Анастасия Шерр - Малолетка

Лавр прищурился и кулаки до хруста сжал. Вперёд подался, сканируя своим страшным взглядом лицо друга.

– Не лезь в это, Гена. Она моя жена, мне и решать, что с ней делать. Это ясно?

– Макар…

– Ты можешь идти!

Пахом поиграл скулами, скрипнул зубами, но спорить не стал. Не имеет смысла. Поднялся и молча вышел за дверь, а Лавр перевёл взгляд на изображение с камеры.

– Что же мне делать с тобой? – провёл по экрану пальцами, там, где фигурка её хрупкая.

Снова у окна стоит. Его ждёт. Ждёт, что к сыну заберет. А он все эти ночи не спит, за ней наблюдает. Лишь иногда проваливается в небытие, в сумрак какой-то. Сын заплачет – очнётся. День смешался с ночью и нет покоя душе его чёрной.

И она там мается. Ест плохо, почти не спит. Врач уже звонил раз пять с жалобами, что ещё немного и придётся ее привязывать к кровати. А что делать ему? Тем более теперь, когда уже нет между ними понимания и не будет никогда. Он ей показал все свои грани. А она переступила его границы.

В комнату вошла нянечка и направилась к кроватке Ванечки. Лавр проследил за ней взглядом. Вот красивая девка, работящая, послушная. И чего его угораздило влюбиться в предательницу, что при первой же трудности отреклась от него, решив не только уйти самой, но и лишить сына? Почему не женился на вот такой, как эта Анечка – простой и послушной?

– Не трогай, он спит ещё.

Девчонка подскочила и, прикрыв рот ладошкой, тихо взвизгнула.

– Ой, простите! Я не знала, что вы ещё здесь… – потупилась, покраснела.

– А где мне быть? Иди лучше смесь приготовь, – буркнул на неё и снова в монитор уткнулся.

А там Аська его. Не такая, как все. Предательница, но такая… ЕГО.

– Может вы тоже чего-нибудь хотите? Хотите кофе с бутербродами? Или блинчиков?

Блинчики…

Их всегда Ася готовила.

Так вкусно, что до сих пор вкус их на губах.

– Блины давай. И побольше сделай.

Девушка кивнула и умчалась, оставив за собой шлейф легких духов. И духи точь в точь, как у Аси. Надо бы сказать этой девке, чтобы прекращала его жену пародировать. И ведь не знакомы они. Неужели по шкафам Асиным лазила, изучала? А может он просто видит в ней то, что хочет видеть.

В былое время Макар бы не упустил возможности её научить, как не следует вести себя со взрослыми дяденьками, но сейчас как-то не было на это настроения. В конце концов, он не блядь себе снял, а няньку для сына с медицинским образованием. Вот пусть и нянчит.

* * *

Который день не знала. Не знала, сколько времени и когда я в последний раз спала. Самое жуткое время в моей жизни давно прошло, а я до сих пор не могу вспоминать те дни без содрогания.

В двери щелкнул замок и на пороге возник Макар. Его лицо было измученным, каким-то серым. Без злобы и презрения, как в прошлый раз, но всё такое же непроницаемое. Без единой эмоции, лишь бесконечная усталость.

– Здравствуй. Я ждала тебя, – сделала шаг ему навстречу и остановилась, поймав его предупреждающий взгляд.

Не приближаться, не подходить. Не дразнить зверя.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем ждала? – взгляд тяжёлый, кажется, на подсознание мне давит.

– Хотела увидеть. Нам нужно поговорить. Так не может продолжаться, Макар. Как долго ты собираешься держать меня здесь? Всю жизнь? – присела на кровать, сложив дрожащие руки на коленях.

Недобро усмехнувшись, Лавров прошёл мимо меня к окну и уставился в него, словно там действительно есть что-то интересное. Нет там ничего. Уж мне ли не знать. Мне, изучившей каждое дерево, каждую веточку, часами увядающей изнутри у этого проклятого окна.

– Возможно, что да. Всю жизнь.

– И чего ты добьешься этим? Скажи мне, что ты ответишь нашему сыну, когда он подрастет и спросит тебя, где его мать?

– Не смей манипулировать мной с помощью сына! – рявкнул и броском, как кобра, в шею мою пальцами впился. – Думаешь, я не думаю об этом?! Думаешь, не знаю, что он не простит меня?! Но как, скажи, дрянь, мне забыть о том, что ты хотела сделать? – затряс меня, дёргая вверх и прижимая к себе. – Как не думать о том, что при первом же удобном случае ты снова попытаешься бросить меня?

А самого трясёт, как в лихорадке, и руки по мне блуждают, словно им жизненно необходимы эти касания грубые и сумасшедшие.

– Макар, – глажу его по колючей от жесткой щетины щеке и в глаза заглядываю, тону в их боли и свою отдаю. – Мне нужно увидеть Ванечку. Хотя бы на руках его подержать. Прошу тебя.

И он сдаётся. Закрывает глаза и голову опускает.

– Хорошо.

* * *

Лавр не собирался этого делать. Более того, для него вернуть Асю было чем-то сродни проявления слабости. Это всё равно, что доказать свою зависимость, одержимость ею. И доказал. Он наркоман, болен ею. Она в крови, как вирус. Каждая его клетка ею пропитана.

