Елизавета Дворецкая - Малуша. Пламя северных вод

Теперь Мальфрид сама под веселый перезвон золотых струн расстелила белый плат в середине круга, сняла золотой перстень, поцеловала и положила, всей душой надеясь, что через несколько мгновений Дедич возьмет его, чтобы надеть на палец уже какой-то другой деве. Мальфрид, как год назад Весень, подняла руки к солнцу над Волховом и позвала:

– Помогайте, боги, стрелочку вертеть!

– Слава! – в один голос отозвались девы.

– Стрелочку вертеть, судьбу девичью пытать!

– Слава!

– А чья стрелочка, той и перстень золотой!

– Слава!

– А чей перстень золотой, той и жених молодой!

– Слава! Слава! Слава!

Гусли смолкли; Дедич шагнул в круг, задев Мальфрид плечом, наклонился, взялся за середину кости и ловко крутанул. Изнемогая от волнения, Мальфрид перевела взгляд на реку. Год назад она тоже волновалась в эти мгновения, но тогда ей казалось, что стать невестой Волха будет не так уж дурно. Она очень хотела, чтобы боги этой земли приняли ее; возможность оказаться ими избранной и возвышенной над всеми приятно щекотала ее честолюбие. Она ведь еще не знала тогда, чем придется платить за эту честь. Вспомнив, чем заплатила взабыль, она вздохнула и шевельнула рукой, по укрепившейся привычке желая коснуться живота, но опомнилась. Второе ее священное дитя уже родилось. Она уже выпустила их двоих на небо – солнце красное и месяц ясный. Теперь боги позволят ей порадеть о собственном счастье…

Раздался вопль, и Мальфрид поспешно глянула на белый плат. Костяная стрелка указывала на Горяницу – двенадцатилетнюю внучку Сдеслава из Трояни. Его младшая дочь, прежняя лучшая невеста, вышла осенью замуж, перед свадьбой отдав «красоту» братучаде, и вот – в первый же свой год та оказалась избранной! Горяница сморщилась в шутливом отчаянии – дескать, вот горе, год замуж не выйду! Ведь всякая девка, едва надев поневу, хочет замуж вот прям сейчас, завтра! Остальные хохотали, радуясь чужой незадаче и своему счастью.

Мальфрид молчала, прижав руки к груди, чтобы сдержать дико бьющееся сердце. Дедич взглянул на нее и украдкой подмигнул. Потом взял с платка золотой перстень Волха, надел его на палец Горянице, торжественно поцеловал ее.

Душою Мальфрид все полнее, по мере того как унималось волнение, овладевало окрыляющее ощущение свободы. Она исполнила свой урок, и боги дали ей волю.

Она посмотрела на Улеба, но он не заметил этого, сам пристально глядя на какую-то из смеющихся дев…

Когда все спускались с Волховой могилы, Дедич оказался возле Мальфрид и приобнял за плечи, будто хотел поддержать на крутой тропе. И быстро поцеловал в висок, пока никто на них не смотрел.

– Я скоро к вашей госпоже зайду, – шепнул он.

К этому он ничего не прибавил, но Мальфрид знала, о чем он намерен говорить со Сванхейд. Новый оборот костяной стрелки развязал руки им обоим, и ни к чему тянуть с устройством дела, которое для всех участников молчаливо уже давно было решено.

Еще с воды они увидели на причале Бера – он как будто и с места не тронулся с тех пор, как их проводил.

– Это не я! – Еще не выйдя из лодки, Мальфрид радостно помахала ему рукой. – Воля мне!

Однако, судя по глазам Бера, мысли его были так далеко от невест Волха, что он едва ли ее и услышал. Даже помогая Мальфрид выбраться из лодки, он смотрел не на нее, а на Улеба.

– Велебран гонца прислал, – сказал Бер, едва они ступили на причал.

– Велебран? – откликнулась Мальфрид на знакомое имя. – Он же в Киев ушел…

– От Взвада. Они все там были.

– Кто – они все? – нахмурился Улеб.

Мальфрид перестала улыбаться, поняв: что-то случилось. За это время Велебран должен был уйти гораздо дальше Взвада – селения у противоположной, южной оконечности Ильмень-озера, где из него на юг вытекала река Ловать.

– Все. Святослав к нам сюда сам идет с дружиной. На днях будет.

Доски причала покачнулись под ногами у Мальфрид, и оба брата едва успели подхватить ее под локти, чтобы не упала. Она стояла между ними, они держали ее, но ей казалось, она все-таки падает. Все глубже и глубже, куда-то в самую бездну…

Святослав появился через день. Отроки непрерывно сторожили на речной веже, поэтому в Хольмгарде об этом узнали сразу, как только стало можно разглядеть лодьи близ истока Волхова. Мальфрид прибежала на вежу вместе с Бером: отроки прикрывали лестницу от желающих посмотреть, иначе они просто не поместились бы на тесной площадке. Прочие толпились на ближнем конце вала. Но скоро обоз стало можно рассмотреть и с причала, где ничто не заслоняло реку.

Торжественно звучал рев рога, оповещая землю и воды: князь идет! Сжав руки перед грудью, Мальфрид скользила взглядом по веренице лодий. Десять… двенадцать… пятнадцать… Дальше она бросила считать, но лодий было больше двадцати. Вон впереди большой княжий стяг, поменьше – над лодьями сотских, малые – у десятков. Судя по числу «малых соколов», здесь половина большой дружины, Витичев. Наверное, и сам Тормар с ними… Правда, за два с половиной года многое могло измениться. Может быть, в Витичеве уже новый воевода.

