Айя Субботина - Мальвина (СИ)

Убейте меня.

Официально заявляю, что понятия не имею, как позволю ей выйти из дома в таком виде, потому что меня просто разрывает от собственнических инстинктов. Какого?! Я сам еще толком не видел эту потрясающую задницу, а она собирается вот так пойти в клуб, где на нее будут облизываться всякие укуренные малолетки.

— Не благодари, — говорит Ени, проходя мимо.

— Ты стерва, — обреченно говорю я, получая взамен взгляд: «Я в курсе, вообще-то».

— Между прочим, под всем этим у нее розовые кружева из последней коллекции, — говорит многозначительным шепотом. — Еле всунула!

Звучит так, будто Ени хочет быть представленной к награде «За Отвагу».

— Тебе… гмм… идет, — говорю Маше, сдавленно откашливаясь в кулак. И мысленно прошу высшие силы сделать так, чтобы она побежала наверх и переоделась во что-то мешковатое, бесформенное, желательно совершенно не сексуальное. Нет, все-таки надо провести исследование нашей родословной: где-то там точно есть мусульмане, иначе откуда во мне эта нездоровая тяга завернуть жену в черный пододеяльник?

Но не с моим счастьем. Маша вертится перед зеркалом. Краснеет, но определенно не собирается менять образ Развратной школьницы на образ Монашки.

Слышите это натужный вой? Это скончался милый и терпеливый Влад.

Клуб. Коктейль. Феерический секс на всю ночь. Профит.

Кстати, я уже говорил, что по уши втрескался в свою жену? Считайте, что только что прозрел.

Клуб выбирает Рэм: он у меня на них собаку съел, правда, еще когда был совершенно несчастным непотопляемым бабником, которого болтало от женщины к женщине, как известно что в проруби.

Вся наша компания заваливается в «Черную кошку» уже часов в двенадцать ночи, но в это время, похоже, тут только начинается самое веселье. То есть, народ пока трезвый, ди-джей еще трезвый, официантки до сих пор одеты. Маша пытается прижаться к моему плечу, испуганная океаном тел, в который нас чуть-чуть не засасывает. Тянемся вслед за Рэмом в зону, где хотя бы не так грохочет музыка, а Ени на ходу умудряется еще и пританцовывать. Если вы еще не поняли, что жена брата вообще без комплексов, самое время это сделать, потому что я пятой точкой чую, она решила взять мой брак в свои руки. Вроде и радоваться должен, ведь никто не знает девушку лучше, чем другая девушка, а что-то уж как-то играет вот то самое место. Особенно на фоне того, что на мою Мальвину начинают засматриваться всякие потные полуголые мажоры. Наверное, зря я все-таки не захватил с собой хотя бы большое банное полотенце.

Мы занимаем столик в единственной свободной зоне. Не успеваем рассесться, а официантка вырастет из-под земли, как гриб после дождя. Цепким знающим взглядом оценивает наших с братом спутниц, понимает, что единственное, что она может здесь поймать — чаевые, и интересуется, что мы будем заказывать. Конечно же алкоголь, что за вопросы. Одна беда: Маша у меня, слава богу, не буренка, и просто так тоже не даст себя подпоить.

— Мы будем фреш, — за них обоих расписывается Ени, и единственное, что я хочу сделать в ответ, спросить, помнит ли она вообще, что вызвалась добровольно мне помочь. Или здесь дело принципа и пресловутая женская солидарность?

Возможно, я кажусь полностью озабоченным, но пожалуйста, попробуйте влезть в мою шкуру. Я храню верность, добровольно отказываясь от длинноногих прелестей жизни, потому что жена и семья — это мои личные приоритеты. Я даже руки не распускаю, потому что не хочу на нее давить. Но в моем возрасте естественные потребности, можно сказать, уже переполнили все мыслимые и немыслимые подвалы. Я как никогда близок к тому, чтобы повторить незавидную участь разогретого до красна парового котла без воды. Знаете, что с ним случилось? Примерно то же самое, что бывает со сковородой, которую только что сняли с плиты и сунули под кран с холодной водой. Представили? Умножьте на бесконечность, добавьте красивую жену, которая ерзает своей хорошенькой попкой рядом со мной, то и дело потираясь бедром о мое бедро. Вот это будет полная картина трагедии моей личной жизни.

Девочкам приносят сок, который они, чокаясь, словно у них своя свадьба, опустошают наполовину, и Ени тянет Машу на танцпол.

— Спокойно, — брат останавливает меня за плечо, вынуждая снова сесть на стул, потому что я собираюсь убить как минимум трех мужиков, которые тут же начинают тереться рядом. — Не дави на нее. Что ты прешь, как вездеход.

В общем, девочки развлекаются, я немного остываю — и через минуту понимаю, что это-то и была моя главная ошибка.

Потому что рядом с Машей мелькает какая-то знакомая фигура. Тощий, как сучок, хлыщ со светлыми волосами, прилизанными так, вроде он нарочно на укладку записался перед тем, как отправиться тусить в ночь.

Донский, блядь, младший.

