– Лют Свенельдич! – позвала она. – Это я, Мальфрид, Малфа. Выйди. Дело важнейшее. Случилось убийство.

Полог поднялся, и на свет выбрался Лют. Вчера он лег спать нетрезвым – сидели до ночи с Бергтором и другими кузнецами из Хольмгарда, – и теперь лицо его было помято, складки между крыльями носа и ртом углубились, глубоко посаженные глаза под прямыми русыми бровями припухли. Распущенные светло-русые волосы падали на мускулистые покатые плечи. Из одежды на нем были льняные порты и два оберега на шее.

– Малфа? – щурясь спросонья, он в недоумении воззрился на нее. – Йотуна мать, что такое?

– Твой братанич Улеб убит этой ночью.

– Улеб? – Лют впился в нее взглядом, потер лицо ладонями, стараясь прийти в себя. – Убит?

– Да.

– Кем?

– Приходили двое гридей и увели его с собой. После того его с отроками нашли мертвым на берегу.

– Гридей? – Лют сразу понял, что это значит. – Кто был?

– Двое Икмошиных парней, Грим и Девята.

Лют помолчал.

– Тело у вас?

– Да. Лежит в бане. Изрублен весь, смотреть жутко.

– Так… – Лют запустил пальцы себе в волосы. – Сейчас… Вот что. – Он взглянул на Мальфрид. – Где ваша баня?

– Вот по этой тропе, за протокой и налево.

– А, помню. Вот что: я сейчас окунусь и приду. – Он взглянул на протоку, потом обернулся к оружникам: – Всем вставать и одеваться. Альва ко мне.

Лют пошел к протоке, а Мальфрид отправилась назад. У нее за спиной заревел дружинный рог…

Не обманув, Лют явился довольно скоро – с мокрыми, но расчесанными волосами, одетый, при мече. С ним был Альв, рослый мужчина лет сорока пяти – пятидесяти, светловолосый, с крупными чертами лица – его сотский, бывший телохранитель Мистины. Когда-то он служил сотским в собственной дружине Мистины, но воевода уже давно уступил его брату, зная, что в походах Люту пригодится умный советчик. С ними пришли три телохранителя – помятых, взъерошенных, неумытых, но при мечах. Четвертый догонял их бегом, на ходу оправляя пояс и перевязь. Лют не сказать чтобы цвел как зоря, но уже был собран и деловит.

Откинув плащ, некоторое время он молча осматривал тело Улеба, у которого на глазах уже лежали два тяжелых серебряных скота. Потом повернулся к Беру:

– Кто закрыл им глаза?

– Сванхейд.

– Она передаст мне право…

– Я надеюсь, она передаст его кому-то из нас. Не сама же…

У бани уже собралось полтора десятка словен – посланцы старейшин, а иной раз и они сами.

– Идемте, добрые люди! – сказал им Лют. – Сдается мне, что этим убийством брошен вызов всем вам, и надо решить, как на него отвечать.

Словене без лишних слов пошли за ним, и Мальфрид еще раз отметила, как верно поступила, позвав Люта. У Свенельдича-младшего было все, чего не хватало им с Бером и Сванхейд: большая надежная дружина и опыт в делах такого рода. Обладая, как и брат его, довольно прочным сердцем, он не был склонен проливать слезы по родичу. Всего на четыре года старше племянника, Лют близкой дружбы с ним не имел, однако свой долг перед родом знал очень хорошо. Тем более хорошо, что, будучи сыном челядинки, с юных лет привык доказывать, что кровь конунгов в нем сильнее крови рабов.

К полудню вокруг Люта в гриднице Сванхейд уже сидело с полсотни человек: его десятские, старейшины родов, уважаемые люди Хольмгарда. Лют ничуть не удивился случившемуся и быстро раздал распоряжения: расставил дозоры, созвал знатных словен на совет. Его люди уже осмотрели место, которое им показал Острога, – следы на земле, пятна крови. Установили, что у нападавших тоже есть не менее одного убитого, а то и двое: большие пятна крови от смертельных ран находились поодаль от тех мест, где нашли трупы своих. Отыскали бобыля Хмуру и попытались расспросить, но тот не мог выдавить из себя ничего, кроме «землей-матерью клянусь», имея в виду, что ничего не знает. Если что-то и видел, то ополоумел от страха и уж точно не сумеет рассказать, кто на кого и почему напал.

Было решено, что женщины и прочие неспособные сражаться из ближних селений уходят к Перыни, под покровительство богов, а мужчины соберутся с оружием здесь, близ Хольмгарда и Лютова стана, чтобы между словенским ополчением и Новыми Дворами оказалась река. На причале и речной веже стояли дозоры. Все были уверены, что Святослав, обезглавив противников, готовит нападение.

Наблюдая от дверей, Мальфрид дивилась, как охотно словенские старейшины слушаются Люта, чужого для них человека. Но словенам нужен был воевода, раз уж они увидели, что Святослав готов подчинить их силой и не остановится перед кровопролитием, а Лют по возрасту, положению и опыту годился на это лучше Бера. Будучи сам из руси, он знал, как воевать с русью, при этом был близким родичем убитого и не мог отказаться от мести, пусть даже мстить пришлось бы князю. И эта необходимость его ничуть не смутила. Мальфрид даже мерещилось в его глазах тайное удовлетворение, будто он давно мечтал бросить этот вызов.