– Их сотни четыре, – сказал Бер, не отрывая глаз от реки. – Или это не все?

– Едва ли он увел из Киева всю большую дружину, но могут быть еще ратники, – ответил Улеб. Он побледнел, так что веснушки стали хорошо заметны, но держался ровно. – На вятичей ведь собирался.

«А пошел на нас», – подумала Мальфрид. Для нее земля словенская уже стала «мы», а на Святослава она смотрела теми же глазами, что и все вокруг, – как на угрозу, пришедшую с чужой стороны.

– Все зависит от того, – сказал Торкиль, – для чего он сюда явился. Если миром дело уладить, то, может, это и все. А если нас всех в пень повырубить…

– Он же думает, что здесь Сигват правит, – заметил Свен.

– С ним там Велебран, – возразил Бер. – Он уже знает, что у нас тут как…

Велебран, как им поведал гонец, встретил Святослава на волоках после Ловати. От Соколины получив известия о здешних делах, киевский князь шел восстановить свою власть и покарать мятежников. Но теперь он уже знает, что Сигват убит и что словене остались безо всякого управления.

Двадцать с чем-то лодий прошли мимо Хольмгарда без задержки и пристали за мостом, на длинном причале Новых Дворов. Посадничий двор принадлежал князю, и Святослав знал, что сейчас он пуст.

– Пора посылать к нему, – сказала Сванхейд, когда внуки спустились с вежи и явились к ней. – Нам будет нехудо поскорее повидаться.

– Я съезжу? – с готовностью, но без охоты предложил Бер.

– Вот еще! Свен съездит. А ты будешь ждать здесь.

– Но он все-таки наш князь.

– Ты – его брат, ты во всем ему равен. У тебя есть свой дом, и здесь ты будешь его встречать.

Свен уехал, увозя для князя обычные поклоны от хольмгардской родни, приветствия, вопросы, нет ли какой нужды. Святослав передал в ответ, что у него все благополучно и он навестит госпожу Сванхейд завтра. Больше он ни о ком не спросил и ничего не передал.

Еще до вечера к Сванхейд прибыл еще один гость: Лют Свенельдич, шедший позади князя, явился просить позволения разместить свою дружину на лугу возле Хольмгарда. В этих краях он никогда еще не бывал. Когда Бер ввел его в гридницу, Сванхейд невольно приподнялась на своем сиденье, впиваясь в гостя изумленным взглядом.

– Нет-нет! – Вместо вежливого приветствия Лют протянул руки ладони вперед, будто пытаясь ее успокоить. – Это не Мистина, помолодевший на семнадцать лет! Я его младший брат, Лют. Просто я очень на него похож. Лицом.

Сванхейд перевела дух и снова села. Видно было, что Лют не впервые встречается с подобным удивлением от тех, кто когда-то давно знал его брата, но впервые видел его.

– А я уж думала, он нашел способ не стареть… – пробормотала Сванхейд.

Лют широко улыбнулся, отчего его довольно красивое лицо просияло. «И впрямь нашел!» – мог бы он сказать.

– Но только лишние годы молодости ему пришлось оплачивать ростом! – добавил Сванхейд, придя в себя. – Мне такой способ не годится, иначе вам пришлось бы искать меня где-то под столом.

Мальфрид едва сдержала непочтительный смех. Мистина, очень рослый мужчина, на голову возвышался над дружиной, в то время как Люту достался рост лишь чуть выше среднего.

– Будь жива! – В это время Лют заметил ее возле прабабки и подошел, улыбаясь отчасти снисходительно, как привык, отчасти с удивлением и восхищением. – Ну ты выросла – не узнать! Зорей цветешь!

Мальфрид не то чтобы вытянулась за последние годы – так Лют обозначил перемену, превратившую нескладную девчонку в яркую молодую женщину. Поцелуй его был полон чувства; по повадкам более грубый, чем старший брат, Лют зато проявлял куда больше искренности. Со Свенельдичем-младшим Мальфрид была знакома очень хорошо, даже дольше, чем со старшим. Они прожили в ближайшем соседстве почти всю жизнь: до Древлянской войны – в Искоростене, после – в Киеве, на Свенельдовом дворе. В детстве и юности тринадцать лет разницы в возрасте – это целая пропасть, и близкой дружбы между ними не водилось, но с пяти лет и до своего отъезда из Киева Мальфрид видела Люта чуть ли не каждый день. Сейчас ему было ровно тридцать; с годами более ярко проявлявшийся собственный нрав делал его менее похожим на Мистину, но это видели те, кто хорошо знал обоих, а дальним знакомым сходство лиц бросалось в глаза сильнее.

Однако Лют не удивился, застав ее здесь. Стало быть, знал заранее. От Велебрана, разумеется. Но тогда об этом известно и Святославу… Мальфрид очень хотелось спросить, не говорил ли Святослав чего-нибудь о ней, но она не решилась. Лют ни о чем таком не упомянул.

Лют пришел в словенскую землю вместе со Святославом, но не хотел стоять общим станом позади Новых Дворов: там и так было тесно.

– Ты понимаешь, госпожа, когда полтысячи человек… живет на одном поле, там скоро становится некуда ступить, – улыбаясь, говорил он. – К тому же мои люди могут не поладить с княжьими, а нам ни к чему лишние раздоры.