Для всех это было мгновение выбора – примет Волх невесту или отпустит. Бер говорил, что на памяти его и даже Сванхейд ни одна еще девка не пошла ко дну, но никто ведь не поручится, что в следующий раз такого тоже не будет.

Мальфрид поплыла. Дедич завез ее дальше, чем завозил Бер на том челне, но все же она верила, что справится.

«Ни о чем не думай, просто дыши и греби! – внушал ей Бер еще в первый день, когда она плавала вдоль берега. – Будешь тонуть, я тебя вытащу».

Казалось, ее близкие и сейчас где-то рядом: могучий невозмутимый Алдан, впервые научивший плавать маленькую Малушу, брат Добрыня, Бер. Мысль о нем помогала ей так же, как если бы он сам плыл рядом.

Подол широкой сорочки расправился и не путался в ногах, Мальфрид уверенно гребла руками и была вполне спокойна.

Однако, целиком находившейся в воде, ей трудно было отвязаться от мысли о глубине, о сумраке далекого дна. Она чувствовала на себе пристальный взгляд этой глубины, и от жути перехватывало дух. Глубина манила, прельщала какой-то совсем иной жизнью, где не нужен воздух, свет и тепло. Мальфрид почти видела, как идет по дну, будто по лугу, среди подводных трав. Что там, внизу? Какие сокровища Волхов накопил за те тысячелетия, что течет среди своих берегов, ни на миг не останавливаясь и в то же время не двигаясь с места? Какие девы, за многие века отданные ему, водят там круги по ребристому песку? Чем одарит ее подводный господин? Каким существом она станет, научившись дышать водой?

«Давай к берегу, – звучал в ее мыслях повелительный голос Бера, отгоняя прельстительную муть. – Я здесь, не бойся».

И казалось, он и правда рядом с ней даже сейчас, и опять одна и та же вода омывает их тела. Бер ждет ее где-то там, впереди, на берегу. Она должна туда вернуться. Ни за что она не позволит воде утянуть себя вглубь, когда берег уже так близко.

Мальфрид ясно видела ивы, бегущих вдоль воды людей. Бера она не видела, но была уверена, что он где-то там, не сводит с нее глаз. Еще немного…

Она начала уставать, но старалась об этом не думать. Не море переплыть… Берег еще ближе… Сил ей хватит… Холод все более окутывал члены, но это же заставляло ее прикладывать усилия, чтобы поскорее выбраться в тепло воздуха.

Иногда она проверяла глубину, опуская одну ногу, но до дна не доставала. Зато замечала, что ее довольно сильно сносит. Причал, луговина, где пестрела толпа, уже остался далеко слева. Бер говорил, что в этом беды нет. Главное – приближаться к твердой земле.

Еще не стемнело, но белая луна уже висела на шелковисто-синем небе прямо перед ней, будто тоже взирала с любопытством на новую невесту Волха. Берег, к которому Мальфрид стремилась, был покрыт старыми ивами, между ними и водой частоколом стояли камыши. Мальфрид упорно плыла; в мыслях ее Колосок и Бер сменяли один другого, ни на миг не давая ей забыть, почему она должна во что бы то ни стало доплыть…

Иногда накатывало чувство беспомощности – она такая маленькая, а воды вокруг так много! Но Мальфрид гнала его прочь. Ни одна девка еще не утонула. Стыдно ей будет оказаться хуже всех.

И вот, когда берег был уже совсем перед глазами, ее опущенная нога наконец коснулась каменистого дна. Восхитительного твердого дна! Она доплыла! Она добралась! Мальфрид уже трясло от холода воды, но внутри рассветным багрянцем разливалось счастье. Как будто она родилась еще раз, заново подарила жизнь самой себе.

Мальфрид встала на ноги – вода покрывала ее по грудь. Течение толкало, стоять было трудно, и она побрела, стараясь сохранять равновесие. Она тяжело дышала, в груди теснило.

Между нею и берегом громоздились камыши, потом ивы – ее унесло далеко от того места, где легко пройти с берега к воде. Вот она вышла из воды по пояс, стараясь не упасть на скользких камнях. Мокрая рубашка с каждым шагом делалась тяжелее и сковывала движения.

По колено в воде, Мальфрид с трудом брела через камыши, стараясь не споткнуться и не рухнуть в тину. Ноги дрожали. Стволы и ветки старых ив стояли впереди стеной, но все же там был твердый берег, суша, и она стремилась к ней, больше не желая доверяться воде ради поисков более удобного места.

Из-за ветвей слышались голоса. Ее искали: кто-то переговаривался, двигался среди зарослей.

– Мальфи! Иди сюда! – донесся знакомый голос. – Я здесь! Мне нельзя заходить в воду, ты должна выбраться сама. Дойди до дерева, а здесь я тебя выволоку.

Оглянувшись на голос, Мальфрид наконец увидела Бера: он стоял на пологом стволе ивы, протиснувшись сквозь сучья.

– Держись за ветку! Возьмись за нее, и будет считаться, что ты выплыла!

Раздвигая руками камыши, Мальфрид сделала еще несколько шагов и уцепилась за опущенные в воду ветки ивы. Ноги скользили по камням, осока путалась в коленях. Река не хотела выпускать ее – точно как в песне, где коса девушки превращается в траву водяную. Мокрая рубашка казалась ледяной шкурой. Зато Мальфрид уже видела перед собой протянутую руку Бера и не отступила бы, пусть бы хоть сам Ящер сейчас поднялся из воды!