Когда Лют явился и взял дело в свои руки, Мальфрид попыталась увести Сванхейд и уложить обратно в постель: она видела, что старая госпожа едва держится на ногах. Та была бледна, черты лица ее заострились, глаза помутнели. Руки дрожали, и голос тоже дрожал, как ни старалась она придать ему твердость. Казалось, вот-вот в дряхлом теле лопнет какая-то нить и старая госпожа рухнет безжизненной грудой. Мальфрид уговаривала ее лечь и отдохнуть, но Сванхейд качала головой:

– Если я лягу, мне больше не встать. Я умру… умру там в темном чулане, зная, что это я сгубила, может быть, лучшего из своих внуков…

– Не говори так!

– Это я толкала его на борьбу за здешний стол. Он сам этого не хотел. И его мать…

Голос окончательно перестал повиноваться Сванхейд, но увести себя она не давала. Мальфрид усадила ее на скамью, обложив подушками, откуда было хорошо видно всю гридницу.

Среди собравшихся сидел и Дедич. Гонца в Перынь Бер послал еще до того, как Мальфрид обо всем узнала. Но она старалась не показываться Дедичу на глаза, и он ее не искал. Теперь-то она сообразила: с тех пор как она появилась в доме Сванхейд, Дедич всякий раз, являясь сюда, находил ее глазами. Лишь отчасти замечая его внимание, она относила это на счет обычного любопытства к новому человеку, к тому же девушке. Теперь-то она поняла: Дедич был к ней неравнодушен с самого начала, с той первой зимы, когда несколько раз видел ее на супредках. Но тогда он не знал, что она – отвергнутая хоть Святослава, отосланная с глаз подальше вместе с будущим чадом. Если бы знал… он даже не приехал бы за ней в тот день, когда год назад выбирали невесту для Волха. И весь бурный год прошел бы для нее совсем по-другому. Ничего этого бы не было: ни золотого перстня – огня северных вод, ни увитой зеленью лодки, ни белого шатра, ни песен про красавицу Малфриду Буеслаевну, ни Волхова чада, Богомила Соловья. Лучше ли так было бы? Хотела бы она прожить год без всего этого? Мальфрид не знала. Но, глядя издали на Дедича, который с сосредоточенным видом слушал Люта, ощущала острую боль потери.

Дедич от нее теперь откажется… Улеб мертв… Чем прочнее эти мысли утверждались в сознании, тем сильнее овладевали душой боль и тоска. Убийца – Святослав. Понимая, что слишком низко пал в глазах словен и не сумеет перетянуть их на свою сторону, он избавился от соперника самым простым способом. И он не остановится на этом, будет покорять словен силой, если они и сейчас не сдадутся. Не раз уже Святослав доказал, что ждать от него слабодушия и мягкосердечия было бы напрасно. И как мать когда-то держала на руках пятилетнюю Малфу, пытаясь прикрыть собой, когда вражеские стрелы сыпались на крыши Искоростеня, так и она теперь будет держать своих детей. Мальфрид старалась не думать вперед дальше нескольких вдохов, иначе тяжесть грядущего ужаса делалась невыносимой.

Со двора вбежал отрок – из тех, что сторожили на причале.

– От моста лодка идет! – звонко крикнул он, перекрывая гул голосов.

Все разом стихли.

– Одна? – Лют повернулся к нему и поднял брови. Мальфрид заметила, как его рука безотчетно двинулась к сверкающей рукояти меча, будто проверяя, на месте ли оружие. – Большая?

– Не-а. Человек пять в ней. Одна.

Отроки не сводили глаз с реки, но других лодок не появилось. Люди потянулись на причал, желая увидеть ее своими глазами.

– А князь нам битву должен назначить, да? – слышала Мальфрид разговоры в толпе. – У него же нет обычая, чтобы врасплох нападать?

– Я бы лучше врасплох напал…

– Ну то ты, а то князь… Надо, чтобы в рог трубить, все такое…

– Что-то он, как брата убивать шедце, в рог не трубивше.

Бер сам вышел на причал и ждал, пока лодка подойдет. В ней сидели несколько отроков простого вида и один в крашеном плаще, с мечом на перевязи – значит, из гридей. Скрестив руки на груди, Бер ждал.

Лодка подошла и остановилась перед причалом. Здесь теснилось столько челнов, что пристать было нельзя.

– Эй! – окликнул тот, что с мечом, найдя глазами Бера. – Меня князь прислал.

– И с чем тебя прислал князь? – ровным голосом спросил Бер, ожидая, что сейчас словенам объявят время и место битвы.

– Да от нас видно, тут суета какая-то, долбушки снуют, скотину погнали к Перыни… Князь узнать желает: а что у вас случилось?

* * *

Еще несколько раз лодки просновали между Хольмгардом и Новыми Дворами. Сначала в качестве посла приехал Велебран: он служил Святославу, но хозяева Хольмгарда ему доверяли. По его словам, Святослав ничего не знает ни о каком убийстве и не может поверить, что его брат мертв. Осмотрев тела, он отправился передать требование о встрече. То, что им было известно, хольмгардские родичи Улеба пока держали при себе. Святослав пригласил приехать того, кто берется вести переговоры. В ответ потребовали талей. В следующей лодке прибыл воевода Асмунд.

– А ты, сват, что здесь? – с мягким вызовом поприветствовал его Лют еще на причале. – Я Игмора просил.