– Нет. Все должно быть не так, – повторяла она про себя снова и снова, шагая по улице и прячась в геометрических тенях от высотных зданий, из-за которых за ней подглядывало солнце.

Рабочий день закончился. Вокруг опять появились галстуки, белые рубашки и «деловые» платья.

Может быть, она действительно глупая и легкомысленная, и все что-то придумывает, но завтра она обязательно пойдет на рынок за яблоками. Надо же все-таки испечь эту шарлотку.

Вечером Ахмед вернулся из командировки и перед сном пришел к ней в спальню.

Потом она долго лежала с закрытыми глазами, надев наушники и слушая музыку, не чувствуя ничего, кроме ноющей пустоты где-то глубоко внутри. Под самым сердцем.

* * *

Валентин выложил на ладонь две таблетки и, запив их водой, проглотил. Что-то мало помогают, поморщился он, чувствуя, как они застряли в нижней части горла. Вспомнился вчерашний ночной приступ боли. Надо опять сходить к доктору. Он выпил еще воды и снова начал набирать текст на экране ноутбука. Да, замечательную книгу про холодное оружие Италии он тогда купил в букинистическом магазинчике. Она содержала много ценной информации.

Зазвонил телефон. В трубке послышался голос Дианы.

– Как ты? Почему не звонил целых два дня? Сегодня уже среда! – Ее бодрый и жизнерадостный тон раздражал.

– Извини, заработался, – говорить, что ночью напился и поэтому пролежал целый день в постели, не хотелось.

– Что-то у тебя голос усталый. Все в порядке? Таблетки пьешь?

– Все хорошо, Диана, не переживай. Таблетки пью, как прописал доктор. Работаю. Как семинар? – он старался говорить спокойно, хотя в мозгу вспыхнула надпись с визитки «…with love».

– Не очень, но зато есть возможность в обед позагорать и искупаться в бассейне. Он, правда, небольшой, наверное детский. Полукруглый. Со смешными-смешными рыбками на дне.

– Живыми рыбками?

– Да нет, глупый. Ты не понял. Рыбки выложены цветным кафелем на дне бассейна. – Она рассмеялась, а Валентина вдруг пронзило ощущение ее гладкого, без единого волоска тела. Сразу заломило глаза и кольнуло в груди. Он даже сжал зубы, чтобы не застонать.

– Еще написала письмо маме. Пусть порадуется, а то живет там одна-одинешенька, – продолжала Диана. – Ты что замолчал?

– Все в порядке. Слушаю тебя. Что еще у вас там интересного?

– Все руководство здесь, даже члены совета директоров приехали. Обсуждать стратегию развития компании.

– И Леонид тоже там?

– Да. Он же член совета директоров. Валентин, у тебя точно все хорошо?

– Да. Все отлично. Немного недоспал. Как номера на турбазе?

– Неплохие. Одноместные, со всеми условиями. Еда, правда, дрянь, но это все не главное.

– Это здорово. Ладно, работай, загорай.

Он почувствовал, что последние слова получились злыми и колючими.

– Валентин, если что-то случилось, я сейчас же все брошу и приеду, – в голосе Дианы послышались озабоченные и одновременно раздраженные нотки.

– Зачем? Для тебя же это очень важно. Там твои коллеги. Твои любимые друзья. Тебе там весело, хорошо…

– Валентин, пожалуйста, перестань. Мне… – попыталась прервать его Диана.

– Это же бизнес! – продолжал он, не обращая внимания на ее мольбу. – Тебе же нравится…

В трубке послышались короткие гудки.

Почему все называют ревность пороком и так боятся показать это чувство? Оно же нормальное. Как, например, страх – естественная реакция организма на что-то угрожающее. Мы же не стыдимся сказать «я боюсь…». Почему тогда не говорим вслух «Да, я ревную. Да, я страдаю от мысли, что моя женщина может еще кому-то нравиться»? Тот, кто говорит, что никогда не ревнует, – или врет, или никого по-настоящему не любит. Любовь не бывает без ревности.

Валентин взял телефон и набрал номер Дианы. Нет ответа. Он набрал еще раз. Опять без ответа.

Он простонал и послал эсэмэску: «Прости. Я схожу с ума от ревности, потому что очень сильно хочу тебя».

Через несколько минут пришел ответ. «Сообщение не прошло. Телефон абонента выключен».

Даже напиться не с кем, злился Валентин. Он сидел в ресторане Элизабет и смотрел на стоявший перед ним бокал с виски, которое по цвету напоминало бледно-желтый больничный раствор, каким в детстве полоскают горло. Ему не хотелось пить в одиночестве, но у всех были дела. У друга-строителя, у Элизабет. Ему вообще последнее время не хотелось спиртного, но надо было чем-то заполнить пустоту вечера. Он поднял бокал и выпил бледно-желтую жидкость одним глотком. Горло перехватило от крепости в пятьдесят пять градусов, и, наверное, слезла бы кожа, если бы не вкус маринованных оливок. Маслянистый и подкопченный. Интересно, бабочки мерзнут или сразу впадают в зимнюю спячку? – размышлял Валентин, попросив официанта повторить виски и поедая одну за другой темно-зеленые оливки. Прямо перед ним на стене висела картина: окно, на стекле капли дождя, а за стеклом бабочка. На сером фоне улиц яркие, но промокшие крылья. Наверное, им не бывает холодно, у них же нет крови. Странно, почему он раньше не обращал внимания на эту картину? За соседний столик, громко двигая стульями, присели две раскрашенные девицы и потребовали у официанта меню. Валентину показалось, что он их уже где-то видел.

