– Другого? – Сванхейд наклонилась вперед. – Кого же это?

Как будто гость предложил вместо этого, слишком хмурого солнца поискать другое.

– Про это у людей еще нет согласия. – Лицо Сигвата омрачилось: видимо, поддержало его не так много старейшин, как он рассчитывал. – Жрецы предлагают послать на остров Буян в Велетское море, где живут самые мудрые старцы, ведающие былое и грядущее, за советом.

– Очень здравая мысль! – с едва уловимой насмешкой отметила Сванхейд.

– Уж куда лучше! – согласился Бергтор. – Туда одной дороги с полгода, а в таком деле главное – не спешить…

– Но пока у нас нет князя, – не без яда в голосе продолжал Сигват, – людей очень волнует неурожай. Говорили, что мы должны сами умерить гнев господина Волха. И для этого у нас есть средство, за которым не надо ездить на остров Буян. Не зря же каждую весну для Волха выбирают невесту. Люди склоняются к мысли, что настал срок отослать ее к жениху, дабы порадовать его и вымолить милость.

Почувствовав, что все вдруг воззрились на нее, Мальфрид очнулась. Речи Сигвата навели ее на воспоминание: земля Бужанская, Бабина гора, седой старик, на чьем белом лбу как будто всегда лежал небесный луч. «На синем-море окияне стоит остров Буян, – рассказывал ей старик, чье имя она позабыла. – На острове на Буяне лежит нарочитая змея Македоница, всем змеям мать. На том острове сидит на осоке зеленой птица, всем птицам старшая; стоит там Сыр-Матёр-Дуб, а на нем сидит Ворон Воронович, всем воронам старший брат, – как он встрепенется, все сине море всколыхнется…»

Не то чтобы она просила старика: он видел свою обязанность в том, чтобы обучать устройству мира всякого, кто к нему наведается. Но делать ей тогда было больше нечего, и она слушала, отдаваясь на волю вожатого, который своими слабыми глазами очень ясно видел все эти дива. Тот исток, где зарождается все сущее на свете: птицы, рыбы, звери…

– А… Что? – Мальфрид вдруг обнаружила, что все в гриднице смотрят на нее и чего-то ждут. – Ты что-то приказала, госпожа?

Вместо ответа Сванхейд перевела взгляд на Сигвата:

– И что же люди ответили?

– Ведогость сказал, что такое дело нельзя решить в один присест, нужно узнать волю богов, а для этого не всякий день пригоден. Что в тот день, когда боги отзовутся, он узнает, истинно ли Волхов желает получить свою невесту. Не хотел бы я быть вестником беды, но тебе, госпожа, следует обдумать… что ты будешь делать, когда из Перыни явятся за твоей внучкой, чтобы отдать ее Волхову.

– Что значит – отдать? – спросила Мальфрид.

Ей не полагалось задавать вопросы, но дело уж слишком близко касалось ее. А все остальные молчали.

– Неужели родичи не рассказали тебе, зачем для Волхова всякий год избирают невесту? – удивился Сигват. – Госпожа, твоя внучка не знает, какая честь ей предстоит?

– Этого не бывало уже много лет, – неохотно ответила Сванхейд. – Очень много. Лет пятнадцать, да, Шигберн?

– Это случилось в последний раз четырнадцать лет назад, – с готовностью уточнил Сигват. – Я посылал спросить у Ведогостя, уж он-то знает. Он сам и отвозил ту девушку на середину реки, откуда она сошла в волны со связанными руками, чтобы быстрее пойти ко дну. Ты, наверное, помнишь, какое было тяжелое лето: сперва страшное половодье, когда смывало селения, а потом сплошные дожди.

– На новое лето Святослав к нам и приехал, – припомнил Шигберн. – Тогда и смиловались боги.

Сванхейд поджала губы: она вспомнила те дни и встревожилась еще сильнее. Появление двенадцатилетнего Святослава, присланного отцом, поозёры приняли как знак возвращенной милости богов. И воспоминания эти были уж очень некстати.

– И я слышал, кое-кто поговаривал, что если Волх получит невесту, то взамен пошлет нам и князя, – закончил Сигват. – Прежнего или нового – это нам пока неизвестно. Но у богов уж верно есть для нас то, в чем мы так нуждаемся!

Мальфрид слушала его почти спокойно – как ей казалось, хотя в груди похолодело. Она и правда не знала… никто ей не поведал, для чего Волху выбирают невесту. Она думала, что от нее требуется только участие в купальском обряде, а после того до новой весны ей предстоит лишь верховодить на супрядках. Но Сигват же сказал… Та девушка… сошла в волны со связанными руками, чтобы быстрее пойти ко дну… Какая «та девушка»? На которую в ту злосчастную весну указала кость со стрелкой?

Чем яснее Мальфрид осознавала услышанное, тем неуютнее ей становилось. Как будто холодная бездна растворилась вдали, но с каждым ударом сердца придвигалась все ближе. Где-то внутри усиливалась зябкая дрожь. Не так уж трудно было доплыть от лодки, уведенной лишь на перестрел, до берега. Но совсем иное – когда увезут на середину близ озера, откуда берега едва видны… и бросят со связанными руками, чтобы быстрее… Там уже никто не захочет, чтобы она выплыла. Выплывать будет нельзя…

Перед глазами встало лицо Дедича, без слов призывавшего ее: очнись! В этот раз будет иначе… Он заворожит ее так, что она заснет наяву. И проводит… к властелину северных вод…

Мальфрид глубоко дышала – ей не хватало воздуха. Но обратись к ней сейчас кто-то с вопросом – не сумела бы ответить даже, как ее зовут. Мысли растворились, оставив в голове холодный туман.