Держал её грубо, крепко сжимая запястье, почти до боли. Но этого и не требовалось. Ася сама бежала к дому, спотыкаясь, и если бы не держал, давно упала бы. Ей сейчас плевать было на его манеры, как и на всё вокруг. Совесть Макара, чёрная и неблагодарная, зашевелилась где-то в районе сердца. А может это был стыд, неизвестно.

Ворвалась в дом и замерла, встретившись взглядом с Аней, что встречала Макара с Ванечкой на руках и широкой улыбкой, которая тут же угасла. Да, как-то об няньке он позабыл. Вернее, даже не думал о ней никогда. Искоса проследил за Асиной реакцией и сердце застучало, как сумасшедшее. Девочка зло прищурилась, а губы её задрожали, как случалось всякий раз, когда она злилась. Ревнует… Эта мысль теплым елеем разлилась внутри, заставляя Лавра испытать больную радость. Может любит ещё? Может зря он так легко в предательство поверил?

– Отдай мне моего сына, – уверенно шагнула к Ане и протянула руки. – Немедленно.

Нянька испуганно уставилась на Макара и он кивнул.

– Ванечка мой. Сыночек. Хороший мой, – шептала прижимая к груди малыша и слёзы, что потекли по её щекам острым лезвием полоснули по душе Лавра.

Только сейчас он осознал, что натворил. Он лишил её самого дорого – видеть своё дитя. Да, Ася собиралась сделать то же самое… Но она лишь собиралась, а он сделал. Оторвал её от собственного ребёнка и запер в психушке, как сумасшедшую. На самом же деле болен он сам. Ею болен. Поражён до мозга и не вылечиться уже от этой одержимости.

Шепча маленькому что-то ласковое, медленно миновала застывшую Аню и пошла в детскую, которую ещё на пятом месяце беременности сама обустроила и даже разрисовала стены синими гномами, которых с гордостью называла смурфиками.

Лавр не стал следовать за ней, дав побыть с сыном наедине. Задолжал ей Макар… Задолжал много часов счастья.

Куда-то ушла ярость на неё. Испарилась злость. Словно и не было ничего. Осталось лишь сожаление, что всё у них могло сложиться иначе. Не так, без этой боли, разрывающей грудную клетку, выворачивающей наизнанку.

* * *

– Мой малыш чудный. Маленькое моё солнышко, – целовала его пухленькие ручки и ножки, которыми Ванечка задорно размахивал, по всей видимости, почувствовав маму. – Больше никто нас не разлучит с тобой, слышишь? Даже если мне придётся их уничтожить.

В ту минуту, когда я снова коснулась своего малыша – открылось второе дыхание. Все страхи и кошмары, мучившие меня длинными ночами ушли. Осталась лишь злость на Лаврова. Я ненавидела его за то, что лишил меня первых дней моего сыночка. Его первых звуков и взглядов чудных глазок. Ненавидела Макара за то, что разрушил мои идеальные мечты об идеальной семье.

И я поклялась сыну, склонившись над колыбелькой, которую выбирала для него не я… Поклялась, что никому больше не позволю разлучить нас. Убью каждого, кто попытается это сделать, пусть даже это будет его отец.

А Макар, как оказалось, зря времени не терял. Та девушка, что держала моего сына на руках похожа на меня, как близнец. Странный выбор для нянечки… Если только она не нянечка для большого мальчика Лавра. От такой догадки стало больно, но я погасила в себе эти ненужные чувства. После того, что произошло между нами с Макаром, я уже не верила в совместное счастливое будущее. Розовые очки сломались.

День за днём я наблюдала, как девушка обхаживает Макара и внутри пробуждалась обида. Чем я хуже этой копии? Дешевой подделки… Нет, я не считала себя королевой. Никогда не страдала завышенной самооценкой, а все окружающие, в том числе и Лавров, считали меня скромной. Но то, как бездарно наигранно она пыталась быть мной оскорбляло. Неужели Лавр не видит, что эта Аня притворяется? Эти искусственно подрумяненные щеки, томные взгляды из-под ресниц. Я одна здесь ещё не ослепла?

Говорить с ним на эту тему совершенно не хотелось. Я вообще не понимала, почему эта девушка всё ещё в нашем доме, но спрашивать у Макара не было никакого желания. Главное, что мой малыш теперь со мной, а остальное… Нет, мне, разумеется было неприятно думать о том, что нянечка, возможно, утешает оскорблённого до глубины души Лаврова. Даже больно. Но унижаться, чтобы потешить его самолюбие, устраивать скандалы и падать ему в ноги – я не собиралась. Он достаточно меня наказал.

Спать я теперь ложилась в детской, рядом с Ванечкой, а значит, не могла претендовать на Макара, как на мужчину, хоть этот мужчина и являлся моим законным мужем. Благо, Лавров не стал спорить и принуждать меня спать с ним. Он вообще старался не пересекаться со мной, за что была ему благодарна.

Аня ежедневно появлялась из гостевой комнаты с неизменной, как будто нарисованной, улыбочкой и влажными волосами, чем невыносимо меня раздражала. Неужели так сложно высушить свои лохмы феном? Обязательно нужно делать вид, что ты здесь живёшь?

Однако, мои вопросы оставались неозвученными, а наглая девка продолжала лезть в мою семью, что и без её помощи почти развалилась. Я стояла на руинах и оплакивала их кровавыми слезами, свои мечты и надежды на то, что у моего ребенка будет счастливое детство, а не как у меня…