Наклоняется к моей Мальвине и что-то шепчет ей на ухо. Она кивает, отодвигается, но мелкий пидор идет следом. Да, я чертовски зол, поэтому не миндальничаю в выражениях, и в голове уже сделал из папенькиного сынка мясной ряд. Какого, вообще, хрена? Мне в офис отзвонились, что паренек приболел и выйдет только на следующей неделе, чему я был рад, потому что всерьез побаивался желания попробовать на крепость его череп.

Я замечаю, как Ени наблюдает за их общением, потом косит взгляд в мою сторону, а потом с самой невинной улыбкой на лице, как бы делая очередное стремное па в танце, толкает Донского прямо на Машу. Та пытается отодвинуться, но парень только тому и рад: тянет руки, пытаясь сграбастать мое солнышко своими пидорскими наманикюренными ручками, которые я с превеликой радостью к чертям собачьим прямо сейчас ему и вырву. Возможно, даже через жопу, вероятно, вместе с позвоночником. А потом этими руками еще и морду ему набью до состояния, как говорила одна знакомая терапевт, «прекрасной цветущей гематомы».

И знаете, что хуже всего? Я ведь понимаю, что Ени просто играет на моих нервах, не очень стараясь хотя бы создать видимость случайных совпадений. И все равно завожусь. Потому что для Донского все всерьез, и даже в ярких вспышках прожекторов я прекрасно вижу, как он лапает взглядом ножки моей жены.

Отодвигаю стакан с коктейлем, к которому даже не притронулся, потираю плечи и разминаю суставы.

— Ты когда в последний раз кому-то морду бил? — флегматично интересуется брат, явно рассчитывая на грандиозное шоу.

— Давно, — признаюсь я.

Нет, я в прекрасной физической форме и регулярно занимаюсь с тренером, оттачивая некоторые навыки самообороны. На всякий случай, потому что мужчина должен уметь защитить и себя, и свою женщину, и не важно, есть ли у него за спиной толпа вооруженной профессиональной охраны. Да и Донский явно мне не помех: будет с ним, как в сказке про трех поросят.

— Ой, что сейчас будет, — нарочно непонимающе щебечет Ени, протискиваясь к столу, и плюхаясь прямо к Рэму на колени.

— Ты все-таки стерва, — ворчу я, разворачивая шаг в сторону танцевальной арены.

— Только попробуйте детей завести раньше нас! — посмеивается мне в след мелкая зараза.

Дети — это хорошо. Размажу Донского до состояния непрожаренного блина, возьму Машу на плечо — и пойдем делать детей. А про договор скажу, что Изюм съел.

Я помню этого парня. Он был в ресторане, точно. Сын Донского. Весь такой прилизанный, напомаженный, и пахнет словно только что из парфюмерного салона. Причем женского. Даже хочется нос прикрыть и отвернуться, что я и пытаюсь сделать. На самом деле хочется сказать ему, чтобы просто ушел, избавил меня от своего «амбре», но я не знаю, как это потом отразится на Владе. Он вроде пообещал взять этого парня стажером? Может быть у них с Донским своя договоренность?

— Ты красивая, — наклоняется ко мне Донский. Как его зовут? Не помню. — Я бы такую одну не отпустил. Лошок твой муж.

Вам знакомо ощущение, когда в груди все словно сжимается, подбирается, а потом — выстреливает? Причем вы никогда заранее не знаете, куда и чем оно выстрелит, но почти гарантировано произведет «неожиданный и очень болезненный эффект». Вот со мной именно это и происходит.

Влад — мой муж, и конечно же, он бы никогда не отпустил меня одну! И вообще…

Что «вообще» — додумать не судьба, потому что высоченная фигура Влада нависает на Донским, и он запросто кладет всю пятерню мальчишке на голову, прижимая так низко, что тот невольно крепко прогибается в коленях.

— Кто тут у нас? — Донский отчаянно пытается вылезти из-под пятерни, но где там.

Пятерня Влада напоминает распахнутую пасть удава: еще немного и он просто проглотит этого яйцеголового. И вот того, который справа, таращится на мои голые колени, тоже прибьет. И вообще любого, кто на меня не так посмотрит.

Потому что я — мужняя жена, вот так.

— Ты же вроде весь в соплях утонул? — интересуется Влад, сдавливая пальцы на черепе Донского. Тот чуть не скулит от боли, даже не пытаясь сохранить лицо.

«Врежь ему!» — поддакивает моя боевая лисица и достает разноцветные пушистые помпоны, готовая подбадривать мужа спортивной кричалкой.

— Мне лучше стало, — хнычет Донский.

— Точно? — Влад перехватывает его за шиворот, разворачивает лицом к себе — и в этот момент Донский наотмашь, по-женски, бьет его по лицу.

Нет, Влад снова успевает убрать голову, но видимо все же не ожидает от мужика такого женского «приема», поэтому пара ногтей Донского оцарапывает ему уголок губ.

Видели когда-нибудь, как заходит гроза? Не та, где дождик на полчаса и гром за тридевять земель, а настоящая, которая деревья валит, срывает крыши уносит домик Эли из Техаса в черте куда? Вот точно так же затягивает тучами моего Влада. Аж молнии из глаз!