Вот наконец ее пальцы коснулись его руки. Бер крепко сжал ее запястье, подтянул к себе и помог встать на тот же ствол. Обхватил одной рукой, другой держась за дерево, чтобы они вместе не свалились в воду обратно. Хотя теперь, когда она уже коснулась ногой суши, это стало неважно.

Вода потоками лилась с ее рубахи и косы – возвращалась в реку, бессильная утянуть за собой ускользнувшую жертву.

– Ты намокнешь! – выдохнула Мальфрид, цепляясь за плечи Бера обеими руками.

– Плевать. Пробирайся.

Бер отступил назад, давая ей пройти, и потянул за собой.

Цепляясь за ветки, она пошла по стволу, опасаясь, как бы мокрые ноги не соскользнули.

Но вот и земля! Влажная, топкая, это все же была твердая земля. Мальфрид спрыгнула со ствола, приминая тонкие ветки. Бер снова обнял ее и замер, обессилев от громадного облегчения. Несколько мгновений, пока их никто не видит, она, ускользнувшая от Волхова, принадлежала только ему.

– Ну я теперь и русалка! – Мальфрид прижалась лбом к его плечу, стараясь отдышаться, потом подняла голову. – Мокрая, холодная и вся в тине…

– Ты и на вкус как русалка. – Бер поцеловал ее в холодные губы, пахнущие речной водой. – Пойдем. Переоденешься, пока не простыла.

Бер выпустил ее из объятий и повел за собой. Для нее заранее привезли из дома сменную рубаху, девушки принесли с причала поневу и все прочее. Спрятавшись за ивами, Мальфрид переменила сорочку, оделась, отжала косу, завернулась в теплый платок и вышла к людям.

Ее встречали ликующими криками; старейшины и большухи целовали ее, будто родную дочь. Повели назад к Волховой могиле – пришла пора колоть бычка, разжигать высокий костер на берегу. С причала, куда вернулась зеленая лодка Дедича, доносился веселый плясовой наигрыш, ему вторили рожки и гудцы. Главный праздник теплой половины года пошел положенным чередом.

В густеющих сумерках все плыли вниз по течению хлеб – дар подводному жениху и венок невесты – замена головы девичьей. Уже позабытые людьми, невозвратно удалялись они из света в Кощное, все дальше и дальше…

* * *

Когда мясо было роздано и молодежь ушла к кострам и в рощу, оставив старейшин за столами, Мальфрид через какое-то время, к удивлению своему, вдруг увидела перед собой Дедича. В обчине ее усадили между Сванхейд и Призоровой большухой, Веленицей, на почетное место во главе женского стола, и она оказалась довольно близко от Дедича, помогавшего Ведогостю раздавать жертвенное мясо. Порой он поглядывал на нее и даже еще раз подмигнул, передавая кусок ей и Сванхейд, будто хваля за то, как Мальфрид справилась со своим делом. Но она не ждала, что он захочет еще о чем-то с ней перемолвиться – все-таки они не одного поля ягоды.

При виде жреца Мальфрид повернулась, выражая готовность слушать.

Непростая судьба приучила ее быть гибкой – когда надо, держаться гордо, как дочь княжеского рода, а когда надо – проявлять покладистость и почтительность, как подобает служанке. Дедич же был из тех, перед кем уместнее склонить голову. Нынче же вечером она сама убедилась, какой чудной властью он наделен!

Она знала почему. Обдумывая свой поход к подводному жениху, она сообразила: ведь Дедич не с дерева слетел, он происходит из старшей ветви бояр Словенска, бывших князей поозёрских. Он прямой потомок Словена, в нем та же кровь, что текла в человеческом теле Волха…

В руке у Дедича была та самая чаша, что послала ему Сванхейд, а в ней, судя по запаху, вареный мед. И вид Дедича с обычным, не обрядовым сосудом в руках, без насова, только в сорочке с расстегнутым воротом, внушил Мальфрид неосознанную мысль: не всегда он жрец, порой и ему случается быть таким же человеком, как все.

Дедич сперва помолчал, окидывая ее пристальным взглядом с головы до ног. Он как будто был удивлен – не то ею, не то самим собой – и не находил слов. Видно, вареный мед и усталость от праздничных обрядов несколько умерили его красноречие. Но в этом взгляде Мальфрид видела не осуждение, а скорее любопытство и потому не тревожилась.

– Я сгубить тебя не хотел, – негромко сказал Дедич наконец, и у Мальфрид внутри прошла дрожь от звука этого голоса, едва не ставшего для нее дорогой в Кощное. – Не всякую так пробирает… Иные девки стоят, чуть ли не пляшут в лодке, как на супредках. А ты едва сама себя не заворожила.

– Сплошала я, батюшка? – смирно спросила Мальфрид, улыбаясь про себя.

– Не так чтобы. – Дедич поднял свободную руку и расправил несколько приувядших гвоздичек в венке у нее на груди, и она затаила дыхание, как будто ожидала прикосновения огня. – Недаром же выбрал тебя Волх-молодец. Видно, есть в тебе дар богов слышать.

– Благо тебе буди, что не дал пропасть, – тихо, но от души произнесла Мальфрид. – Я себя едва не забыла, будто заснула наяву… Ты меня разбудил.

– Да я, что ли, змей лютый, девице дать сгинуть? Волхов коли захочет, так свое возьмет, но вперед надобности лезть ему в пасть не следует.