец, — сообщила Мирна.

— Да, он помогает мне переезжать.

Слова Анны повисли в воздухе. Они были почти видимыми.

— Что он помогает тебе делать? — переспросила Мирна, хотя, разумеется, все отлично слышала.

— Нууу… Я как раз собиралась тебе рассказать. Все это произошло, пока тебя не было. Мне предложили пожить полгода в отличной квартире в Челси. Фактически бесплатно. Один из друзей Шона искал человека для присмотра за своей кошкой. Целая квартира, — добавила Анна. — Одна спальня и…

— Ну-ну, — удивленно протянула Мирна.

— Квартира действительно очень милая. Тебе понравится.

Откуда это нелепое чувство вины, будто у нее тайный роман? Этак она докатится до того, что предложит Мирне забрать себе половину ее посуды.

— У Себастьяна в Нью-Йорке будет практически все, что нужно для жизни, так что я оставлю тебе свою посуду, — сказала она.

— У Себастьяна?..

— И если ты не возражаешь, то Том хотел бы переехать сюда, в мою комнату.

— Конечно, нет проблем, — ответила Мирна таким тоном, будто Анна бросала ее в ужасной ситуации на произвол судьбы. — Себастьян? — снова спросила она недоуменно, как будто никогда не знала, что такие аристократические имена действительно существуют.

— Он такой красивый — даже трудно себе представить. Как и все его друзья.

— Так, значит, Том не переезжает вместе с тобой? К тебе и ко всем твоим новым и «красивым» друзьям.

— Ему никто и не предлагал.

— Он что, недостаточно красив?

Было очевидно, что сегодня Мирна еще не виделась с Томом. Иначе он уже сказал бы ей, что переселяется в комнату Анны. Он объяснил бы ей, что они разошлись почти полюбовно. Что их пути разошлись. И что Анна, без всяких сомнений, скоро начнет спать с Шоном.

Когда-нибудь Том тоже найдет свое счастье.

Может быть, Том найдет свое счастье с Мирной?

От этой мысли Анне стало как-то не по себе. Она решила сменить тему.

— Вообще-то, м-м… я переезжаю сегодня вечером. Да. Он оставил кошку… — Она твердо намеревалась довести дело до конца.

— А ты вообще собиралась поставить меня в известность? — Мирна покачала головой. Она снова погрузилась в свою детскую книжку — с еще большим самозабвением. Можно было подумать, что в ней скрывается ответ на все ее вопросы. Кэти никогда бы не предала Кловер подобным образом.

— Конечно, собиралась. Просто мне нужно переехать прямо сейчас, вот и все.

Неужели Мирна не понимает, что Анна больше не может жить так и дальше, — делить с ней кухню, мужчину и микроволновку? Скрепя сердце слушать любимые радиопередачи Мирны для меньшинств. Усаживаясь перед телевизором, спрашивать у Мирны, не хочет ли она сесть с другой стороны. Ей никогда не нравилось, как Мирна загружает посудомоечную машину. Полный хаос. Ножи лежали там, где должны стоять стаканы.

— Ну, мой отец будет доволен, — сказала наконец Мирна, пытаясь рассмеяться.

— Почему?

— Ну, я наконец-то начну жить с мужчиной. Хотя, естественно, он предпочел бы, чтобы я жила с ним во грехе. Он сказал бы, что это более по-женски. Может быть, я буду врать и притворяться, что Том — мой бойфренд. И брать его с собой на семейные обеды. Насколько я знаю своего отца, он обязательно найдет какой-нибудь недостаток — даже в Томе.

— Да. Он скажет, что Том слишком обыкновенный.

— А Том далеко не обыкновенный.

— Как бы там ни было, я все равно буду часто заходить. Если ты меня впустишь, — добавила Анна со смехом. Она знала, что эта квартира, с оборванными обоями, с двуспальными кроватями как из борделя, — впустит кого угодно.

— Да, можешь приходить сюда, чтобы переспать с Томом, — задумчиво проговорила Мирна. — И поужинать.

— Да, — неуверенно сказала Анна. — Я хочу сказать, что все останется по-прежнему, разве что теперь у меня будет ванна-джакузи и чистые ковры.