Массивная дверь, недолго сопротивляясь, скрипнула и впустила их в темный подъезд. Они начали целоваться, проникая нетерпеливыми руками под упрямые пуговицы и тугие резинки. Даже не целоваться, а бескровно кусать друг друга. А потом, когда чуть не упали на пол, со смехом поднялись по лестнице вверх на два этажа и оказались на широкой кровати с жестким покрывалом.

Теперь руки стали двигаться еще быстрее и требовательней, но все сдерживала молния брюк, которая никак не хотела расстегиваться. Наконец что-то разорвалось, и они набросились на него. Сразу вдвоем. Губы, руки, ноги. Поцелуи, облизывания, укусы. Все перемешалось, переплелось, как ветки и корни сросшихся деревьев. Казалось, они готовы его задушить и съесть, как две голодные тощие кошки. Их пальцы с длинными накладными ногтями держали и ласкали одновременно каждую выступающую и напряженную часть. Валентин понял, что еще немного, и все произойдет. Сдерживаться дольше было невозможно….

Он с трудом заставил себя проснуться, открыть слипшиеся глаза и пойти в ванную. Липкое пятно на трусах неприятно прилипало к телу. Почему ломит все члены, и даже «его»? Хотя «ему» вчера ничего не досталось, – попытался пошутить Валентин, стоя под душем. – Висит теперь весь грустный и сморщенный. И зачем надо было так вчера напиваться с этими девицами? Все равно ведь не хватило мужества пойти к ним в гости, когда они стали настойчиво приглашать. А почему? Разве ему не хотелось их? Разве не мечтает любой мужчина оказаться сразу с двумя женщинами в одной постели? Что же его так держит и связывает внутри, делая слабым и безвольным? Любовь, ревность или страх? Он же не мог заразиться, так как они действительно оказались знакомыми из модельного агентства.

Не глядя в зеркало, чтобы не расстраиваться лишний раз, Валентин почистил зубы, вернулся в спальню и включил телефон. Сообщений не было. Входящих звонков тоже. Диана молчала.

Он хотел послать новое сообщение, но не стал. Упрямая, раздраженно подумал он, оделся, с трудом запихал в себя завтрак и поехал в музей, где ему обещали дать на два дня итальянский кинжал, чтобы сделать его описание.

Это был не чинкведеа, а обычный кинжал, с прямым длинным лезвием, более широким, чем у стилета. Оружие благодаря стараниям реставраторов отлично сохранилось. Прямая рукоять цилиндрической формы, расположенная на одной оси с острым клинком, и небольшие размеры гарды указывали, что кинжал использовался в основном для нанесения глубокого проникающего удара с короткой дистанции.

Почему сталь настоящего оружия всегда такая холодная? Сидя в машине, Валентин любовался отскакивающими от лезвия солнечными бликами. Пальцы не хотели выпускать кинжал, ощущая витую поверхность рукоятки. Разглядывая узоры гарды, он даже почувствовал прилив бодрости, хотя до этого еле передвигался, измученный жаждой и вчерашним алкоголем.

А почему он, собственно, не может доехать до турбазы и встретиться с Дианой, а не унижаться разговорами по телефону и не ждать сообщений, как милостыню, неожиданно вспыхнуло у него в голове. Это что – полное равнодушие? Обида? Или она специально заставляет его помучиться? Что ж, это можно будет обсудить, когда он приедет. Неожиданно, внезапно. Застав ее врасплох. Надо только ненадолго заехать в редакцию, чтобы передать наброски материала, – и в путь. Доберусь как раз к ночи.

Валентин провел пальцем по лезвию клинка и, ощутив острую заточку, вздрогнул. Потом бережно убрал кинжал в кожаный футляр, положил его на заднее сиденье и завел двигатель.

Это не сталь оружия холодная – это смерть холодная, ухмыльнулся он и резко отпустил педаль сцепления.

Кожа на губах была жесткой, обветренной и потрескавшейся, словно пересохшее русло реки. Казалось, еще немного, и она лопнет до крови, начнет обдирать язык. Валентин посмотрел на губы в зеркало заднего вида и решил остановиться на ближайшей заправке, чтобы купить воды. Он уже гнал по трассе почти два часа. Тупо и с остервенением. Расплавленная духота жаркого дня висела над асфальтом и, перемешиваясь с выхлопными газами, колыхалась, как бесцветный лимонный мусс. Хотелось сплюнуть, но во рту, кроме кислого привкуса, не было ничего. Валентин прибавил охлаждение и прищурил глаза, чтобы разглядеть на указателе поворот на заправку.

Пока ему заливали бензин, он купил бутылку воды и сразу выпил почти половину. Потом сел в машину и, прибавив звук «Радио-рок», откинулся на спинку сидения. Тело требовало покоя, чтобы впитать живительную влагу.

«Золотая луна, цвета спелого зрелого яда… Как стрелок за окном целит мне в оловянную грудь…» – хриплым голосом выводил знаменитый музыкант. Опять про луну, к чему бы это? – начал соображать мозг, но его прервал женский голос, раздавшийся справа.

– Не подвезешь?