– Не будем спешить, – сквозь этот туман донесся до нее голос Сванхейд. – Боги еще не явили своей воли. Не будем опережать ее догадками.

– Ха! Не думается мне, что Перынь упустит случай проявить власть даже над такими знатными семьями, как наша, – настаивал Сигват. – А заодно постарается успокоить народ. И чем дожидаться, пока грянет гром, нужно уже сейчас думать, что мы будем делать.

– У меня есть кое-какие мысли. – Сванхейд наконец взглянула на помертвевшую Мальфрид и успокаивающе кивнула ей. – Пока человек жив, не стоит его хоронить.

– Я мог бы оказать тебе поддержку. Этим летом я набрал новых людей в дружину и скоро буду располагать более внушительными силами. И если мы с тобой договоримся, ты можешь быть уверена – я стану защищать невесту моего сына, словно родную дочь.

Более откровенного предложения трудно было придумать. Мальфрид смотрела на прабабку, ожидая ответа. В годы молодости Сванхейд, как та рассказывала, Олав держал по семь-восемь десятков дружины – целое войско. Но с тех пор, как сбор дани и охрану торгового пути взял на себя Вестим, в Хольмгарде такие силы стали не нужны, да и не окупили бы своего содержания. Часть хирдманов, кто не имел семьи и хозяйства, Тородд три года назад увел с собой в Смоленск. В Хольмгарде остались те, кто сумел осесть, иные даже выкупили себе пашни. У Сванхейд при дворе было всего полтора десятка отроков для охраны, из них десять уехали с Бером в Ладогу. Торговые люди с сильными дружинами, возившие ее товары в Царьград и за Варяжское море, летом все находились в разъездах. Население Хольмгарда почти целиком состояло из потомков таких же хирдманов, которые в разное время сумели обзавестись хозяйством, из ремесленников и торговцев. Оружие, порой еще дедовское, среди них имели многие, и Сванхейд могла бы в случае беды собрать отряд из нескольких десятков человек. Но не хотелось и думать о войне с той самой волостью, что полтораста лет жила под рукой хольмгардских владык.

Именно поэтому противостояние будет особенно страшным, пришло в голову Мальфрид. С детства она немало слышала о подобных предметах и знала: никому не мстят так жестоко, как бывшему господину, утратившему силу. И раз уж так вышло, что выбор Волха пал на девушку из Хольмгарда, старейшины и жрецы с двойной готовностью признают, что пришел срок порадовать божество такой сладкой жертвой.

На лице Сванхейд сквозь личину деланого спокойствия просвечивало огорчение, но не удивление. Слова Сигвата ничуть ее не поразили. Она сразу поверила его известиям. А значит, нет надежды, что Сигват лишь запугивает их, пытаясь добиться своего.

Мужчины молчали, ожидая слова госпожи.

– Да, очень жаль, что внука моего нет дома, – сказала наконец Сванхейд. – Мой внук Берислав при всех его достоинствах отличается порой лишней горячностью и прямотой. И ты знаешь, Сигват, что он сказал бы тебе сейчас?

Бер! При мысли о нем Мальфрид испугалась чуть ли не сильнее, чем за себя. Пока он жив, никакой Ящер ее не получит. И в двойной ужас ее повергала мысль, что ей придется утащить за собой в озеро и Бера, потому что он не смирится с такой участью для нее.

– Он сказал бы, – не повышая голоса, Сванхейд наклонилась вперед, – что ты сам все это и затеял, Сигват. Что ты через Храбровита навел людей на мысль о жертве. И сделал ты это для того, чтобы вынудить меня отдать тебе мою правнучку. Деву из Хольмгарда, наследницу наших властных прав. С такой женщиной в роду ты и правда мог бы требовать, чтобы тебя признали князем в Поозёрье, каким был твой дед Хакон. Возможно, ничего бы и не вышло. Но без моего согласия не выйдет уж точно.

– Ты понимаешь, что все мы на полном парусе мчимся к гибели! – Сигват и не пытался возражать ей. – Святослав бросил эту землю, но требует дани и войска! Боги гневаются на него! Люди оскорблены! Они ухватятся за возможность порадовать Волха и отмстить вашему роду за все: за прошлое и настоящее! За убийства их старых князей! И Призор с его родом! И Будгощ! И Люботеш! Их дедов убили, их сыновей и внуков увезли в Киев в тальб у – теперь они припомнят нам все! Ты увидишь – через день-другой они все придут сюда и потребуют эту деву! – Не глядя, он ткнул пальцем в сторону Мальфрид. – Как ты будешь ее защищать? У вас даже вал почти рассыпался, его коза перейдет! А дружины у тебя нет! Ты готова сгубить внучку ради своего упрямства? Я не знаю, как тебя уговорил тот прохвост, что приезжал из Киева двадцать лет назад, из-за чего ты все отдала Ингвару! И вот как он и его сын тебя отблагодарили!

– Замолчи, Сигват! – Сванхейд больше не могла его слушать. – Из-за своего глупого тщеславия ты натворил бед своими руками, а обвиняешь меня!

– Не я посылаю этот дождь, – Сигват ткнул за оконце, – и не моя вина, что Святослав думает о каких угодно чужих землях, только не об этой, где зародились все его права на власть! Он неугоден богам, отсюда все беды! Я предлагаю тебе средство спастись – уберечь от смерти твою деву, восстановить силу и власть нашего рода здесь, в Гардах! Я знаю, что твое упрямство крепче, чем лоб великана, но уже очень скоро ты пожалеешь об этом!