Но она покривила душой. На самом деле Анна надеялась, что с переездом в квартиру Себастьяна изменится вся ее жизнь. Она даже надеялась завести себе новых друзей, которые гармонировали бы с ее кремовым диваном.

— А еще корзинка под яйца, — добавила она уже более серьезно. — И автомат для льда.

«И Шон», — подумала она. Окунувшись в жизнь Шона, она сможет позабыть о своей собственной жизни.

— Ну, я полагаю, что все рано или поздно меняется, — сказала Мирна.

— Да.

— Хотя я никогда не могла понять, почему все обязательно должно меняться.

— Да, весело было вдвоем, — сказала Анна, понимая, что им никогда не было так же «весело», как должно быть соседкам по квартире. Например, они никогда вместе не делали аэробику, лежа перед телевизором, и никогда не обсуждали, лакомясь мороженым, проблемы карьеры.

Для Мирны веселье заключалось в том, что она валялась в постели, утешая себя тем, что «все могло бы быть гораздо хуже». Она часто радовалась, что ей, например, не приходится скрываться от полиции в каком-нибудь бомбейском борделе или быть в заложниках в Ливане.

У Мирны был настоящий талант видеть во всем только плохое. Гроэ в четырнадцатой главе писал: «Окружайте себя людьми, которые заряжены положительной энергией. Их положительный заряд может отразиться и на вас. Люди, настроенные негативно, оказывают на вас только негативное влияние». Именно поэтому Анна и переезжала. А еще потому, что там были кремовые ковры и ванна-джакузи. И Шон.

Шон и Анна могли бы заниматься сексом, утопая в ковре. Правда, им придется быть очень осторожными, чтобы не испачкать его, — придется заниматься сухим сексом.

Нет, они займутся сексом на той узкой кровати, заваленной подушками и заправленной импортным покрывалом, похожим на экзотический десерт из малины. Разумеется, Анна не могла представить Шона в своей постели здесь на Финчли-роуд. Шон был слишком чистоплотен, чтобы лежать в этой кровати, застеленной серым, в пятнах бельем. Он вообще смотрелся бы нелепо в этой квартире, словно Харрисон Форд, прогуливающийся по съемочной площадке Майка Ли[47]. Гостиная вся пропахла никотином. Ковер не сочетается с портьерами.

Даже сидя Шон абсолютно не вписывался в этот интерьер. Не говоря уже о сексе. А что бы он сказал Мирне? Все его друзья были холеными парнями с безупречно правильным произношением. Ничего похожего на северный акцент Тома.

— Думаю, мне пора укладывать свои вещи.

— Все это так неожиданно… — вдруг проговорила Мирна с тревогой.

— Я знаю. Прости, что не предупредила тебя заранее. Но ты же знаешь, как бывает…

— Конечно, — вежливо ответила Мирна.

— Я надеюсь, ты не очень сильно расстроилась?

— Нет, я в порядке. — Мирна прижала к животу ведерко с курицей, словно грелку. — Спасибо.

Крыльцо дома Себастьяна показалось ее отцу очень высоким и крутым — он тащил на спине тяжелую стерео-аппаратуру Анны. Остановившись, чтобы отдышаться, он увидел в окне первого этажа женщину, подающую им знаки.

— Анна, твоя новая соседка, — сказал Дон, расстегивая молнию на куртке на тот случай, если им придется познакомиться. Женщина вышла на улицу, и Дон улыбнулся, вытирая с головы пот.

— Что здесь происходит? — Очевидно, женщина подумала, что они украли аппаратуру. Но, покосившись левым глазом на пожитки Анны, женщина поняла, что среди них не было ничего такого, что стоило украсть.

«Что же тогда происходит?» — говорил ее правый глаз.

— Все хорошо, спасибо, — сказала Анна с некоторым вызовом. — Я переезжаю в квартиру Себастьяна Ландсмана.

— Со второго этажа? — По тону женщины было понятно, что она не жалует Себастьяна. Она молча кивнула и через несколько секунд исчезла.

Какая жалость, сказал Дон, он был уверен, что узнал эту женщину: она работала в координационной группе Комитета развития южного региона. Казалось, что Дон весь сжался в своей кожаной куртке из-за пренебрежительного отношения этой женщины. Даже после того, как они занесли в квартиру последнюю коробку Анны, он все еще сокрушался, что женщина не дала ему шанса как следует представиться.